«Не хочу видеть никого ни разу никогда. Великий космос, почему одиночество всегда со своими финтифлюшками ходит в гости? Что за гадость такая противная! Нет бы позвонить заранее, мол, приду, жди, ненаглядный! Так ведь нет, ничуть не бывало, подкрадётся незаметно и усядется на подоконнике, качая лакированной штиблетой», – думал Семарг, разглядывая маленького паучка тенетника на обрывке искрящейся паутины.
Быстро перебирая лапками, животное управляло полётом, посылая оригинальный аппарат то в один конец большого зала, то в другой при помощи статического электричества.
«Спортсмен! А чё это я сижу на банкетке. Надобно идти к людям, обнаружить собеседника, и хандра пройдёт. Но где искать? Взять этого академика, вечно занят, работает учёный. А ведь так здорово обсудить за чашкой коньяка царящие в стратосфере нравы. Обещает всё завтра, да на днях. В Замке подхалимы надоели. Видеть не могу их рожи. Обязательно изобретут очередную наглую лесть. Все эти деланные улыбки. Тфу ты, дрянь стратосферная! А чтобы вот так запросто, по-братски вспомнить что-нибудь смешное, духоподъёмное».
Налетавшись, паучок исчез в глубине шестиугольного коридора, освещённого нервными клубками холодной плазмы.
Прошлый визит инспектора напрочь разрушил удовольствие от жизни. Семарг проснулся с мыслью, что уже сегодня может объявиться жена генерала и начнёт искать «замечательного гермика». И где его взять, когда в тот же день отправил команду проституток домой, в соседнюю высотку.
Благодаря редкому случаю Семарг Львович обнаружил действенную метод по управлению людьми, и теперь непременно желал сохранить в тайне философию своей доктрины. Он прекрасно понимал, что всё скрыть не удастся, но рассчитывал на косность мышления чиновников ЦУПа, настолько отличной от общепринятой морали была метода. Тем не менее, всю ночь вздрагивал от каждого звука, доносившегося из разбитого академиком окна.
Передвинутый Германом, адъютантом генерала, шестиногий клавесин оставил у выхода на воздушный пирс из чувства протеста. Этот предмет казался ему чем-то осквернённым, чем-то ненужным. Он даже обследовал инструмент с лупой, чтобы стереть мягкой фланелью следы чужих жирных пальцев. Не помогло. Ноты выбросил в квантовый мусоропровод. Потом, конечно, пожалел. А как не пожалеть, когда от нервов расстался с антикварной вещью. Но выбирая между напоминанием о хамском вторжении в свою единоличную жизнь и сборником пьес русского композитора, посчитал за лучшее затолкать в кухонный распылитель жёлтые листы.
Теперь придётся ставить на пюпитр неприлично-новые ноты из Замка. Рахманинова решил не играть из принципа назло врагам стратосферы. Отныне только Брамс, переделанный для клавесина, будет звучать в его бункере, оттого что переделанный.
«Очень даже что и ничего может получиться», – попробовал себя отговорить от зудящих нервов.
«Ничего хорошего, Чёрный космос! Так посмотри, и клавесин придётся выбросить, и вообще высотку взорвать! – тут же заявил горячим шёпотом воображаемому пространству.
«Нет, нельзя, люди здесь совсем ни при чём!» – спохватился, поправляя «Венгерский танец №5» И. Брамса на пюпитре.
Над чугунным темечком Столыпина взметнулась корона ослепительно-колючей плазмы:
– Семарг Львович, у нас здесь душегубство, – сообщил директор полиции.
– А мне какое дело? Хоть все перестреляйтесь навсегда!
– Если бы, повесился бедолага. Куда его, в морг или в квантовый распылитель? – не обращая внимание на раздражение Хранителя, спросил полицейский.
– Мужчина? Почему всегда мужчины? Не понимаю. Подождите, хочу посмотреть.
В квартире с пространственной дырой на высокогорный каток «Медео» висел безжизненной куклой хоккеист Гоша Архангел. Оливковые бермуды, расстёгнутая гавайка, волосатые ноги, сиротливый вьетнамский шлёпанец на большом пальце с щербатым жёлтым ногтем. Из квадратной дыры тянуло сквозняком с заснеженных вершин Алатау. Ярко-синий плетёный шнур глубоко врезался в шею, отчего покойник неестественно задрал голову к люстре с вентилятором. Казалось, что он не может надышаться. Лопасти нещадно молотили в открытые, помутневшие глаза холодные струи стратосферного воздуха.
– Кто-нибудь выключит это безобразие? Ему теперь всё равно, – Семарг кивнул на хоккеиста, – а мне насморк лечить. Кто следователь?
