"В ответ на вопрос, откуда я родом, я могла бы ответить: из бедности, из коммуналки, из войны" - писала в своей книге "Встречи под звездой надежды" Элина Быстрицкая. Надо ли уточнять, говоря о Быстрицкой - "выдающаяся актриса, сыграла роли..."? Пожалуй, нет. Она - один из символов нашего кино.
Откуда брались эти образы, это глубокое проживание? Из опыта. И опыта порой страшного. Но, читая воспоминания Элины Аврамовны, видишь, что мало, когда над головой сияет путеводная звезда таланта - за ней ещё надо идти, убежденно, настойчиво...
...Когда отцу Элины предложили переехать в маленький Нежин, где гарнизону требовался врач - он легко согласился. Там обещали отдельную квартиру. Жить на прежнем месте в киевской коммуналке, в чудовищной тесноте было невозможно.
Война началась внезапно — бомбежками близкого Киева, спешной погрузкой частей местного военного гарнизона в эшелоны, воздушными тревогами, длинными очередями на призывных пунктах.
Я тоже хотела защищать Родину. И через неделю после начала войны, в конце июня, пошла в госпиталь, в котором служил мой отец. Его хорошо знали и уважали. Конечно, я могла бы попросить папу определить меня на службу, но решила действовать самостоятельно — уже в то время полагалась на собственные силы.
В этом вся тринадцатилетняя (!) Элина - независимая, прямая, определяющая свой долг, и будь что будет.
Само собой, часовые не пропустили мелкую девчонку в госпиталь. Тогда она, не долго думая, зашла за угол и перелезла через забор. Отыскала на территории комиссара и заявила, что хочет помогать фронту.
Он внимательно посмотрел на меня — тоненькую, худенькую, и спросил:
— Что ты умеешь делать?
Я очень важно, с достоинством ответила:
— Для фронта я умею делать все.
Комиссар вполне серьезно решил:
— Хорошо, будешь работать в нашем госпитале. Разносить раненым почту, писать им письма под диктовку, читать газеты…
Он был мудрым человеком, комиссар по фамилии Котляр, чьё имя стёрлось у юной Элины из памяти. Искалеченные, обожженные войной люди видели перед собой юную девочку, так напоминавшую им дом, дочек, сестёр. В палате вместе с ней появлялся свет мирной жизни. Чтобы не напугать девочку, бойцы старались улыбаться, держаться. Просили присесть рядом, написать письмо домой, выполнить мелкие поручения.
Но фронт так быстро докатился до Нежина... Лаборатория, которой руководил Аврам Быстрицкий, эвакуировалась на крытой машине мимо полей, на которых сжигали хлеб - чтобы не достался врагу. Брезент грузовика приходилось поливать водой, чтобы проскочить пылающие участки. Это был ужас. Но машина прошла.
Госпиталь чудом проскочил то, что позже назовут "харьковской мясорубкой", где наши, попав в окружение, стояли насмерть.
Поезд, следовавший на Сталинград, бомбили. Тогда ещё верили в Женевскую конвенцию и рисовали на крышах вагонов красные кресты. Не помогало...
Отец ушел добровольцем в Сталинград. Элина с матерью остались при госпитале. Вместе с его частью сначала оказались в Актюбинске, где каждый день приходилось уходить в степь в поисках сухой полыни и кизяка, а потом на этом жалком топливе пытаться пожарить лепёшки.
Когда госпиталь перебросили в прифронтовую зону, мать и дочь Быстрицкие оказались в Донецке.
В городе было очень много незахороненных трупов. Шурфы шахт были заполнены сброшенными в них людьми. Донецк весь пропитался гнилью, тошнотворным запахом смерти. В развалинах еще прятались немцы, их отлавливали, отправляли на сборные пункты.
Запах смерти и тлена я помню, а время года — нет. Господи, почему я этого не помню? Может быть, потому, что краски природы не воспринимались, их просто не было, все вокруг черным-черно.
Элина заболела. Была без сознания. Трудно приходила в себя. А вокруг разворачивался госпиталь на 5 000 коек.
Всю работу по устройству операционных, палат, лабораторий, аптечных пунктов делал личный состав. Никто не считался ни с должностями, ни с возрастом, ни со званиями. Ведь от того, как быстро удавалось развернуть госпиталь, зависела жизнь очень многих людей.
А людей катастрофически не хватало. И однажды к выздоравливающей Элине подошла старшая медсестра: "Встать можешь? Не хватает лаборанток".
И Элина встала - четырнадцатилетняя девочка, успевшая пройти двухмесячные курсы медсестёр.
На приёмку раненых выходила вместе со всеми. Как удавалось поднимать носилки с ранеными бойцами? "Лаборантка с косичками" научилась брать кровь осторожно, отвлекая внимание пациентов, не причиняя лишней боли. Потом научилась микроскопировать, освоила все анализы. Ей перестали делать скидку на возраст.
Потом, гораздо позже, Элина Аврамовна получит знак "сын полка" - звания "дочери полка" никогда не существовало, хотя по факту были и девочки, оказавшиеся в солдатских частях на дорогах войны.
Из Донецка госпиталь перебросили на Северский Донец, где Элина впервые увидит казаков, затем - в Одессу.
В 1944 году война откатывалась на Запад - к границам. Таким юным, как Эла, не было необходимости служить.
