38
В это время в барак дружно вломились солдаты роты конвоя.
— Все воры немедленно выходите вон! — приказывая, крикнул высокий старшина. — Ножи и прочие железяки оставляйте на месте. Раненые тоже могут пока остаться на нарах.
Группа солдат прошла в глубь барака, перешагивая через трупы, оскальзываясь на окровавленном полу.
— Что наделали, сволочи! — ругался старшина, брезгливо морщась, поглядывая с отвращением на столпившихся у двери воров. — Ну и народец! Это же злодеи, хуже фашистов. На белом свете таких идиотов надо еще поискать, — продолжал ругаться старшина, производя тщательный обыск по всему бараку.
Воров увели... Появились заключенные-санитары, начали убирать трупы и уносить на носилках раненых, которые не могли двигаться сами. Потом лагерная обслуга вымыла полы, и на этом все кончилось.
— Поздно пришли, голубчики, — ехидно проговорил Уваров вслед уходящим из барака солдатам. — Надо было раньше вмешаться в эту резню, и не было бы таких напрасных жертв.
— А ты думаешь, им была охота свой лоб подставлять под ножи преступников, — ответил я, ошеломленный столь кровавым событием. — Зачем они будут рисковать своей жизнью, когда все равно спишут все эти трупы. Будь их много или мало... не имеет значения численность жертв, потому что бойня началась возможно с чисто провокационной целью, по приказу высшего начальства, чтобы сократить количество рецидива в лагерях. Хотят, наверно, чтоб преступный мир уничтожил сам себя.
— Я вынужден с тобой согласиться, — ответил Уваров, — так как был частым свидетелем таких «сражений», но только в гораздо меньших масштабах. Ты понимаешь, как ни странно, но я очень переживал за старого вора... Боялся, что его убьют. Ведь он меня довел до слез своей гитарой. И ты представь себе, эти виртуозные пальцы, которые бегали по струнам, извергая потрясающие душу звуки, владея ножом, так просто совершили убийство. Образумившись, я теперь презираю этого старика.
— Не надо идеализировать этого старого рецидивиста, — возразил я, поглядывая на Уварова. — Играл и пел он, разумеется, прекрасно, но за этим талантливым исполнителем кроется просто звероподобное существо. Ведь за свою преступную жизнь он, наверное, немало душ загубил. Ему... кажется по виду, уже перевалило за полсотни.
— Вполне возможно, — вдумчиво согласился со мной Уваров. Он еще больше ушел в себя, и наш разговор прекратился.
После обеда мы слезли с нар и пошли побродить по зоне. Летний день был в самом разгаре. Бухта «Золотой Рог», казалось, сияла как огромная жемчужина. Между покрытых густым лесом сопок и скал под лучами ярко палящего солнца слегка колыхалась морская даль. У причалов стояли вереницы кораблей: некоторые из них, отплывая от берега, давали протяжные гудки и медленно скрывались за горизонтом. Я впервые в своей жизни так близко увидел море. Я обратился к Уварову, который стоял со мной и о чем-то думал.
— Скажи, Сергей, как действуют на твои чувства прощальные пароходные гудки?
Он удивленно посмотрел на меня. Мимо прошли какие-то доходяги в рваных телогрейках и ватных штанах.
— Не понимаю, что особенного ты услышал в этих пароходных сигналах? — Уваров недоуменно пожал плечами. — А вот сама бухта — просто великолепна! И действительно, «Золотой Рог».
— Да, ты прав, конечно, — ответил торопливо я, стараясь вернуться к начатой мной теме о пароходных гудках. — Во мне сейчас сигналы кораблей пробудили какое-то печальное предчувствие. Кажется, я слышу в этих звуках будущее своей судьбы.
— Да брось ты навевать на себя всякую чепуху. Вполне достаточно того, что мы пережили... И еще в будущем тяпнем горюшка, тут ты прав.
Я молча смотрел на Уварова. Так же как и мы по лагерю толпами бродили заключенные...
Пока мы молчали, к нам неожиданно подошел оборванный до неописуемой степени, истощенный, с грязным бледным лицом и обезумевшими глазами, заключенный. Он засмеялся каким-то идиотским смехом, показывая нам язык, потом вдруг сделался серьезным и хрипло сказал:
— Любуйтесь, дураки. Все скоро к акулам пойдем. — Он вновь засмеялся, отошел чуть в сторону, нагнувшись шлепнул себя по совершенно плоскому заду и сразу скрылся в толпе.
— Вот еще один лагерный артист, — с ироничной улыбкой проговорил Уваров.
Я не придал значения его словам. Повернувшись, я посмотрел в противоположную сторону бухты «Золотой Рог». Там, за высокой стеной из колючей проволоки, находилась женская зона.
