Последний день сдачи экзаменов был менее волнительным, в отличие от предыдущих, тянувшихся вереницей около двух недель. Мирослава чувствовала приятный трепет от закрытой сессии, подготовка к которой истощала её, повергая в редкие приступы истерии. В такие моменты на помощь приходил Антон – он заваривал чай с ромашкой и отбирал на время учебники и конспекты, чтобы она чуть-чуть отдохнула. И смеялся, когда она, не согласная с ним, активно и недовольно жестикулировала руками. Мирослава не знала, как звучит его голос, его смех, но была всецело уверена в том, что это было красиво-красиво, то, что внушало спокойство.
Антону она была невыразимо благодарна за то многое, что он сделал для неё. Шесть лет назад он приютил её подростком, стал попечителем через признание недееспособности матери осуществлять заботу о своей дочери. И спустя столько лет оставался её каменной стеной, за которой она ощущала себя в безопасности.
Он во всем давал ей свободу выбора. Было особенно тяжко, когда Мирослава взрослела – тогда проявлялся ей бунтарский характер: не хотела учиться, срывалась ночью и уходила гулять в компании новых друзей, игнорировала своего попечителя, обвиняя его в том, что он мало уделяет ей внимания. А потом искренне извинялась, понимая, какая сложная у него работа. Антон снисходительно относился к её вспышкам агрессии: он не только как взрослый человек, но и как врач осознавал, какой след оставило равнодушие обоих родителей, незаинтересованных в состоянии Мирославы, на её неокрепшей психике, в особенности матери. Она же, холодная, отчужденная, не проявила никакого желания во время судебного процесса оставить свою дочь у себя, добровольно отдавая её в руки на попечение чужого человека.
Антон терпел её выходки, несмотря на свою занятость выкраивал время для разговоров: ему было важно узнать, с какими проблемами сталкивалась его подопечная, отчего у неё было такое поведение. Постепенно Мирослава сама открывалась, хоть и молчала о многом, например, об унижениях в школе. Антон решил этот вопрос быстро – перевел её в другую коррекционную школу, на этот раз частную, где условия для детей с инвалидностью были комфортными для учебы. Вместе с тем девчонка начала учиться – в погоне за знаниями о собственном теле и организме, её так сильно увлекла биология, что по окончании одиннадцатого класса не было сомнений, на кого она будет поступать.
«Ты уверена, что хочешь пойти в медицинский?» – за неделю до подачи заявлений, у них состоялась беседа – Антону необходимо было удостовериться, что это было её решением, а не попыткой пойти по его стопам в знак благодарности.
Шесть лет, стремительно пролетевших, оставивших воспоминания о непростых периодах для неё и для него – о её подростковом возрасте, первой невзаимной влюбленности, успешном поступлении, трудной учебе, выгорании, первой подработке, о их совместном времяпрепровождении, путешествиях, ссорах и примирениях, – как будто и не было. Сейчас Мирослава оканчивала четвертый курс – впереди еще один год специалитета, затем аспирантура, профессия репродуктолога, которая ей приходилась по душе. Её распирало от бесконечного внутри счастья.
Пиликнуло оповещение, ей пришло сообщение на телефон от Антона:
«Как сдала?)»
Она улыбнулась – последнее время, научившись от нее, Антон постоянно ставил скобочки в конце. Ей казалось это милым: то, как старается быть с ней на одной волне, несмотря на большую разницу в возрасте.
Мирослава отписалась ему, что у нее все хорошо и она едет домой. К счастью, у Антона был выходной, и дома было кому её ждать.
Она больше не была одинока. Отсутствие родителей в её жизни уже не печалило Мирославу – у неё был Антон и она сама. Благодаря ему она стала сама себе опорой.
– Поздравляю со сдачей, – на пороге квартиры её встретил Антон. Мирослава просила его как можно больше общаться с ней: вскоре ей предстояла постоянная работа с людьми, и она не хотела, чтобы её глухота сильно препятствовала этому. К тому же её хорошая успеваемость на медицинском говорила о том, что она может на уровне со слышащими людьми воспринимать информацию, порой не так, как остальные, но это никак не принижало её в глазах остальных. И что ей до других – самым главным для неё оставалось мнение Антона.
Она шагнула к нему ближе и поцеловала его. Их отношений никто бы не понял. Каждый осмелился бы осудить их: она – его подопечная, младше почти на шестнадцать лет, он – её попечитель, который заменял роль родителя, но в действительности никогда им не являлся.
Ни он, ни она не могут сказать в точности, когда это всё началось: когда она, нетрезвая, призналась ему в любви; когда она плакала у него на плече из-за невзаимной влюбленности в одноклассника; когда она попала в больницу из-за падения на льду; или когда сидела у него на кухне после того злополучного вечера, который мог стать для неё последним. И это было не важно, важным была их связь, которую они трепетно охраняли, не позволяя кому-либо разрушить их идиллию.
– Спасибо, – Мирослава мягко улыбнулась, сжатым кулачком касаясь лба, а затем подбородка, как бы повторяя свою благодарность жестом. Антон похвально коснулся губами её лба.
Мирослава точно знала, что ненужных людей не бывает: для кого-то они – целый мир. Но более важное, что она поняла: в первую очередь нужен ты не кому-то, а сам себе – и тогда у тебя всё сложится и получится.
Конец.
Предыдущая часть