Оба шли на расстоянии двух метров друг от друга, не давая разделяющему их интервалу разрастись. Старик и девушка.
Привыкший к дальним вылазкам, неизвестный ступал бодро и легко даже тогда, когда асфальтовая дорога, ведущая от станции электрички, резко оборвалась, уступая место густому смешанному лесу. На аскетичной фигуре были надеты истертые джинсы, бежевая ветровка, сапоги. Правой рукой он держался за ручку походного ранца, левой — за палку, на которую опирался при ходьбе. Иногда одна конечность поднималась и чесала макушку с залысиной и серебристыми коротко стрижеными волосами. Под рукавом и рядами плетеных браслетов мелькали черные орнаменты лиц, звезд, танцующих линий древних знаков, будто вшитое в кожу кружево.
За ним бесшумно следовала девушка. Ей можно было дать и восемнадцать, и двадцать восемь лет. Она была одета так же просто, только на голове имелась черная кепка, где через прорезь над регулирующим ремнем выглядывал, покачиваясь, короткий русый хвостик. Спутница умело пробивалась сквозь дебри, лишь иногда казалось, что гибкое тело, петляющее по тропам, мигало точно лампа, и через него проступала позади идущая растительность.
Путники шли молча, смотря прямо перед собой.
Воздух пах сырой землей и хвоей. Почва парила от недавнего пролившегося дождя, смаковала ненасытными устами воду после невыносимого жара минувшей недели. До сих пор узкая тропа между верхушками деревьев напоминала заснеженную дорогу какого-то перевернутого вверх ногами мира, а не кусок неба. Тучи клубились от края до края, готовились низвергнуть новый водопад слез, но они чего-то выжидали, грозные в свое гневном и горьком безмолвии. От слабого ветра дрожали крупные изумрудные листья кленов, дубов, рябин, покрытые иглами сосновые лапы. Лабиринты хрустальных паутин стряхивали с себя тяжелые росы — набухшие водянки — и тряслись, когда очередная капля, не в силах дольше балансировать на леске, срывалась вниз. Длинные крючковатые ветки, будто пораженные артритом пальцы, тянулись к идущим с обоих сторон пролеска, цепляясь за одежду и норовя оцарапать лица. Чернозем проседал под ногами, будто перьевая подушка, только эта, лесная, была набита сухими хвоинками и разгрызенными шишками.
Периодически девушка прикрывала веки, и мелодичный, но приглушенный голос возникал в сознании старика: — Поторопитесь, нас может застать дождь.
Или: — Возьмите правее на развилке, там будет высокая лиственница с густыми нижними ветвями. Тогда сможем устроить привал.
Собеседник повиновался, однако ничего не говорил в ответ и как будто даже не думал, обнося свои мысли и воспоминания сплошно стеной.
Покинув платформу, мужчина уподобился неискушенному материальными благами монаху: пил из металлической кружки пакетированный чай, регулярно молился, завтракал консервированными овощами, тушенкой и хлебом. Он вскрывал банки миниатюрным волнообразным кинжалом на подобие индоне-зийского криса, ел столовой ложкой, неспешно жуя. Никакие пейзажи не могли его околдовать, заставить замереть или хотя бы немного сбавить темп. Единственный раз он склонился к ручью, чтобы наполнить флягу. Ночами сидел возле костра, сложив ноги в позе лотоса, спал по пять часов, при этом ни разу не ослабляя защиту мыслей, и во сне накладывая на них вето.
Девушка часто вглядывалась в профиль с римскими чертами, пока старец играл на свистульке-снегире: щеки впали, отчего явственно проступали высокие скулы, кожа с желтизной от легкого загара плотно их обтянула, нос с горбинкой нисходил наклонной полосой, сомкнутые челюсти за сухими губами дополняли облик его проницательных светлых глаз. Однако, стоило ей расслабиться под льющиеся песнопения, она быстро таяла в воздухе. Подняв веки, оказывалась пригвожденной соколиным взором спутника.
Они шли уже несколько дней после того, как он получил её зов о помощи.
Мужчину не удивила просьба об исцелении от совершенно незнакомой особы. Слухи о его шаманских чудесах и прозвище — Дед — разошлись далеко за пределы родного поселка. Единственная вещь, что не давала ему покоя — причины мигания двойника проводницы. Силуэт был сплетен мастерски, но какая хворь столь беспощадно забирает её силы?
Спустя пять дней девушка хрипло промолвила: — Заверните за ближайшим кустом, — и старик увидел две параллельно выросшие сосны.
«Как стражи», — подумалось ему. — «Что же им приказано стеречь?» — и вопреки липкому беспокойству, зарывшемуся внутри, он ступил на протоптанную тропу и пересек врата.
