Продолжаю выкладывать ответы на вопросы "Как быть Юлией Рублевой". Эти вопросы мне задавали мои читатели в телеграм-канале тут: https://t.me/zamuzh_rubleva/1535
ВОПРОС:
Юлия, добрый день, расскажите, пожалуйста, про эмигрантскую депрессию, если можно. Можно ли ее переживать как утрату - прежней жизни, например? Как Вы с ней справлялись? Спасибо большое за возможность задать вопрос!
ОТВЕТ:
Моя дочка говорит, что звук при засыпании, который я выбрала на будильнике, уже был симптомом ностальгии: метель.
Ну что рассказать. Раздражение от чужой страны. Долго не признавалась себе, что я скучаю. Еще дольше - что хочу назад. Мне очень помогла пандемия. Россия справлялась с ней настолько по другому, что невозможно было не заметить бессмысленность, бесполезность и нечеловеческую жестокость мер в Европе. Это послужило фасилитатором возвращения.
Я сложно переживала утрату прежней жизни и прежней идентичности. Помню, зимой 2020 года, как раз после предполагаемого ковида я плакала за рулем арендованной машины и поклялась себе вернуть руль и танцы. Руль вернула, танцы нет. И людей нет. Страна заперта. Я все ждала, когда мои близкие смогут приехать.
(Ее отперли неделю назад, 21 мая. А мы уже не хотим).
Потом перестала понимать смысл моего переезда и вернулась.
Справлялась тяжело. Ела пельмени и слушала за рулем «Песню звездочета» или как там. «Вот я считаю звезды, а звездам счета нету…». Потом стала слушать Высоцкого. Много. И удивилась в какой-то момент, как я умудряюсь жить там, где про него не знают. Зачем это? Так удивилась!
Так, по капельке, сложилось мое «не справляюсь». Моя идентичность «я русская и из России» оказалась крепче, чем я думала, и я больше не воображаю себя космополитом.
ВОПРОС:
Расскажите, пожалуйста, как вы нашли ресурсность и устойчивость для заявки себя как психолога, для продажи новых курсов. Как вы вообще находили что и как продавать и с чего начинать? На что вы опирались и к чему стремились? Были ли какие-то метки/ ориентиры?
ОТВЕТ:
На психолога я училась 20 лет назад. Потом работала редактором. Была уверена, что никогда не сяду на прием (воображала себе школьного психолога в лучшем случае)
Потом вышла моя книга «Девочка и пустыня», мне стали писать письма люди, которые бы хотели ко мне прийти. Я не соглашалась, боялась. Потом наступил кризис 2008-2009 года, и одновременно я пошла учиться на декадник по семейной терапии в ИГиСП, а нашу редакцию отправляли в недоплачиваемый отпуск. Поэтому на первый прием я села в статусе «терять мне нечего». Он стоил 600 руб и это были первые деньги, которые я получила из рук клиента, а не от чужого дядьки, начисляющего мне зарплату.
Там было так много вдохновения и смысла, что я полностью перешла туда. В частную практику.
Про слово «продавать» в этом контексте невозможно говорить. Я просто имела все контакты в публичном доступе и мне писали.
На что опиралась: на образ моего тогдашнего психолога, в шали и с планшетом.
На выкрики нашего профессора: «выдержите мой темп, выдержите всё!» Он был великим для меня учителем.
И тогда, и сейчас опираюсь на то, чему нас учили. Нас хорошо учили. Сейчас еще на супервизию, конечно.
К чему стремилась? К финансовой устойчивости. Дочке было 13 и мне было страшно.
К пониманию процессов. Было очень сложно. Для этого были супервизии.
Меток и ориентиров не было, просто брала всех, кто шел, кроме тех, с кем не умею (зависимые, суициды и тд)