«Чти отца своего и матерь свою, да благо ти будет и долголетен ти будешь на земле», – сказано в Святом писании. Заповедь эта кому-то может показаться не бесспорной. Ведь не каждому выпало явиться на свет дитятею образцовых отца с матерью. Многие, а то и большинство из них, не безупречны. Тем не менее, смысл выверенной тысячелетиями заповеди представляется высоконравственным.
Одиннадцать чадушек произвели на свет наши родители, Ипат Ильич и Мария Петровна Беловы. На девятом счету явились двойняшки. Одним из них оказался я, автор сих строк, нареченный Михаилом, другой – Дмитрий, к великому сожалению, скончавшийся от простуды годика через полтора. Для десяти выросших родители до конца их дней представляли воплощение нравственности и трудолюбия, совестливости и справедливости. О матери я рассказал в очерке «Подвиг матери», опубликованном в газете «Сыны Отечества» (№№ 6, 7 за 2007 г.). Теперь мой рассказ об отце, являвшемся для нас, его детей, неизменно заботливым попечителем, воспитывавшем в каждом с детства привычку и любовь к труду, доброе отношение к окружающему миру и людям. Вспоминая о нем, целиком разделяю утверждение выдающегося русского историка-гуманиста Н. М. Карамзина: «Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы, институты, пансионаты».
БУРЛАЦКАЯ ЮНОСТЬ
Родился отец в 1878 г. в деревне Ишбулатово близ Белой – реки на севере Уфимской губернии, включенной в 1922 г. в состав Башкирской АССР. Прожив 82 года, он не был обделен ни радостями, ни горестями. Чего выпало больше, не считал. Его отец, наш дед, Илья Антонович после солдатчины определился бакенщиком на Белой. Потому детство нашего отца оказалось сродни сказке: рыба да ягоды, прибрежные зверюшки да птицы – каждодневная забава и добыча, выработка навыков добывать пропитание в радости и поте лица, заботиться о семье, в которой рос.
С ранних отроческих лет начал хозяйствовать на подворье и в поле. Об учебе и думать не приходилось. Да и школы в Ишбулатово не было. А когда подошла пора юности, чтобы помочь родителям поднять, поставить на ноги четырех младших сестриц и брата, два сезона бурлацкую лямку тянул вверх по Белой, Каме и Волге до Нижнего Новгорода, возвращаясь обратно самоходом на барже. Слышал и про известный стих: «Выдь на Волгу, где стон раздается над широкою русской рекой. Этот стон у нас песней зовется. То бурлаки идут бечевой...». Однако ему, молодому и крепкому, доселе не видевшему иных мест, бурлачество казалось не столько в тягость, сколько в большую радость, в познание разнообразия и глубин жизни.
Работа артельная – истинная школа товарищества, святого коллективизма и братства: один за всех, и все за одного. Радовало юное сердце разнообразие берегов, городов и сел прибрежных. Радовало чувство преодоления упрямства встречных вод реки, наката пенившихся волн. И заунывное «Потянем, подернем... сама пойдет...», и песни с молодецкими плясками на привалах. И байки у костра про былое и нынешнее житье-бытье, про удаль храбрецов в битвах за правду-матку, за дело справедливости.
Артель бурлацкая – обычно разноязыкое братство. И русские, и татары, и мордва. Были и чуваши с марийцами. Словом, от всех этносов, коренившихся вдоль названных рек. Артель такая – скопище людей самых разных судеб и характеров. Одни тянут бечевую с угрюмой молчаливостью. Бросив обреченно лямку, накрываются рядном у костра и, похлебав кулеш, храпят, пока не почуют тычок в бок. Другие – неугомонны и в бичевой, и на привале. Таких было больше. Это они громче других орали: «Потянем, подернем!». И заставляли так же «стонать» и других, чтобы «сама пошла». Это из них проявляли себя у костра плясуны да песенники разудалые, рассказчики о таком, чего в яви и быть не может.
Особо запомнилась ярмарка в Нижнем Новгороде, куда и тянули перегруженную товарами баржу. Здесь многие из артельщиков получали расчет. Кто в обратный путь направлялся, отоваривался на ярмарке гостинцами для родных. Веселые торжища, кабаки да девки гулящие иных оставляли без гроша в кармане, а то и без штанов. Были и без следа пропавшие. Как в последствии родитель рассказывал, много неприглядного увиделось в бурлачестве. Если не нужда, то кто бы на него принудил...
ГЛАВА СЕМЬИ
А время летело, как стригунок по прибельским лугам. В межсезонье на одной из вечерок встретил молодец девицу из соседней деревни Ляпустино. Дочь Петра Васильева сероглазая Маша с русой косой до пояса увиделась такою ладною, какой и не снилось. И стало не до бурлачества. С благословения родителей в начале 1905 г. сыграли свадьбу. С венчанием, санным поездом, с развеселой гульбой. Соединили молодые судьбы свои на все выпавшие годы жизни, на все испытания, радости и горести бытия...