– Позвольте, – с этими словами, расталкивая судмедэкспертов, из спальни вышел гражданин в помятой, но приличной тройке из шерстяной английской ткани с искрой. На идеально выбритом лице застыла гримаса вселенской усталости. В руках полицейский держал рулетку из хромированной ленты.
– Феоктист Петрович, – представился натренированным, еле слышным голосом, заставляющим окружающих внимательно слушать.
– Сам? – деловито поинтересовался Хранитель, кивнув на жертву.
– Помогли.
Сыщик нажал на пружину, отчего рулетка с шипением втянула сверкнувший ледяной молнией язык.
– О как! Весело у вас здесь. Подозреваемый?
– Вопрос, кто мог такого бугая завалить? Следов борьбы нет. Странная смерть.
– Яд? – задал идиотский вопрос Семарг, почему-то вспомнив паучка тенетника.
– Подождём экспертизу. В любом случае, это должен быть знакомый. Открыл сам, дверь запер на ключ изнутри, – вежливо ответил полицейский, не желая объяснять очевидные вещи.
– Это как так? Здесь вам не поверхность, в окно не сбежишь, до земли двадцать три километра. Убийца что, дух бесплодный?
– То-то и оно, похож до невменяемости. Никаких следов.
– Отчего же тогда убийство?
– Табуретки нет. С чего прыгал-то? Вот посмотрите, – он повернул за ноги повешенного, показывая растянутые позвонки. – Чтобы так сломать шею, надо постараться? Окна закрыты на шпингалеты. Никаких зацепок. Мистика!
Внезапно ожил вентилятор и бестолково захлопал крыльями. Следователь раздражённо щёлкнул выключателем.
– Барахлит, – извинился, будто это от него зависело.
– Действительно, странно. Кто обнаружил?
– Робот-камердинер. У него электрические мозги начали искрить, когда не смог протереть люстру. Трёт, трёт, а там верёвка. Вызвал диагностику, а они уже нас.
– Может, сам? Тупой механизм, сила есть, мозги в лампах?
– Исключено, техники проверили. К тому же Гоша уже болтался, когда включился робот. Во всяком случае, в памяти полный ноль.
– М-да-с… Послушайте, сейчас налетят репортёры. Так вы, батенька, заявите самоубийство. После инспектора из ЦУП, сами понимаете, нам лишнее внимание не к чему. Договорились?
Эта загадочная смерть приключилась совсем не ко времени. Семарг подумал об интриге с целью испортить ему репутацию. А как ещё иначе? Точно так, что испортить! Ведь как хорошо жить по накатанным рельсам. Пусть с нервами, зато привычно. А тут полный абзац, да какой там абзац, перевод в точки, а как иначе? Исчезает возможность пользоваться своим положением. Да что за ерунда! Работал, трудился, и нельзя ближнего нагнуть к земле пониже, отомстить за прошлые унижения, так сказать. И где тогда жить без любви к самому себе? Места-то нет ни разу! Больше всего Семарг боялся бездумного копирования его метода. А тут ещё недород гермафродитов! Инспекторы в неглиже летают. Одни вопросы. Хранитель насупился:
«И ведь не отвертишься. Обязательно снарядят инспекцию, чтобы разузнать поподробнее об моём Замке. Самое неприятное, что и тайны особенной нет, но эти тупые грызохвосты, эти пижамные генералы понимать ничего не хотят. Только начал рассказывать о своём открытии, так зевать придумал. Тоже мне инспектор. А сам с женой не может справиться. Что проще, в пинг-понг научить играть. И всё: скандалы заменили спортивной злостью. Шарик направо, шарик налево. Так нет, ему макраме из нервов подавай, причём из своих собственных. А потом по чужим высоткам летает с адъютантом!» – злился Семарг, вспоминая недавний визит Альберта Ивановича.
Уже взявшись за шершавую ручку своего бункера, вдруг передумал и позвонил к соседу, повернув несколько раз латунный ключ, сделанный под спираль ДНК. Из глубин квартиры раздалась граммофонная запись «Колыбельной» Мусоргского, в исполнении Шаляпина:
«Рано, ровнёхонько в дверь осторожно Смерть сердобольная – Стук! Вздрогнула мать, оглянулась тревожно!»
«Любят здесь гостей и привечают», – отметил про себя Семарг, переступая высокий порог с бронированной дверью на магнитных шарнирах. Рядом с громким шипением выбросил водяной конденсат пневматический цилиндр.
– Если вы насчёт разбитого окна, так это не к нам. Своего ненаглядного Альберта дёргайте, а нас нечего от работы отрывать, – эхом раздалось под высокими сводами лаборатории-квартиры предупреждение.
– Это что, отказываетесь ремонтировать? – решил не спускать Семарг.