Раздался треск — это все защитные заклятия, сделанные шаманом в пути, разлетелись на осколки. Дед и тут ничего не сказал, лавируя по широкой поляне с разросшимся шиповником и папоротниками. Последним особенно здесь нравилось. Они вальяжно раскинули светло-зеленые листья и задради вверх раскручивающиеся улитки. Птицы не чирикали, лишь дородные во́роны перепрыгивали между сучьев и гаркали. В рот лезла навязчивая мошкара.
Мужчина сделал ещё несколько осторожных шагов, прежде чем заметил, что со стволов на него таращатся, криво ухмыляясь, замысловатые фигуры языческих божеств.
«Что за место? Куда она меня завела?» — гадал он, вглядываясь в грубо вырезанные лица идолов с клювами, вытянутыми телами, крыльями и куриными конечностями. На некоторых были повязаны цветные ленты и маленькие колокольчики, отполированные камни и клыки хищников.
Дорожка расширилась, с двух сторон выросли сплетенные из ивовых прутьев ограды, клумбы и палисадники. Затем тропа разделилась сразу на пять, ведущих в разные направления, но неизменно куда-то в лесные дебри. Старик впервые остановился и вопросительно обернулся, не припоминая никаких команд от спутницы, но встретился с пустотой. Девушки не было, зато неожиданный внутренний толчок направил его по прямо идущей дороге, и он подчинился, озадаченный силой позыва.
«Торопит».
Перед глазами выросли сначала две, ещё одна, потом три, и так до восьми деревянных изб с крышами, на которых, как в садах, прорастала трава, кусты и деревья. Уложенные бревна стен покрывали бархатные шапки мха. Напитанный влагой, пухлый, он жил припеваючи в лесной чаще.
У большинства строений двери заросли вьюном, ставни покосились, из труб кивали березы. Никто не возделывал землю, грядки покрылись сорняками. На кольях были надеты дырявые ведра, столбы для белья не соединяла леска.
«Зачем же ей было нужно приводить меня сюда? Ловушка? Я не мог обмануться, она болеет, причем серьезно».
И вдруг — смех. Совсем рядом. Детский, озорной, будто мимо проскочила шебутная стайка детворы. Мужчина прокрутился на пятках, смотря в сторону уходящего звука, но не обнаружил ничего кроме бескрайних лесистых далей. Правее послышались легкие спешные шаги, лихой свист, снование насмешливых шалунов.
«Что такое?! Уж не мерещится?!»
Шаман отступил назад и вздрогнул: за спиной треснула ветвь, зашуршала трава. Мимо вихрем пронеслось что-то невидимое, однако, имеющее смутную оболочку. Объект стремительно двинулся вперед, взбираясь на холм.
— Кто здесь?
Молчание.
Старец прислушался и резко вытянул руку вперед, намериваясь схватить бегуна, однако пальцы сомкнулись, не поймав ничего кроме холодного сгустка. Тот был прохладнее остального воздуха.
«Могилой веет», — старик потер друг о друга пальцы. Когда он поднял взгляд, перед ним проявился, лыбясь, светловолосый мальчуган лет двенадцати с ровной розовой кожей, пухлыми губами и широкими мерцающими глазами, очень спокойными и отрешенными отметиной всех, кто близок к природе. На плечах висела просторная рубаха с вышитым красными нитями воротом, на ногах холщовые брюки, высокие сапоги. Ребенок был высокого роста, стройный, крепко сложенный, но стоило старику улыбнуться, мальчишка отвернулся и понесся вниз со склона, на который забрался. Дед сорвался с места.
Иногда фигура юноши терялась из виду, иногда снова показывалась. И только когда раскрасневшийся, с трудом дышащий шаман увидел перед собой стоящую в отдалении избу, проводник испарился совсем.
— Девятый дом. Число смерти, — припомнил он номер и произнес заклятие на древнем языке. Увы, сегодня никакие силы предков не желали прийти на помощь.
«Что-то нечистое есть в селении… Слишком тихо, заброшенно. Мертвые правят».
Постройка выглядела совсем маленькой в сравнении с остальными. Окна были с выбеленными известью рамами и резными ставнями. Под козырьком перед дверью весели ангелы с глазами-бусинами, и звякали полые металлические трубки. Сам навес опирался на два столба с выструганными мордами полуптиц-полузверей и ромбовидными рисунками на медвежьем и барсучьем теле. Эта дверь, хотя и была плотно затворена, единственная не заросла растительностью, сохранила следы человека.
— Дом целительницы и вход в царство Мары, — догадался старик, видя на веренах вырезанные надписи на неизвестном языке. — Строения всегда ставят поодаль от деревень, чтобы связь колдунов с потусторонним миром не принесла обычным жители горя. Но почему же здесь никого нет кроме ребенка, бродячего отщепенца? Неужели девушка заманила меня в почти вымершую глубинку?
