«Дороги окончательно развезло к утру, его значительно раньше. Он пил, ругался, каялся, пил снова. Клял свою напрасную жизнь, ходил на крыльцо покурить и полаяться с соседями. Из-за забора ему кричали, сквозь мелкий дождик и завывания ветра — что так дела не делаются. Что пора «прекратить» и «взяться за ум». Он «брался», за берданку, стоящую вечно в углу, на «мосту». И потрясывал оружием на глазах у докучливой публики. Та умолкала — «мало ли что, чёрту пьяному придёт в голову!» Конфликт исчерпывался, каждый оставался при своём «интересе». Баба соседская знает, о чём теперь поведать страстным шёпотком товаркам. Грозный владелец ящика водки и старой берданы будет думать всю ночь — «какие люди сволочи!» В его положение войти не хотят, или не могут. Но сволочи всё равно, ещё и ругаются.
Дождь шёл, не переставая, шестой день. Он пил третий, но казалось вечность. Лицо уже приобрело синюшный оттенок, руки изредка принимались ходить ходуном. И весь печальный вид говорил — «жизнь не удалась, особенно в последней, зрелой части..» Что не удалась ясно было со вторника. Как раз начало загула! Жена приехала на такси, быстро собрала чемодан и скрылась в неизвестном направлении. Про направление он пытался узнать — дергал за рукав плаща, заглядывал трепетно в глаза и мычал невразумительное, что «не виноват». Ей, видимо, было всё равно — виноват ли, нет. Она даже и не слушала его. Деловито оглядела бывшие общие жилые пространства, прихватила интерьерную мелочь, с полочек и комода — на память! И отчалила. Мотор не успел затихнуть вдали, как он уже — не менее деловито — нахлёбывал в рюмочку. Потом, правда, сменил тару, на покрупнее.
Закусь — сначала была, потом поистратилась, затем оскудела совсем. К пятнице он — измочаленный и будто битый — потащился в местный магаз. За «добавить».
Что ссора не исчезнет совсем и сама по себе ясно было давно. Что надо что-то делать тоже не трудно было догадаться. Но он тянул и ждал. Чуда или жёниного альцгеймера. Ни того ни другого не случилось. Она — зараза — всё помнила и крови желала. А творители чудес его оставили до начала ледникового периода. Третьего варианта предусмотрено не было, а он — собака! — состоялся. Она развернулась и оставила его навсегда!
Слово-то какое — колючее, безнадёжное.. Пока шмотки в баул бросала, пока тырила фотки в рамках и слоников из сланца он всё ещё надеялся — сейчас повыпендривается, доведёт его до каления белого. Позже сама расплачется, поругается и повесит на место платья, юбки и комбинашки. Но сего не случилось. Не случилось вообще ничего, на что можно было рассчитывать. Паузы, запинания в речи, покорность и укрытность взгляда, нерешительность походки и всех движений. Заторможенность — как будто не решила ещё совсем.. А она решила. И сделала!
В субботу — до полудня — постучал в окна смурной сосед. Застав мужчину, пропивающего собственное одиночество, пока ещё тверёзым. Ознакомил с текучим раскладом — дорогам кирдык, в пяти км от посёлка сел на брюхо важный чин. Хорошо бы дёрнуть чина, а кроме Володьки ни у кого солидной машины нет. Если теперь же и пойдём, можешь ещё пить сколько влезет — заплатят изрядно.
Володька умылся, принял чая горячего, крепкого до горечи. Оделся в тёплое и непромокаемое. Взял ключи от джипа. И поехал дела делать. Лучшее похмельное средство для «настоящего мужчины»!»