Скульптор Гликман «постоянно имел официальные заказы, рассматривая профессию как средство честного заработка» (Мамонова). А душу отводил в живописи. И Пушкина-лицеиста, наверно, вырубил на заказ или на продажу. Потому что он получился, пишут, самым лучшим. Всем понравился. Не разошлась скульптура со всенародной любовью к Пушкину.
И есть потрясающие слова самого Гликмана:
«Я никогда не устаю наблюдать людей. Мне кажется, нет задачи увлекательней, чем пытаться проникнуть в скрытые глубины человеческой психологии. Я думаю, что на лице каждого из нас начертана свыше его судьба, фатум... И мучительно сложно разгадать это, найти, выразить на полотне. Предначертанность судьбы пронизывает весь облик человека: она и в глазах, и в неуловимости линии щек, скул, лба, в рисунке уха, в кажущемся хаосе движений. Она в характере рук, в посадке головы, во множестве часто неуловимых деталей человеческого облика...» (Мамонова).
Чем не реализм, как я его понимаю касательно социума: почуять то, что уже появилось в обществе, но никто ещё не замечает. Индивидуум член социума… Предчувствовать его судьбу…
Смешно то, что в отношении Пушкина Гликману не надо было становиться провидцем – жизнь и творчество поэта прослежены чуть не по дням и часам. Тем паче, что Пушкин имел обыкновение просто все шевеления мысли заносить в свои многочисленные рабочие тетради. Достаточно было, чтоб тетрадь была перед ним. Когда он скакал на коне, она если и была при нём, то была недоступна рукам. Ну и во многих других случаях. Но преимущественно всё же Пушкин общался с тетрадью, иногда с несколькими. Правда, первая была заведена «на пороге окончания Лицея» (https://imwerden.de/pdf/pushkin_rabochie_tetradi_tom1_1995_text.pdf). Так что лицейские реалии в тетрадях не отразились. Гликман и, пардон, я относительно этого лицеиста поступили вопреки пушкинистам, видящим в первых стихах Пушкина многие недостатки. Мы же оба увидели изрядную их глубину. А Гликман – ещё и великую судьбу в своём персонаже выразил. Вполне прикладное искусство – усиление в общем знаемого. Но это сделано так здорово, что мимо этого невозможно равнодушно пройти, как я ни натягиваю на себя враждебность к прикладному искусству во имя агитации за ценность такого теоретического допущения, как подсознательный идеал автора.
Одно замечание о дефекте (или не знаю, что это) мрамора (на шее, на лбу), на которое скульптор не прореагировал, раз другой кусок мрамора не взял.
Лихачёв написал:
«Подсознательно Пушкин был изящен во всем — даже в своем “неизяществе”, как и в своих поступках, ошибках поведения или поисках наилучших решений. Он сам, наверное, это понимал и потому работал в тетрадях, рассчитанных на то, что они сохранятся».
Вот порча в мраморе похожа на самого Пушкина.
Я когда-то поразился, что большой лоб – признак детства,
и что даже у животных этот признак вызывает родительские чувства.
Провидение великого будущего, наверно выражается, - у Гликмана, во всяком случае, - в широко открытых глазах, смотрящих в бесконечность. Потому, наверно, находят, что его Ломоносов-мальчик похож на Пушкина-лицеиста.
10 июня 2022 г.