1802 год стал для Бетховена годом отчаяния. Его слух стремительно ухудшался с 1796 года, и он повсюду обращался к врачам, где только мог. Наконец, в середине 1801 года он нашел профессора Иоганна Шмидта, который стал его личным врачом до самой смерти в 1809 году.
Шмидт уговорил Бетховена покинуть Вену и уехать в деревню. Ему нужно было успокоить нервы, отдохнуть от городской жизни и позаботиться о своем слухе. Бетховен отправился в Гейлигенштадт и жил там с апреля по октябрь. К сожалению, во время этого 6-месячного отпуска здоровье Бетховена не изменилось. Для композитора его масштаба и творческого потенциала глухота была худшим оскорблением, которое могла нанести ему жизнь.
И все же, 1802 год, по сути, был одним из самых плодотворных для Бетховена. Возможно, перерыв не улучшил его здоровье, но он дал ему возможность переключиться, переориентировать творчество, сесть и писать. Он работал над фортепианными жанрами сонаты и вариации, создав Багатели (ор. 33) и Вариации (ор. 34 и 35). Он сочинил три скрипичные сонаты (ор. 30), три фортепианные сонаты (ор. 31) и написал Симфонию № 2.
И вот среди фортепианных сонат есть и «Буря» (ор. 31/2). Она идеально отражает чувства Бетховена в том году. Шиндлер спросил Бетховена, как интерпретировать это произведение, на что Бетховен посоветовал ему прочитать «Бурю» Шекспира — собственно, так произведение и получило свое название, хотя Бетховен никогда его не использовал.
Бетховен, оказавшись между тяжелым недугом — глухотой — и спасительным творчеством, позволил своему искусству, а не болезни управлять его жизнью. В 1802 году его величайшие произведения были еще впереди, и хотя Гейлигенштадтское завещание (письмо-завещание, написанное Людвигом ван Бетховеном в октябре 1802 года его братьям Карлу и Иоганну, в котором он сообщает, что навсегда потерял слух, однако мужество не покинуло его) показывает нам всю глубину его отчаяния, созданные им произведения, напротив, демонстрируют, как он использовал свои таланты, чтобы вернуть себя к жизни.