В ожидании результатов ЕГЭ этого года вспомнил историю трехлетней давности. Тогда я обучал русскому языку 46 девятиклассников новой для меня школы с новым отношением к образованию. Все эти девятиклассники сдавали ОГЭ. Если бы не мой собственный интерес, я бы никогда не узнал, какого именно числа они это делают.
Мои ученики просто не говорили мне о нем, не писали в мессенджер накануне, не требовали консультации в ночь перед.
Они не сообщали мне постфактум, как что прошло. Некоторых встречавшихся мне в школе девятиклассников я спрашивал сам: "Ну как?" Они отвечали коротко и ровно: "Ну норм... кажется, справился хорошо... было несложно..." Некоторых не спрашивал – они и не говорили об ОГЭ вообще.
Они не сообщали мне свои отметки, когда были открыты результаты. Хотя там кое-кому было чем погордиться и чем ткнуть мне в нос. Тишина. Молчание ягнят.
Волк не привык к такому. Волк еще не знает, что с этим делать. Где волнение, ликование, благодарности, все вот эти "спасибо" и "благодаря вам"? Где письма родителей: "Я-то думала, Ваня троечник, а он вон как. Что бы он без вас!"
Ничего этого нету в системе, где учеба – дело ребенка. Себе и для себя. Учитель – одна из ресурсных опций. Не в том смысле, что его используют и забывают, а в том, что его необходимость и степень участия дозируется и определяется тем, кто вовлечен в процесс своего собственного образования. Не в том смысле, что учитель не человек, а функция, а в том, что учитель тоже человек, а не бог, чего на него молиться? Как и родитель, кстати. Процесс сепарации подросток должен пережить не только в отношении родителя, но и в отношении учителя. Если он хочет понять свои собственные очертания.
Самостоятельность ведь проявляется и в том, что тебя не дергают (по пустякам уж точно). Их ОГЭ – это не мой ОГЭ. Они сами к нему шли, сами сдали, сами расписались-получили. И пошли дальше.
Князь Андрей когда-то очень хотел совершить подвиг, чтоб красиво, со знаменем, на виду у всех и под стрекот кинохроники. А когда столкнулся с капитаном Тушиным, понял, что настоящий герой – это которого никто не узнал. И еще понял, что сам к такому подвигу – не готов. И исшед вон, не плакася горько токмо по причине неспособности плакать в тот момент своего жизненного развития, но испытал некое новое ощущение.
Новое ощущение испытываю нонеча и я. В нем сплелось "Малыш, а как же я? Я же лучше собаки" и "Невидима и свободна!" Первое отдельными мазками, второе – густым благодарным фоном.