Непонятно образом женский голос звучал со всех сторон. Хранитель огляделся, но никого не обнаружил. Наверное, в переговорную трубу брыкается, догадался. Стены закрывали стеллажи с книгами и чучела хищных рукокрылых. Ну там птерозавры всякие и эти, с чешуёй вместо перьев, стервятники, в общем, привезённые академиком из экспедиций в юрский период. У окна расположился огромный латунный глобус, инкрустированный по меридианам алмазной пылью. Наверху висело табло из газоразрядных ламп, в которых зловеще мерцали изумрудно-зелёные цифры. Середину занимала круглая сцена на одного человека с барным стулом. Сиденье обтянуто особо прочной кожей марсианского грызохвоста, на полу мрачно поблёскивали средневековые кандалы.
«Для музы устроил наверняка, чтобы развлекала. Старый извращенец. У этих вивисекторов обычное дело – садистские удовольствия», – подумал Хранитель, детально изучая похожее на насест приспособление.
– Если у вас другой вопрос, то я выйду?
– Дорогая Персефона, рядом с вами все вопросы теряют голову от чувств.
– Не поняла. Так мне выходить?
– Конечно, можете не сомневаться. Я вам окно разобью, и в расчёте. Вы только покажите какое.
– Уважаемый товарищ Семарг, это что же такое получается. Вы мне совсем покоя не даёте. Если влюбились, так и скажите: «Готов жениться сразу и навечно». Мне ваши претензии совсем надоели. Всё-то вам не так. Я, между прочим, не для себя старалась, когда летала в соседний бордель.
Прямо из стены шагнула в гостиную муза академика. Удивлённый Семарг осторожно провёл рукой в надежде обнаружить дверь, но напрасно, под ладонью шероховатая поверхность французского гобелена с голограммой извергающихся вулканов юрского периода. Спрашивать не стал, чтобы не отвлекать Персефону от главного вопроса.
– Помилуйте, я, можно сказать, соскучился.
– Вы же знаете, какой академик педант. Ждите своего дня.
– Ага, вот возьму и пересмотрю наш договор. Это, в конце концов, несправедливо! Ему всё, а мне только один день в неделю!
– Фуй, – произнесла Персефона, небрежно махнув на Семарга рукой.
– А-а, я всё понял! Ещё одну квартиру хотите заполучить!
– Бункер, что ли? Скажите тоже. У вас дело или жаловаться пришли?
– Подождите, а где ваши крылья?
Действительно, чего-то не хватало. Семарг не сразу заметил. Экзотическая во всех отношениях женщина превратилась из демонической личности в совсем обычную музу. Как говорится, без перчинки. Вьетнамские сандалии и просторный бурнус цвета индиго, подпоясанный неуместным здесь лакированным поясом от брюк. Чёрные крылья, торчащие из лопаток, исчезли. Семарг даже обошёл вокруг, чтобы удостовериться.
– Академик отпилил, сказал, что нечего мне по заграничным борделям шастать. Он не может рисковать своими репликациями из-за моих полётов.
– Вот негодяй! А мне нравилось. И как себя чувствуете? – поинтересовался Семарг, скосив брови домиком.
– Издеваетесь? Единственную в своём роде женщину лишили крыльев. «Как я себя чувствую после этого», – передразнила. – Конечно, хандрю. А тут ещё вы со своим окном. Как будто других дел нет! Вот бейте.
Она с лёгкостью взяла с полки каменный топор неандертальца из куска обсидиана с дубовой ручкой, более похожий на молот скандинавского бога Тора.
– И покончим с этим! – вскрикнула, театрально прикрыв глаза от возможных осколков.
Сразу вспомнилась «Анна Каренина» Толстого и почему-то «Русалочка» Ганс Христиан Андерсена. У Семарга невольно перехватило горло от сентиментальных чувств, но брать не стал из опасения уронить на пол грозное оружие. Викингом он себя никогда не считал, а уж неандертальцем и подавно. Деликатно отстранив предмет, выразил сочувствие:
– Как же вы теперь без крыльев, несравненная Персефона. Это, можно сказать, что и не в образе!
– Плещеев работает во имя светлого будущего человечества. А у вас одни глупости в голове. Приятные, но всё же глупости.
Отважная испытательница с вызовом подняла подбородок.
– Ничего не понимаю! Да вы мазохистка! Как можно покорно терпеть выходки старого маразматика из-за квартиры. Глядишь, он из вас невесть что сотворит и жилплощадь не понадобится?
За спиной раздалось деликатное покашливание. Высокий худой академик с научным прищуром смотрел поверх очков на Хранителя. Из накрахмаленного воротничка лабораторного халата торчала курчатовская бородка с широкой прядью, покрашенной ярким индиго в тон бурнусу Персефоны.
