Меня убьют сегодня. Я это почувствовал сразу же, как проснулся. Пил кофе безжизненными губами за шатким столом, который дышал на ладан. На ладан дышал и я, в ожидании раздуть хоть какой-то огонек надежды, но его чад лишь дурманил мозги, и без того искорёженные страхом.
Тот, кто запретил отражения, был умен. Не имея возможности видеть себя, люди начали забывать свою личность. Фотографии были изъяты и сожжены. Частные кинохроники конфискованы, качественно промаркированы и запечатаны в личных архивах Правителя. Чтобы в случае прецедента можно было бы взломать сургучную печать и, собрав дисциплинарный трибунал, безошибочно выяснить, где именно сознательность того или иного гражданина дала предательскую течь. И вынести суровый приговор.
Тот, кто правил, говорил:
- Помнить прошлое - это лишнее. Смотрите на тех, кто жив и рядом с вами. Обществу не нужна память о мертвецах, иначе начнем забывать живущих, а они нуждаются в нашем внимании.
И он был внимателен. Он был крайне подозрителен и внимателен. Постоянные проверки, обыски, допросы и аресты. Города закрашенных стекол, ничего отражающего.
- Не смотрите в суп, гражданин!
- Вы слишком долго смотрите на кофе!
- Может быть, вы против? Может быть, общество для вас недостаточно интересно, отвечайте, гражданин!
Без зеркал человек помнит себя от четырёх до шести месяцев, потом приходит сомнение, затем желание трогать лицо руками. Так в вашу душу на мягких липких лапах забирается соблазн. Он коварен и последователен, расчетлив и терпелив – что с того, если я себя вспомню… быстро… одним глазком… в размытом отражении наполненной ванны… в циферблате часов… не бойся… посмотри на себя… никто же не увидит, ты совершенно один… трус…
Потом к тебе на рабочее место приходит человек в коричневом костюме:
- Положите инструменты, гражданин, вымойте руки и следуйте за мной.
В кабинете без окон тебе просто вручают желтый конверт с пометкой – «вскрыть в одиночестве». На ватных ногах ты бредешь домой, неся конверт так, чтобы его видели окружающие и непрерывно порицали тебя с радостным трепетом оттого, что его несешь ты, а не один из них.
Дома ты долго не можешь унять дрожь в руках, но потом все равно открываешь, и тебе в ладонь выпадает короткая записка – «Гражданину N, нарушение пункта №1 протокола о памяти. Рекомендуем привести дела в порядок. Сделать уборку в квартире и выстирать белье. Срок приведения приговора с … по …»
Моё «по» заканчивается послезавтра. С момента начала «с», я наделяюсь привилегиями. Теперь у меня статус «беззаконника». Я могу, если успею, получить в Пенитенциарном Департаменте небольшое зеркальце без права передачи третьим лицам, могу бесплатно посещать муниципальные заведения и говорить. Могу говорить все, что захочу. Поливать помоями правителя и всю его сраную систему, могу обзывать жандармов с употреблением любой ненормативной лексики. Можно говорить все, что ты думаешь о законах, можно угрожать, требовать бесплатный обед в общественных столовых. Все это можно до 23.00. Потом комендантский час.
Вот только практически никто в период с… по… ничего не кричит, и не оскорбляет правителя или жандармов. В перепуганных душонках приговоренных теплится жалкая, мизерная надежда на «случайное помилование». Раз в день, ровно в полдень, правитель достает из холщового мешка бумажку с фамилией случайно спасенного и высочайшей благостью своей милует негодяя. Но спасение возможно только в том случае, если мерзавец достойно вел себя с… по…
И я ничем не лучше остальных. Молчу. Даже обеды бесплатные не прошу. Большую часть отведенного времени просидел дома, трясясь от страха, ведь исполнение приговора могут поручить любому. Твоему соседу, с которым ты раньше играл в шахматы, официантке, которая несет тебе кофе, почтальону, чистильщику обуви, торговцу бубликами, твоей жене.
Я не женат. Никому не открывал дверь и даже не включал свет. Но это произойдет сегодня. Я чувствую. Я знаю.
Все реагируют по-разному. Но обреченного видно сразу. Затравленный взгляд, постоянно озирается, весь сгорбленный, словно ожидает удара. Он и ожидает, только не знает, откуда тот прилетит.
Смельчаков практически не было. Нет, я видел пару раз, но в них был не бунт, а психоз отчаяния. Они не восставали, а просто не выдерживали ожидания неминуемой смерти и сдавались.
Мои размышления прервал стук в дверь. Я вздрогнул и замер, стараясь не издать ни звука.
Санитарная комиссия? Посмотреть на аккуратные стопки выстиранного дешёвого белья и провести пальцем в белой хлопчатобумажной перчатке под ободком унитаза? Конечно, гражданин должен сдохнуть в чистоте, стерильно. Нет, не похоже. Комиссионеры уже бы высадили дверь. Выходит, всё-таки убийца.
