Меня берегли всю жизнь, как хрустального. Уж не знаю, отчего мои родители оказались такими заботливыми, но я не мог и вздохнуть свободно. «Для сыночка всё самое лучшее», «Сына, никаких четвёрок!», «Владимир, домой к семи!» Я так привык, что даже не жаловался. Пусть. Хорошо учился, слушался взрослых, ездил на олимпиады. Был правильным. Но в глубине души жил навязчивый страх, что когда-нибудь мы всё же столкнёмся. Чем взрослее я становился, тем больше боялся, что однажды они запретят нечто, принципиально мне нужное, дорогое, и начнётся война.
Так всё и вышло.
По настоянию мамочки я пошёл в педагогический: «Учителя всегда нужны будут». Поступил на самую женскую специальность — литературу. Впрочем, с моим слащавым личиком я почти не выбивался из коллектива. В последних числах августа я, как послушный мальчик, пришёл на встречу первокурсников. Сел в сторонке. И тут...
— Здесь свободно? Отлично!
Я взглянул на соседний ряд и обалдел. Косуха, бандана, берцы — этот вихрь кожи, металла и тяжеловесности обрушился на меня даже издалека. Мощные ботинки будто опустились на крышку моего гроба. Я вытаращился, забыв, как дышать. За парту опустилась девушка. Будущий учитель литературы. И пока остальные косились на неё и шарахались, я не мог унять восторга.
Начав с ней учиться, я быстро влюбился без памяти.
Анжела была байкером. Последовав по стопам отца, в свои восемнадцать уже гоняла на Kawasaki. В нашей миленькой группе она стала белой вороной — вернее, чёрной и кожаной. Никто её не понимал, лишь я один среди этого царства осуждения тянулся навстречу. Мы общались всё больше, всё больше сближались. Когда я впервые прокатился за её спиной, то и вовсе пропал для мира. Это было совершенно не похоже на мою прежнюю жизнь: ново, ярко, страстно. Но полюбил я её не за это. Сидя между парами на подоконнике в аудитории, мы болтали, и эти разговоры освежали, как глоток холодной воды в жаркий день. Я один знал, что за жилеткой и косынкой кроется лирическая натура. Только я понимал, что Анжелу занесло сюда не случайно. Сидя вечерами у её подъезда, я слушал рассуждения девушки, и они казались мне вершиной философии.
— Никто в наше время не свободен, — серьёзно говорила Анжела. — Мы рабы корпораций, магазинов, собственных желаний. Долбанный сырок из супермаркета имеет над тобой больше власти, чем ты сам. Нам нужно стать выше этого. Дорога учит быть свободными, учит ни от кого и ни от чего не зависеть. Там нет навязанных другими стандартов — только взаимопомощь и искренность. Этим она и прекрасна.
Анжела писала стихи. До меня их слышали разве что ветер и байк. Когда она, совсем не «круто» краснея, читала мне вслух, моё сердце таяло от нежности. Я был счастлив с ней, и первый поцелуй стал долгожданным подтверждением взаимности наших чувств.
Окрылённый любовью, я даже не заметил приближение ада.
Пытливая мама уже давно расспрашивала меня, что за перемены со мной происходят. Не дождавшись ответа, она пустила в ход тяжёлую артиллерию — разведку. Проверка телефона, переписок, расспрос друзей и одногруппников... Не успел я опомниться, как меня грубо усадили за кухонный стол.
— Владимир, ты что, с ума сошёл? — как всегда в моменты гнева, назвала меня полным именем мама.
Отец стоял рядом, хмуро кивая каждому её слову.
— С кем ты связался? — продолжала бушевать матушка, пока я растерянно хлопал глазами. — Мы тебя растили для хорошей милой девочки, которая и накормит, и обогреет, и обласкает. Зачем тебе этот мужик в юбке?
Тут я наконец всё понял. А мама, решив не мелочиться, подвела черту:
— Больше ты с ней не общаешься.
И впервые в жизни что-то страстное, яростное поднялось внутри меня, заставив твёрдо взглянуть в глаза родным. Мать отшатнулась, отец вздрогнул.
— Общаюсь, — ответил я. — И даже встречаюсь. Мы любим друг друга, и никакую «хорошую девочку» я искать не стану.
Дверью я, конечно, не хлопал, но к себе ушёл решительно. Поставил пароль на телефон. Тяжело вздохнул, глядя на заваленный конспектами стол. Из зала слышались плаксивые причитания мамы.
С того дня началась война.
Меня решили взять измором. Что бы я ни отвечал, они не меняли пластинку. Я слушал об Анжеле за завтраком. Читал в семейном чате во время пар. Слушал, вернувшись из универа. Слушал вечером. Слушал ночью, когда родители нарочито громко обсуждали её под моей дверью. В доме стали подозрительно часто бывать дочери подруг и друзей, мои одногруппницы, однокурсницы — все, как на подбор, скромные и нежные. Кроме того, у родителей резко нашлась для меня куча дел. Забеги в магазин, поезжай к дяде, встреть бабушку, почини стол, погуляй с соседской собачкой, посиди с племянниками... Что угодно, лишь бы я не задерживался после учёбы. Впервые я чувствовал злость. Эта незамаскированная диверсия выводила меня из себя. Анжела относилась ко всему спокойнее, но даже она чуть не рычала, услышав очередной звонок моего телефона.