— Пойдем, посмотрим на баб, — неожиданно предложил я Уварову. Ведь за годы заключения мы не слышали даже женского голоса.
Он удивленно окинул меня насмешливым взглядом:
— Жениться надумал. Выбрать невесту хочешь. Ты, конечно, еще с горем пополам, подойдешь для такой роли. Ну, а я разве за плясуна сойду на твоей свадьбе. — Он посмотрел на свои заношенные, протертые на коленях штаны, рваную армейскую гимнастерку, растоптанные, старые ботинки с поднятыми кверху носами. — Нет, в таком божественном виде я совсем никуда не гожусь. Если у тебя пробудились чувства, иди один, полюбуйся на живой товар, а я пойду в барак, поваляюсь на нарах. Солнце палит невыносимо.
Я не хотел оставаться один и тоже решил идти в барак, но на какое-то время мы задержались. Около женской юны, которая находилась метрах в ста от нас, собралась толпа любопытных. Блатные и еще крепкие мужики выкрикивали всякие остроумные и вульгарные шуточки в адрес заключенных женщин. Те неохотно отвечали. Никто не подозревал, что сейчас произойдет трагедия.
Веселые голоса вдоль колючей проволоки то затихали, то вновь громко сливались в общем хоре присутствующих. Вдруг часовой на средней вышке, разделявшей зону на две части, закричал: — А ну, немедленно все расходитесь!
Никто вначале не тронулся с места. Ведь такое столпотворение демонстрировалось ежедневно, и не было возражений со стороны конвойной службы, потому что на этом месте не было запретной зоны. Часовой на вышке вторично не повторил свой приказ. Пулеметная очередь резанула по толпе. Попадали убитые и раненые. Живые в панике бросились в разные стороны. Уваров робко взглянув на меня топотом промолвил:
— Варвары, что наделали?! Смотри, сколько, гад, повалил ни за что людей! Уходим отсюда быстрей в барак, пока наши ноги в состоянии двигаться.
Мы быстро направились к своему бараку, но уже не могли пробраться туда. Огромная толпа заключенных, встревоженная массовым убийством, подхватила нас как ураганом и увлекла за собой. Вся зона мгновенно ожила и общем движении презрительного негодования. Около сторожевой будки, откуда раздалась пулеметная очередь, сотни людей, размахивая руками, дружно кричали: — Валите набок эту проклятую скворечницу. Растерзать на месте надо гада! — И сейчас же десятки рук отчаянно ухватились за столбы. Вышка дрогнула, закачалась, но вновь пущенная пулеметная очередь разогнала воинственно настроенную толпу. Опять появились убитые и раненые. Этот повторный случай еще больше подхлестнул заключенных к массовому волнению. Все, как по команде, устремились к центральным воротам зоны, где находилось обычно лагерное начальство и надзиратели. Раздались злобные крики:
— Бей чекистов-террористов! Долой сталинских убийц! Хватит вам, сволочи, пить нашу невинную кровь! Трумэн поможет нам, угнетенным, избавиться от рабства! — Многотысячная толпа слилась в едином порыве возмездия и ненависти. Нас с Уваровым вынесло течением толпы к самой центральной вахте. А толпа, негодуя, все напирала, стихийно двигаясь вперед. До наших ушей долетели чуть слышные слова дежурного офицера. Он кричал, пораженный страхом, в телефонную трубку, докладывая обстановку в северо- восточное управление лагерей УСВИТЛ...
«В зоне бунт. Разрешите открыть огонь. В зоне массовый бунт, разрешите открыть огонь, УСВИТЛ...» — раздражительный голос офицера иногда робко срывался на фальцет, переходя на протяжные нотки волнующего нетерпения.
— Сейчас начнется карнавал, — проговорил рядом со мной Уваров, упираясь, как и я, спиной в плотное скопление народа.
Мы, конечно, не хотели в такой ситуации оказаться у самых лагерных ворот, так как в случае обстрела можно было сразу угодить под пули. Однако при полном нашем желании мы теперь ничего не могли сделать. Толпа ревела, стонала подобно бушующему океану. И вдруг сразу открылись ворота, и пулеметная очередь стеганула по первым шеренгам наступающих. Лавина людей судорожно отхлынула назад, оставляя после себя убитых и раненых. Одновременно заговорили огнем сторожевые вышки по всей зоне. Заключенные, как тучи, развеянные после бури, кучно смешались в паническом движении и хаотически разбегались, спасаясь от перекрестного обстрела. Меня с Уваровым, точно на руках, перенесли далеко вправо от центральной вахты. Укрывшись за бараком, мы залегли, прижавшись к земле. Вокруг нас образовался сплошной людской повал. Пулеметы на вышках продолжали поливать раскаленным металлом по разрозненным группам бегущих заключенных, заглушая проклятия и стоны раненых и умирающих.
Вы можете оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752