– Не помешал? Вам не кажется бестактным лезть с критикой в чужой эксперимент?
– Так, Фрол Демидович, теперь вы от меня не отвертитесь! Придётся найти время для своего соседа, – немедленно нашёлся Семарг.
– Это почему это? – нахохлился академик.
– У нас убийство. И весьма необычное, должен заметить. Таинственный злодей испарился с места преступления неведомым способом. Просто мистика какая-то! Вот послушайте:
Оглядевшись и не найдя ничего подходящего для доклада, Хранитель забрался на барный стул.
– Во-первых, ночью известный хоккеист повесился. И чего бы ему вешаться, когда в голове одни только шайбы? Во-вторых, дверь закрыта изнутри. В-третьих, нет табуретки. А ведь это непорядок! Как можно сломать себе шею без табуретки? Из чего следует, что преступник попался с изуверским мозгом и хорошей физкультурой.
– Это, почему это изуверским?
– Но ведь как-то он сломал позвоночник? Верёвка чуть не порвалась от веса. И заметьте, пациент не сопротивлялся. Явный садист!
Для большего эффекта Семарг пнул носком антикварные кандалы. Раздался металлический звон.
– Может яд? – задал идиотский вопрос академик.
– Чисто. Спортсмен, что тут скажешь. В мочевом пузыре ничего не обнаружили.
– Так-с, так-с, так-с... И каким образом это связано с моей работой?
– Вот я и говорю: зачем отпилили крылья у Персефоны. Она мне с ними больше нравилась. Как махнёт – и ветерок по комнате. О-очень удобно.
– Вы так считаете? Не знал. Но чистая наука требует жертв. Так что, извините. У вас всё? Я слегка занят.
– Есть мнение, что преступник улетел в окно, – негромко бросил Семарг, подражая манере слудователя.
– Сами же говорите, что всё заперто изнутри?
– Вас не проймёшь. Я сразу подумал, что Персефона здесь ни при чём. Глупая идея.
– Отчего же, очень даже что и разумная, – возразил академик, не любивший скоропалительных выводов.
Семарг довольно улыбнулся. Идея привлечь учёного к разгадке таинственной смерти возникла у него сразу при виде парящего на фоне Алатау трупа.
«Если в мгновенные сроки не найти убийцу, то этот проклятый Альберт Иванович с меня живого не слезет, пока не выяснит, почему бордель работает подпольно вместо плакатов на все стены. А Фрол Демидович уже задействован! К его мнению генерал точно прислушается. Ну не Камелию же тащить. Так ей и жилплощадь придётся искать. И прощай счастье, надевай трусы в горошек и футболку с дыркой? Где один гермафродит завёлся, там жди галчатник с перьями[i]», – мысленно обосновал свой проект Семарг.
– Вполне могла очаровать. Дверь открывать нет нужды, в окно пустил. Персефона женщина горячая, могла и задушить в порыве страсти.
– Так, так, так, – подбодрил дедукцию учёного Семарг.
– Но есть препятствие: операцию вчера вечером сделал. Без крыльев, сами понимаете, не полетаешь. А преступление ночью произошло, как я понял из ваших слов, – отвертелся академик.
– Плазменный самокат не подойдёт?
– Это невозможно. Система охраны не подпустит к окнам. Только живой организм способен. Птицы, например.
– Очень вовремя ликвидировали крылья. Подозрительная штука. Как будто знали что-то. Или я ошибаюсь?
– Мог и знать. Но, сами подумайте, зачем мне хоккеист. У них же одни шайбы в голове? Нонсенс какой-то. Зачем мне, академику, убивать спортсмена? К нему даже ревновать неприлично. Так, массажёр с клюшкой[ii].
– Здесь вынужден согласиться. Действительно, мотива нет. Персефона, а вы, что не возмущаетесь?
– Жду, когда насладитесь. Такой замечательный повод поиграть в Мегре. Я вот что думаю, надо вычеркнуть вас из графика. У профессора важная репликация. У меня нет времени отвлекаться на чужие прихоти.
– Снова-здорово, сплошное негодяйство, месть Монтесумы. И чего я такого сказал, что такой афронт?
– Я подумала над вашим предложением и готова согласиться на керамический бункер.
– Что-о-о! Да где вы сыскали такой рояль?
– Где надо, там и сыскала. Однако встречи требуется прекратить.
1) Перья – неприличные болезни у жителей стратосферы: насморк, хандра, метеоризм.
2) Клюшка – квадратная палка из фанеры с лопаткой на конце, используется для игры в хоккей.
––––––––––––––––––––––––––––––––
Глава 2 Звонки, звонки
#детектив #криминал #фантастика #стимпанк