— Они не смогут запереть тебя от всех опасностей мира, — качала она головой.
Я лишь устало вздыхал в ответ.
— Я-то это понимаю.
Никакие беседы, аргументы, объяснения не помогали. Мои успехи в учёбе не убеждали, рассказы о лучших сторонах Анжелы тоже. Чем дольше я сопротивлялся родителям, тем больше наши разговоры превращались в скандалы. И однажды мне надоело.
«Ты должен нас слушать! Мы тебя родили!»
«Я скажу отцу, чтобы он поговорил с ней. Ей с тобой рядом не место».
«Она тебя испортит!»
«Залетит от тебя и женит на себе, вот увидишь!»
Они так отчаянно боялись Анжелы, что я решил дать им то, чего ждали.
Готовились к представлению вместе. Смеясь, Анжела помогала мне выбрать кожанку. Прямо там, в секонде, мы целовались у зеркала, и любимая шептала:
— Такой смешной: кучерявенький и в косухе. Она на тебе висит, как на вешалке.
Пришлось искать, подгонять, подшивать, но это того стоило. Ещё недельку мы готовились морально — под артобстрелом родных, само собой разумеется — и вот одним утром я спустился к завтраку.
Отец нервно икнул. Мать схватилась за горло, распахнув в изумлении рот.
— Владимир, как это понимать?!
Я поправил бандану на не приученных к этому жёстких волосах и философски заключил:
— Я выбрал свой путь, мама. Теперь моя жизнь — дорога.
Не дожидаясь, пока родные придут в себя, я сел за стол. Потянулся за бутером, лениво откусил кусок. Мама открывала и закрывала рот, как рыба.
— Это шутка, да? — спросила она ошалело, а потом, не дожидаясь ответа, застонала. — Я знала, что эта дрянь не доведёт тебя до добра!
— Не называй так мою любимую, — повысил я голос. Продолжил, задумчиво помахивая в воздухе надкушенным бутербродом: — Анжела открыла мне глаза. Я всю жизнь ошибался, мама. Я не хочу быть учителем и растить по чужим правилам новых рабов государства. Единственное, что манит меня — это свобода.
Еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться от того бреда, который нёс, я серьёзно продолжил:
— Мы с Анжелой решили бросить университет. Кому нужна работа, когда на свете живёт столько добрых людей? Мы поедем на байке, куда глаза глядят, и будем колесить так от очага к очагу. Ребёнка тоже родим в пути — пусть привыкает сызмала. — Я с энтузиазмом взмахнул руками. — Я о таком всю жизнь мечтал! Только мы, Ария, AC/DC — и ветер, что дует в лицо.
Удар! Я даже не сразу понял, что произошло, так оглушила меня эта неожиданная оплеуха. Чуть не свалившись со стула, я оглянулся. Размахнувшись, отец отвесил ещё подзатыльник.
— Мы из тебя эту дурь выбьем, — процедил он холодно. — Со своей шмарой больше не увидишься никогда. Из дома тоже не выйдешь, пока не образумишься. Я позабочусь о том, чтобы у университета появился повод для её отчисления, и она навсегда исчезнет из твоей жизни вместе со всеми своими тараканами.
Я вскочил. Щека невыносимо горела. Казалось, что огонь проник через поры и добрался до сердца, выжигая его обидой и болью. Молча проследовав в прихожую, я начал обуваться.
— Я сказал, никуда ты не пойдёшь! — взревел отец, хватая меня за плечо.
Мать рыдала за его спиной, впрочем, не вмешиваясь. Отец дёрнул меня назад, и я споткнулся, чуть не упав. Развернулся, резко и зло выкрикивая в ответ:
— Да-да, это была шутка, спектакль, но вот то, что происходит сейчас, совершенно не смешно! Вы не хозяева моей жизни и не цари! Вы не можете вечно решать за меня, что и как мне делать, с кем дружить, куда поступать, кого любить. Да, я хочу свободы! Хочу хотя бы дышать без вашего разрешения!
— Мы твои родители! — воскликнула мать. — Мы лучше знаем, как тебе жить! Где твоя сыновья благодарность? Где уважение к старшим?
— А где уважение ко мне?! — воскликнул я и, увернувшись от отца, выскочил из квартиры.
Страхи сбылись ещё хуже, чем я боялся. Пока я ехал, не зная, куда, на телефон один за другим сыпались звонки и смс. «Вернись!» «Как ты смеешь?!» «Ты предашь семью ради какой-то прошмандовки?» Стиснув зубы, я набрал номер друга. Стараясь унять дрожь в голосе, спросил:
— Можно у тебя пожить временно? В чём дело, говоришь? — Я нервно усмехнулся. — Конфликт поколений.
Я любил свою семью. И, сидя у чужого подъезда на скамейке вместе с Анжелой, невольно ругал себя за горячность.
...С байкершей мы расстались спустя три года счастливых отношений — не сошлись взглядами на будущее. Позже я женился на девушке, которую действительно полюбил. И лишь спустя несколько лет после свадьбы, на которую даже не явились, родители сменили холод на милость и приняли моё право самому выбирать свою жизнь.
© Лайкова Алёна
#Подростки #отцы и дети #ссора #конфликт #рок #байкеры #психология #первая любовь #родители #авторский рассказ