В 1913 г. из Ишбулатово переехали в починок Алексеевку, в 25 км от Бирска, на Белой, с тремя сыночками – Иваном, Федей и Емельяном. Место нового обитания семьи оказалось на редкость благодатным. Вокруг – лес, полный всякой дичи. Рядом рыбная речка. По полянам лесным и заросшему долу изобилие съестной зелени и ягод. Земли под усадьбу и огород, под поле пахотное – расчищай на весь оплаченный пай. Словом, не будь лежебокой, не ленись, и сотворишь счастье свое крестьянское, благополучие семьи. Поначалу все так и пошло. В короткий срок расчистили чащу для подворья и огорода. На другой год с помощью родных и соседей поставили свою избу. Оборудование вновь обретенного гнездовья происходило с душевной радостью, уверенностью в завтрашнем дне, с поочередным прибавлением сыночков – Селиверста (впоследствии переименовался в Семена), Михаила, доченьки Татьяны, снова сынков – Григория, Николая, Михаила меньшого, Дмитрия, Александра.
Поочередно же новоявленцы занимали люльку – зыбку, висевшую под потолком на очепе. И каждый, едва начинал по избе ковылять, тянулся на улицу, а затем, с весны, и за деревушку, на речку, на полянки с дикорастущей зеленью и ягодой. Где что растет, когда и как собирать, младшим показывали старшие. С переездом в починок отец установил продуманную очередность хозяйственных работ, кому из домочадцев что делать, если уже на что-то гож. Оба с матерью лсжились и просыпались по петушиному кличу. Еда – семейной артелью за общим столом. После завтрака – кто за работу, а кто в школу. Отцовский метод воспитания был прост как луковица: в чем можешь, помогай старшим, делай по их примеру; а по своему хочешь – сначала прикинь, подумай, что и как. Каждый, как только поднимался ввысь «на два вершка от горшка», приучался к тому, что голова и руки даны ему для работы.
По примеру первенца, старшего брата Ивана, мать мы звали маматей, а отца – тятяней. Мать была для нас утешительницей и взыскательницей. Отец же был главным кормильцем, воплощал твердость духа и стойкость, честность и справедливость. Быть мужчиной значило для каждого быть таким, как тятяня. Он заботился о каждом в семье соответственно возрасту, не давил никого суровостью – скорее отличался снисходительностью. По нашему пылкому ребячьему разумению, в обращении с другими людьми проявлял иногда излишнюю доброту к тем, кто этого не заслуживал. Однако мы видели и слышали, как сельчане и другие знакомые чтят его именно за это качество, за безотказность в помощи и советы разумные. Потому слово тятяни в семье было непререкаемым. А выпадавшая кому-то похвальба или ласка – высокой наградой.
В череде нескончаемых крестьянских забот и дел находил он время для забав с малышами. Для меня и Шурика-поскребыша в дошкольные годы самыми желанными и лучшими подушками были его раскинутые мускулистые руки. Примостившись справа, слева на них головками, с замиранием сердечек мы слушали нехитрый сказ о том, как жили-были верные друзья кот, петух да баран, как выручали они друг друга, если кто в беду попадал. И не было большего блаженства, под которое мы неизменно уплывали в страну чудесных грез и сновидений.
Подрастая, все стремились показать себя в мужицких делах: покрутить точильное колесо, на котором отец оттачивал топоры и ножи до бритвенной остроты; съездить за сеном, соломой, сметать их в сарай на сеновал; привезти дров, составить их во дворе в шиш, чтобы просыхали, или распилить и сложить в поленницу; задать сколько требуется корму домашней животине. Да и во многом-многом другом, что в деревне мужчина должен осваивать с мальчишеских лет, чтобы стать самостоятельным, достойным главой семьи. В доме царил установленный родителями культ аккуратности и опрятности, чистоты во всем. В субботние дни – обязательная общая уборка, помывка, штопанье и перемена белья. До позднего вечера на столе пел самовар, чтоб пропарившиеся снаружи, в бане, могли пропариться и изнутри.
Отец не привечал сквернословов и непросыхающих бражников. Но в праздничные дни с искренним радушием встречал и угощал людей. Воссев во главе стола с наполненной брагой трехлитровой «гусихой» в руках, бдительно пополнял стаканы и потчевал, потчевал. Уговаривал отведать то одно, то другое поданное матерью яство. Для нас, ребятни, это тоже были уроки жизни. Выглядывая с полатей, мы с любопытством взирали на ход застольного действа, на каждого гостя, по-своему оценивая его слова и жесты. Любовались тятяней, его степенным и уверенным верховодством. Почти точно угадывали, после опустошения какой по счету «гусихи» гости начнут выходить из-за стола и рассаживаться по лавкам. И тогда начиналось самое интересное – песни и пляски...
Окончание следует...
М. БЕЛОВ,
фронтовик, доктор военных наук, профессор,
действительный член Академии военных наук,
генерал-майор в отставке.
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!