Лавочка стояла в парке под двумя липами. Она не знала, сколько ей лет. Сколько она себя помнила, она всегда была тут.
От людей лавочка слышала, что с неё открывается неплохой вид на западную часть парка, за которой миражами дрожат зеркальные высотки, виден край церковной маковки и даже кусочек железнодорожного моста, своей ажурностью похожий на ломоть голландского сыра. Но иногда кто-то говорил, что с соседней лавочки вид лучше. Это было немного обидно.
Лавочка не любила, когда ей ломают брусья. Никому не приятно, когда из тебя делают калеку. Ещё она не любила, если ей садятся на спинку и ставят ноги на сиденье, потому что это неправильно.
Зимой в парке было тише и скучнее. Люди пробегали мимо, закутанные в шарфы и лохматые шапки. Лавочка дремала под сугробом и на неё садились только птицы, расчерчивая снег телеграфной поступью лап.
Весной солнце набирало силу и сгоняло с лавочки осевший сугроб с птичьими следами. Ветер сдувал прошлогоднюю палую листву и случайный древесный мусор, и лавочка становилась готова к приёму гостей.
Людей она повидала много. Она ещё помнила времена, когда люди разгадывали на ней газетные кроссворды, играли в шахматы, а иногда оставляли под ней бутылки из-под портвейна и теряли медные копеечные монеты.
Постепенно времена сменились. Кроссвордов уже никто не разгадывал и в шахматы не играл, но люди по-прежнему садились на лавочку. Часто в ушах у них были наушники, а в руках – телефоны.
Мусор тоже изменился. Вокруг лавочки почти не стало бумажных кульков и стеклянных бутылок. На смену им пришли яркие целлофановые обёртки и пластиковые стаканы из-под кофе. Лавочка никогда ничего не ела, но ей почему-то интуитивно казалось, что еда в старых обёртках была вкуснее.
Какие люди садились на лавочку? Самые разные. Кое-кого лавочка помнила по голосу и в лицо. На неё усаживались кряхтящие бабушки, бредущие в супермаркет на той стороне парка. Они бросали голубям крупу.
На лавочку садилась молодёжь – сиденье вмещало до пяти-шести человек. Иногда школьники оставляли с обратной стороны лавочки липкие комки жвачки – будто бородавки. Эти комки со временем каменели и их было ничем не отскрести, да никто и не пытался.
Временами на лавочке отдыхал священник церкви – той самой, чей купол горел из-за крон деревьев. Лавочка знала, что его зовут отец Олег и он бывший «афганец». Отец Олег был почти единственным, кто носил с собой книги. После его ухода над лавочкой ещё некоторое время висела добрая аура умиротворения и всепрощения.
В мае в парке праздновали День пограничника, а в августе – День десантника. В эти даты лавочку облепляли громкоголосые парни в беретах, проливали на неё водку, ругались и пели нестройные хриплые песни.
По темноте на лавочку присаживались люди с мутным взглядом. Озираясь по сторонам, они закатывали себе рукав, а потом бросали под сиденье использованный шприц и обрывки ваты. Лавочка молчала, но слышала, как колотятся их изношенные отравой сердца, и впечатление от них оставалось как после мёртвых.
И ещё на лавочку присаживались влюблённые. Эти визиты для неё были сродни отдыху. Влюблённые приносили с собой запах духов, конфет и нежных чувств. Они были разного возраста, но всегда в чём-то одинаковы – своими сбивчивыми разговорами, сумбурными мыслями и жадностью поцелуев.
Некоторые пары появлялись на лавочке только раз или два, и их дальнейшая судьба оставалось для лавочки тайной. Другие пары навещали парк регулярно.
Одна пара навещала её около года. Даже зимой пара останавливалась возле неё и говорила друг другу «встречаемся у нашей лавочки». Лавочка была горда. Это здорово – служить кому-то ориентиром, предметом воспоминаний, местом постоянного свидания!
Лавочка видела, что пара не очень молода – мужчине и женщине было лет под сорок, хотя женщина умела выглядеть моложе на десяток лет. Их ритуал мало чем отличался от других влюблённых. Они разговаривали, смеялись, целовались. Иногда молчали. Пили вино и ломали по кусочкам шоколад. Но иногда сильно ссорились и сидели надутыми, глядя в разные стороны.
Из диалогов мужчины и женщины лавочка знала, что у женщины есть другая, законная семья. Там всё было настолько запутанно и сложно, что лавочка ничего не могла понять. Да что там лавочка! Похоже, даже сама женщина не понимала, что ей делать. Она взрывалась, кляла то своего неизвестного законного мужа, то возлюбленного, а больше всех – себя.
К этим эмоциональным выплескам мужчина относился по-разному. Пытался успокоить подругу. Называл ласковыми именами. Крепко прижимал к себе. Вспыхивал и злобно ругался в ответ. Порой посылал свою женщину к чёрту, бросал цветы и уходил. Но через неделю они снова созванивались, встречались и снова были вместе – в парке у «нашей лавочки».
Тогда лавочка догадывалась, что их общая проблема по умолчанию отложена на потом. После долгих объяснений женщина прятала лицо на груди у мужчины, бормотала что-то вроде «…вот подрастут дети…», или «…вот решится с мамой…», или «…всё равно нам пока негде жить». И они уходили прочь в состоянии хрупкого перемирия.
А потом они вдруг перестали приходить. Их не было ни через месяц, ни через два, ни через полгода. На лавочку садились другие люди, другие влюблённые, а этой пары не было.
Что с ними произошло – лавочка не знала, но в глубине души (если у неё была душа) почему-то надеялась, что они счастливы.
Она умела надеяться на лучшее, хоть и была просто старой лавочкой в парке под двумя липами.
(использованы иллюстрации из открытого доступа)
Мира и добра всем, кто зашёл на канал «Чо сразу я-то?» Если вам понравилось – подпишитесь, буду рад. Здесь для вас – только авторские работы из первых рук. Без баянов и плагиата