Все мое имущество вместилось в вещмешок. Я ушла в мирную жизнь повидавшей войну и кровь, мне еще долго слышались разрывы снарядов. Но Бог оберегал меня: я не приучилась курить и пить, не утратила доверия к людям. Грязь ко мне не пристала.
Они с матерью вернулись в Киев, но на месте дома нашли груду мусора. Пришлось ехать обратно в Нежин. Но что делать в Нежине? Идти в школу? Но учебный год начался давно.
Элина Быстрицкая отправилась в трёхгодичную фельдшерско-акушерскую школу. У вернувшихся с фронта давало льготу - и девушку приняли на второй семестр 1 курса. За два с половиной года курсы были пройдены с отличием:
Училась я легко — все это я уже «прошла» в госпитале.
По документам Элине Быстрицкой определили полтора года службы в действующей армии - такой срок был не у каждого фронтовика.
Родители были уверены, что дочь пойдет по стопам отца. Ну или пойдет в единственный Нежинский вуз - педагогический. А дочь сказала, что хочет в театральный.
В нашей семье последнее слово принадлежало папе, и я отважилась на серьезный разговор с ним. Он приехал к нам в отпуск, первый раз после войны, из Дрездена, где тогда служил. Я выбрала удобный момент, чтобы заявить:
— Буду готовиться к поступлению в театральный институт.
Наверное, что-то в моем тоне было такое, что отец понял: это серьезно. И он, казалось, сдался:
— Хорошо, я сам посмотрю, что это за институт такой.
Элина шла с отцом по коридору института, и мечтала, что вот сейчас отец скажет директору какие-то необыкновенные слова и её примут учиться...
— Объясните, пожалуйста, моей глупой дочери, что ей не следует поступать в ваш институт, — произнес отец.
У Семена Михайловича вытянулось лицо. Впервые к нему обращались с просьбой не принять дочь в институт, а наоборот, отказать ей. А мои чувства вообще невозможно описать. Хрустальная мечта на глазах разлетелась вдребезги. У меня слезы брызнули градом. Я пулей вылетела из директорского кабинета…
Семья уехала в Дрезден - и как было трудно не смотреть на немцев, как на врагов! Урок всепрощения дала дочери мать - её родных расстреляли гитлеровцы, но когда к ним приходил за подаянием пожилой немец, она всегда ему что-нибудь давала, и он уносил это домой в своём заштопанном портфельчике - просить строго запрещалось...
Отец из Дрездена поехал в Вильнюс - его перевели, а Элина с матерью и сестрой оказались снова в Нежине. На Украине был голод... И надо было сберечь сестру - мать вскоре уехала за мужем в Вильнюс. А ещё ничто не могло заставить Элину отказаться от мечты. Поступив, чтобы не терять время, в Нежинский педагогический институт, она идет в местную музыкальную школу, где есть балетный класс, и усердно занимается вместе с маленькими. Конечно, таких взрослых не брали учиться балету - но такова, видно, была сила убеждения и веры в правильность своего пути.
Мне никто не подсказывал таких шагов, у меня не было тогда старших, опытных друзей. Просто я понимала, что навыки балета, пластичность походки, привлекательность движений необходимы актрисе, если она хочет добиться успеха.
Конечно, мое самолюбие страдало, когда рядом со мной маленькие девочки легко проделывали то, что давалось мне с большим трудом.
В педагогическом Быстрицкая ведёт танцевальный кружок, и занимается так усердно, что за полтора года проходит пятилетний курс балетной школы. Встав "на пальцы", она решает, что больше ей и не нужно.
Умения танцевать пригодилось - взяли на роль одалиски в спектакль "Маруся Богуславка" Нежинского музыкально-драматического театра...
Но этого было мало! А время шло... За то, что кружок Быстрицкой занял первое место в конкурсе самодеятельности, её премировали путевкой на двенадцать дней в дом отдыха профсоюза работников искусств. Там отдыхали и начинающие, и уже известные актеры, даже целые ансамбли. И, конечно, устроили вечер самодеятельности — пели, танцевали, играли.
И - вот подарок судьбы! - талантливую девушку заметили:
Не помню уже, что я делала на сцене, но, наверное, выступила с успехом, потому что ко мне подошла актриса Киевского театра имени Ивана Франко и спросила:
— Деточка, вы где учитесь?
Я ответила, что в Нежинском педагогическом институте. И она вдруг сказала:
— Жаль. Вам надо в театральный.
Родители были против. Зачем? Не хочешь быть врачом - но ведь ты же учишься в педагогическом?
Мать заперла в шкафу все вещи. Элина сняла с верёвки постиранное платье, собрала небольшой чемоданчик и уехала поступать в Киев.
На киноотделение абитуриентку не приняли. Попросилась на театральное. Их было два - русское и украинское. Быстрицкую определили на украинское - она свободно и правильно говорила на обоих языках...
В популярной песне поется: «Мне часто снятся те ребята…» Мне всю жизнь будут сниться мои раненые, мои передвижные, на колесах, госпитали, окровавленные бинты, кровь на белых халатах. И поступление в театральный институт стало как бы рубежом: прошлое уходило, начиналось будущее. Закончился важный период моей жизни, в котором объединились военные годы, время взросления, пришедшееся на послевоенную разруху, поиск себя. Судьба не скупилась на испытания. Может, это было и неплохо? Ведь тем, что получаешь легко, беззаботно, из чужих рук, не особенно дорожишь.
Остаюсь искренне ваша - Умная Эльза.
#кино ссср