День, когда она перестала смеяться над моими шутками стал последним днём моей жизни…
Я улыбаюсь. Прямо с утра.
Я решила, что люди с грустными историями приходят ко мне из-за заплаканных настроений. А если буду улыбаться, то мне повезет больше.
В маленькой подмосковной кофейне, куда я заскочила за ванильным кофе, симпатичный бариста с прикольными татуировками, уползающими с бицепсов под рукава футболки, говорит:
- Хотите угадаю, какие у вас три самых больших удовольствия в жизни?
Киваю. Улыбаюсь. Парень симпатичный. Только склеры желтоватые. Как у хронических алкоголиков. И общий вид какой-то тревожный. Одежда модная, пахнет хорошей туалетной водой. А волосы жирные, грязные.
- Кофе — до и сигареты — после.
Может, конечно, просто гепатитом болел. Всматриваюсь в глаза. А шутка смешная. Я хохочу.
- Вам правда смешно? – очень странным голосом спрашивает он.
- Конечно, - говорю. – Хоть я уже давно и не курю. Но да, кофе, сигареты и то, что между ними – действительно очень приятно.
Смотрит на меня странно.
- День, когда она перестала смеяться над моими шутками стал последним днём моей жизни…
- Кто?
- Как объяснить. Не женаты мы были. Любовница что ли. Гражданская жена. Полтора года прожили….
Просто, она вот так, как вы смеялась всегда. С этого все и началось. В компании. Я пошутил. Никто не засмеялся. А она залилась таким громким хохотом. И ,понимаете, искренне. Как будто ей действительно было интересно все, что я говорю…
А потом раз - и все.
Перестала смеяться.
Она никуда не ушла, не завела любовника, ни в чем не упрекнула.
Она просто перестала смотреть на меня теми глазами, которыми смотрела раньше.
И я почувствовал себя таким серым, таким никчемным и пустым, каким ощущал себя до встречи с ней.
Я так и не понял, что произошло. Почему в какой-то момент она выкрутила меня из своей жизни как перегоревшую лампочку.
Или даже не так. Сначала она выкрутила, а потом я перегорел.
Он молчит.
Я молчу.
- Вы, наверное, стихи пишите? - зачем-то спросила.
Кивнул.
Склеры желтые.
Все-таки, пьет…
Я улыбалась с самого утра. Примерно полтора часа. А сейчас я опять рыдаю.
Обнимаю симпатичного бариста. Глажу его волосы. На пальцах остается неприятная жирная пленка. Это ничего. Это нестрашно. Руки я потом помою. И растекшуюся тушь поправлю у зеркала в туалете.
Не работает моя теория про улыбку, стало быть…