Дед Матвей проснулся рано утром от громкого пения соседских петухов. Они с упоением драли свои глотки, стараясь, перекричать друг друга. Свежий утренний ветерок небрежно теребил потускневшие ситцевые шторки, в раскрытых окнах. На стене мирно тикали старинные ходики.
- Крепкие,- подумал дед. - Столько лет идут и сносу им нет. Не то, что я. Уже и ноги не те, и память подводить стала. Эх, годы мои, куда же вы бежите окаянные. Вот бы остановить их как-нибудь. - И он вдохновенно стал предаваться размышлениям о смысле жизни, вспоминать свою бурную молодость и бранить рано подкравшуюся старость. Так незаметно пролетело время, а он все еще сетовал на безвременно ушедшие силы и невозможность вернуть обратно свои годы.
Тут послышался голос соседки Евдокии и шарканье ее больных ног. Она покрутилась возле калитки, несколько раз крикнула деда Матвея, и, не дождавшись ответа, вошла во двор. Вытерла тапки о тряпицу на крыльце, постучалась и прошла в дом.
- Матвеюшка! Матвеюшка! Что же это ты еще и не вставал сегодня?
Дед лежал в кровати на спине, сложив на груди руки. Его худенькая бородка торчала вверх. Он прикрыл глаза, вставать ему не хотелось и тем более разговаривать с надоедливой соседкой. Умиротворенное его лицо и сероватый оттенок кожи, сделали свое дело. Евдокия увидела спящего деда и оторопела. Она окликнула его еще раз тихонечко, потом, потормошив за руку, произнесла:
-Кажись, помер сердешный.
Руки у него были холодными, худое тело всегда мерзло, из- за этого он даже в теплые дни одевал свой, потрепанный временем, жилет на подкладе.
Дед хотел усмехнуться, но сдержался и решил посмотреть, что- же будет дальше. Старуха перекрестилась, и, развернувшись, побежала на улицу. Через полчаса дом заполнился бабульками, они плакали, причитая:
- Отмаялся бедненький, как же мы теперь без тебя, кто помогать то нам будет. Хоть и мал был телом, а живой, шустрый, сильный. Все ведь делал то. Ой! И дров наколет, и сено нам накосит, а щас, ой! Хоть руками козе траву рви.- И смахивали слезы платочками, крестились и читали молитвы.
- Батюшку бы позвать, - проголосила Семениха.
- Я Семку то, внука, уж послала за ним, - ответила ей баба Катя.
- Вот и хорошо, а теперь обмыть бы его не мешало, да в одежу чистую одеть. Где же его бельишко то положено,- командовала Семениха.
- Да, кажись там, в шкапчике должно лежать, - Катерина открыла шкаф, там висели на вешалке несколько рубах, куртка и старенький костюм. Она помнила его. Двадцать лет назад он приходил к ней свататься в нем. Она как раз, год назад похоронила своего мужа.
- Ты что, народ насмешить хочешь, и года не прошло, а ты уж петухом ходишь. Нет Матвей. Сколько мне осталось? Я уж Петеньку помнить буду.- Не знала тогда Катерина, что путь к ее Петеньке будет слишком долгим и одиноким. Матвей, как мог, скрашивал ее жизнь, помогая по хозяйству, но так и остался бобылем.
Катерина погладила костюм рукой и увидела в кармане пиджака знакомый платочек. Она быстро потянула за край и, вытащив его, спрятала к себе в карман.
На нижней полке лежал большой сверток, аккуратно замотанный в бумагу и перевязанный шпагатом. Она достала его и развернула. Взору ее предстали новый костюм черного цвета, беленькая рубашка, носки и исподнее белье. Там же, в шкафчике, она взяла коробку с неодеванными ботинками.
- Вот же приготовился, мил человек. Эх! Хороший все же мужик был. Зря я ему отказала. Вдвоем- то веселее житье было бы. А теперь уж, чего горевать?- подумала она.
Пелагея монотонно читала молитвы по книге, поставив перед собой на столик церковную свечу. Дед, затянутый молчанием в это действо, устал лежать в одном положении, все тело его занемело, он хотел пошевелиться и повернуться, но терпел, и не заметил, как от этой монотонности уснул. Кукушка в часах куковала десять раз, но он уже не слышал, а смотрел сон. Старухи готовили поминальный обед.
Пришел и Пантелей - старый друг деда Матвея. Когда то они вместе служили в армии, а потом работали в одной бригаде. Даже девушку любили одну, Катерину. Долго спорили между собой, кому же она достанется, но потом решили не портить своей дружбы ссорами и драками, а прямо спросить ее: кто ей больше нравиться? И были удивлены, когда узнали, что она любит совсем другого парня. Сначала обиделись, а после смеялись, что чуть не поссорились. Вскоре встретили своих новых пассий и даже свадьбу сыграли в один день. Весело проходило торжество: вся деревня веселилась, молодые ребята на запряженных лошадях, украшенных разноцветными лентами, катали разряженных гостей.
Уставшие гармонисты, сменяли друг друга, музыка не смолкала день и ночь. Молодые девчата бойко танцевали, показывая свою прыть и красоту. Парни не уступали им в танцах. Пыль стояла столбом от их быстрых притопов. На все село разносились задушевные песни.