Раньше времени. Значит, все эти разговоры об амнистии ложь. Правительские псы меня убьют ещё до полудня. Всё правильно, зачем им эти слизняки, чей смертный ужас протащился через помилование и продолжает длиться, разросшийся и окрепнувший. У них не осталось ничего общего с людьми, кроме выделительной системы.
Твою мать! Не буду открывать, пусть выламывают — хоть напоследок подгажу этим сволочам. А то всю жизнь, как мальчишка из разрешённого системного кино, играю в воображаемую игру: бегу по шпалам, перепрыгивая с одной на другую, если оступлюсь – конец.
Я всё же три дня назад получил полагающееся мне зеркало из "льготного набора преступника". И чтобы доказать своё примерное поведение, даже не вскрыл сургуч на пакете. Свёрток так и лежал нетронутым на письменном столе рядом с белоснежным бюстом Самого.
Сейчас я уверенно подошёл к столу, разорвал упаковочную бумагу и вытащил квадратное зеркало размером десять на десять. Впервые за долгие годы увидел своё отражение: сжатые губы уголками вниз, невыразительные глаза, но при этом какое-то знакомое, даже родное лицо. Господи, да это же Правитель! Я отбросил зеркало - упав, оно хрустнуло, будто височная кость о камень. И с яростью начал царапать лицо ногтями, словно пытался избавиться от него. Хотя какая разница – всё равно завтра я буду мертвецом, а любая память обо мне запрещённой.
Как я выглядел раньше? Не помню, ничего не помню. Мельком в супе и крокодил за родственника сойдёт. Стало быть, если я с Правителем одно лицо, то это тогда и не казнь, и вообще — не убийство. Простая операция. Удаление некрозных тканей. Уж что-что, а Правитель может распорядиться своим телом, отхватить от него кусок, другой. А хорошо ли я помню лицо высочайшего гегемона? Стоп! Всё понятно, я, наконец, сошёл с ума от страха.
Я ходил по комнате босиком, не чувствуя, что наступаю на осколки зеркала.
Подошёл к двери и рывком распахнул её, на пороге лежали коробка с пиццей и записка с просьбой оплатить до «по».
От страха я совершенно забыл, что утром заказал самую шикарную пиццу в городе, чтобы потратить накопленные перед смертью сбережения и заодно вкусно поесть.
Оглядевшись, аккуратно поднял картонку и, сделав шаг назад, бесшумно закрыл дверь.
Немного успокоившись, открыл коробку. Пицца казалась мне совершенно безвкусной, словно политый кетчупом пенопласт. Внезапно настигнувшая меня догадка бросила в пот – еда отравлена! Ну конечно! Какое изящное решение для того, чтобы покончить с ничтожеством вроде меня. Совмещаем последний обед бедолаги с казнью, тихонько вывозим труп, проводим дезинфекцию и селим нового жильца. Свежего, трудолюбивого, согласного и полезного Обществу. И все. Меня словно никогда и не было.
Такая вероятность событий пробудила во мне лютую злость, и я начал с остервенением рвать зубами поганую пиццу, кусок за куском. И клянусь, она становилась все вкуснее и вкуснее! Горячая, сочная, пахнущая сыром…
В дверь снова постучали, на этот раз как-то настойчиво и резко. Нет-нет, твари! Я еще не сдох!
Схватив со стола нож, спрятал его за спиной и спокойно открыл дверь.
На пороге стоял мой сосед с лицом, очень похожим на то, что увидел в маленьком зеркальце. В одной руке у него была шахматная доска, а вторая что-то сжимала в кармане пальто.
Так вот значит как. Знакомое лицо, мгновение радости и пуля в сердце. Ну уж нет! Сделав шаг вперед, я резко ударил его ножом под ребро. Убийца глухо простонал и медленно осел на пол. Глазами полными ужаса он посмотрел на меня и прошептал: «Почему тебя не было на площади…»
Его рука разжалась, шахматная доска упала, раскрылась, и на бледные кафельные клетки высыпались пешки, слоны и короли. Он вытащил вторую руку из кармана и протянул мне смятую записку о помиловании.
Я стоял над трупом друга с окровавленным ножом в руках, из дверей выглядывали встревоженные жильцы. Кто-то крикнул: «Убийца!». Но мне было уже все равно. Зашел в квартиру, закрыл за собой дверь, сел на кровать и начал ждать.
Когда снова постучали, открывать не стал, а чуть позже услышал, как кто-то подбирал к замку нужный ключ.
Меня убьют сегодня. Сейчас.
Автор: grisha в соавторстве с klara
Источник: https://litclubbs.ru/articles/39115-s-po-v-soavtorstve-s-klara.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#зеркало #паранойя #убийца #отражение