Растроганный Пантелей, стуча палкой по полу, подошел к другу. Наклонился над ним и уронил горькую слезу, которая попала деду прямо в ноздрю. От такой неожиданности дед чихнул и зашевелился.
-Ах ты старый пень,- закричал Пантелей, сотрясая своей палкой над головой друга. – Мы тут его провожаем, а он спит. Едри твою за ногу. Живой подлец.
- А, что тут происходит? - в ответ ему спросил Матвей. – Ты, что, Пантелеюшка, с утра прибежал, случилось чавой?- и, поглаживая свою бороденку, чихнул еще раз. Бабы стояли в оцепенении. Евдокия, несла тазик с водой, чтобы обмывать деда, но, от неожиданности и испуга, выронила его из рук, он упал, вода разлилась по полу.
Пелагея, читая молитву, в очередной раз хотела осенить себя крестом, но так и застыла с пальцами у лба.
- Мать моя, пресвятая богородица, - нарушила она гнетущую тишину,- прости нас грешных, бес попутал. Ты, что старый, я же тебе уж заупокойные молитвы читать начала. Прости меня господи. – Опомнившись, произнесла,- Слава тебе господи за чудесное возвращение, – и она осенила, наконец, и себя и всех крестом. Задула свечи и закрыла книгу.
Матвей встал, разминая затекшие косточки.
- Неча расстраиваться, иль кто не хочет меня видеть живым?- Смешливо произнес он.- Есть хочу, не могу. Проголодалсиии, страсть как. Давайте праздновать чудесное возвращение с того света,- сказал он.
-Ооо! А тебя там что, не кормииилиии?- съязвил Пантелей, наклоняясь к его лицу.- Я то думал, там, в райских садах, пирогами встречают друга моего, возрадовался, а он: на тебе, вернулся, туточки не доел?
- Так ведь с тобой то есть, веселее,- смеялся Матвей, потирая жиденькую бороденку.
- Катерина, давай на стол собирай, день рождения у меня сегодня, праздновать будем. – Шамкая беззубым ртом, командовал вернувшийся.- Бабы! Мечите все на стол.
Скоренько собрали на стол съестное. Заносили недостающие стулья и табуретки. В самый разгар веселья в дом вошел Семен, внук бабы Кати и отец Федор.
- Доброго здоровья, миряне!- проголосил он нараспев. Перекрестился в угол на иконы и, осмотрев стол, сказал: - Где почивший?
- Вот он я!- ответил Матвей.
-Грешно смеяться над святым!
- Ошибка вышла, отец Федор, недоразумение, спал я крепко, а все ить подумали, что скопытился Матвей.
- ну, добре, здрав буди, - окрестив его, отец Федор присоединился к празднующим.
- Прости меня, Матвей Никодимыч,- повторяла Евдокия, - я ведь сама чуть от страха не померла, когда его руку то трогала. Чисто покойник, и лицо, такое смиренное, словно агнец божий. – Она показывала всем его лицо, чинно сложив руки на груди, словно актриса. Все смеялись.
Вечер постепенно накрывал село сумерками. Уставшие старики стали расходиться по своим дворам. Козы уже блеяли в сарайчиках, призывая своих хозяек на вечернюю дойку. Катерина тоже поспешила домой.
- Кать, а платок то верни. Дорог он мне. Я хоть на него вечерами любуюсь.
-Так ты, что старый мошенник! Видел все?
- конечно, ты так страдала по мне. Может, повторим?
- Я тебе повторю, оглоед, всех перепугал, гроб, вон, Семка, из райцентра привез.- она ударила его, не злобливо, полотенцем по плечу,- разве можно так смеяться над людьми? Плохая шутка.
- Да ведь я не со зла. И уснул, вот незадача. А знаешь, ты мне снилась. Скажи: почему тогда отказалась замуж за меня пойти, али за Пантелея?
- Дружбу вашу ломать не хотела, поссорились бы из-за меня и всю жизнь во врагах ходили. А так: друзья- товарищи, не разлей вода, получились.
- А я ведь любил тебя всегда. Радовался твоему счастью, не смел и близко подойти к тебе. Берег мир в твоей семье. Однажды Митяй, помнишь Митяя Скворцова то? Хотел к тебе подкатить. Так Пантелей прознал его затею и такую любовь ему устроил, что он и дорогу к тебе забыл. А потом укатил в город, чтобы мы его шутками не извели.
- А я то думаю, что он от меня, как от прокаженной бегал. Даже бумаги от председателя через Семеновну передавал. Ах вы, плуты окаянные. Везде свой нос совали.
- Так ты что, с ним встречаться хотела? –повысил дед голос и ударил кулаком по столу,- Ась?
- Полно тебе, старость на носу, а он туда же, ревнивец.
Они вместе сходили подоить Зорьку и вернулись в дом деда, Катерина осталась с ним до конца. Через неделю понадобился, стоящий во дворе гроб. Дед Матвей лежал на белоснежной простыне, в новом костюме. На лице его сияла улыбка. А жиденькая бороденка, как всегда, смотрела вверх.
Катерина сидела рядом и глаза ее светились счастьем. Она незаметно положила ему под подушку свой платочек, который он бережно хранил всю жизнь в своем доме.
- Жди меня, бог даст, скоро свидимся…
А своему внуку Семену она наказала: положите меня рядом с Матвеем, как помру. Хочу быть рядом с ним.