Он постучал три раза, выждал, прокашлялся и вошел без последовавшего приглашения.
С порога его окатило теплыми волнами от затопленной печи, пристроенной в противоположном углу. Огонь урчал и хрустел бревнами за заслонкой, подпертой кочергой.
Изба состояла из среднего размера комнаты. Она освещалась керосиновой лампой и двумя лампадами. Под потолком висели веники из сушеных цветов и березовых сучьев. Пахло сладковатым дымом и травяными отварами, срубом дерева и восковыми свечами. Справа от входа расположился стол с табуреткой и два ведра. Там высились стопки книг в твердых и мягких переплетах с яркими картинками, несколько стеллажей со склянками, корзинами, шкатулками. Рядом стояло несколько выцветших фотографий. У дверей приколоты крючки для одежды, на одном Дед заметил поношенный розовый свитер.
«Да хозяйка из города!» — догадался мужчина, осматривая четко очерченый на свету профиль той, что привела его сюда.
Юная шаманка возлежала под синим куполом не до конца развеявшихся курений. Облако нависло над ней и колебалось, точно шелковый балдахин. Оригинал двойника оказался истощеннее, особенно на фоне целомудренной холщовой сорочки со сборками и высоким горлом.
Он ступил ближе, к изножью кровати, на квадратный половик с цветными полосами.
— Здравствуй, — сказал вслух почему-то уверенный, что она его слушает. — Ещё одна сбежала из городского муравейника, ещё одну он свел с ума.
Дед прошелся по комнате, уселся на стул у постели, чувствуя, как его лизнул приветливый ответ лампы. Нос уловил стойкие запахи пихтового и мятного масла. Он поставил на пол рюкзак, трость отложил к ногам. Девушка что-то промычала, а потом дернулась — тело свело судорогой, и спустя секунду начало дергаться от лихорадки. Липкие капли пота выступили на лбу.
Гость быстро подогнул рукава, демонстрируя многочисленные надписи и изображения, окунул кисть в рядом стоящую чашу со студеной водой, извлек ткань, отжал и с родительской заботой промокнул лицо правильной формы, указательным пальцем убрал прилипшие русые пряди. Несмотря на выступившие капилляры под глазами, больная казалась ему преисполненной покоя.
— Ты ведь позвала меня на похороны, дорогая? Знаешь же, что тебя не спасти? — помолчал. — Почему насобирала столько мертвецов вокруг себя, не отчищалась, не восстанавливалась после колдовства?
Он провел вертикаль по её щеке, дрожь прекратилась.
— Ты не из тех, кто начитались советских учебников по нумерологии и эзотерике и пошли в ведьмы, у тебя есть талант. Прямо бьется наружу.
Сколько тебе лет? Как давно ты его открыла? Каким образом забралась так далеко от людей?
Я знаю, ты внемлешь. Жизнь, хоть и уходит из тебя, точно спущенная из ванны вода, она по-прежнему теплится внутри. Что же, пойдём в загробное царство, раз заманила сюда. Немного осталось терпеть мои речи. И зачем понадобился такой старик?
Он со вздохом привстал, извлек из портфеля металлическую емкость и аккуратно сложенную красную тесьму, откопал их среди связок свечей, бубна и фляги. Его не покидало ощущение, что за ним кто-то наблюдает, стоило ему пройти между соснами, и сейчас подозрение усилилось. Тихий шорох голосов, подобно навязчивому шороху обитающих в доме мышей, заполз к нему в уши и обосновался там.
«Мысли, прочь! Знаю, что позволил себя обхитрить и привести непонятно куда, но помочь колдуну — моя обязанность».
Дед подвязал на три узла тесемку вокруг талии, открыл крышку баночки, под которой оказалась темно-зеленая мазь, окунул пальцы в кашицу, поставил по три точки на своих висках, сделал три росчерка на больной и закрыл глаза, упираясь измазанными мякушками в её ладонь.
Свеча в керосиновой лампе заплясала. Створки окон содрогнулись от ветра, ударившего по ним кулаками, звякнула, сдерживая порыв, защелка. Слышалось, как снаружи ветви шкрябали по стеклу, будто толпы людей водили по ним ногтями.
Старику стало не по себе в заброшенном доме, показалось, что те голоса, проступая отчетливее, говорили: — Не сме-е-ей! Не-е-ет! Прокляне-е-ешь! Не спасе-е-ешься!
Но он заставил себя сосредоточиться, закрыл веки, образовал во рту оперных купол. Издавая «ом-м-м», погрузился в транс.
Клочки тумана висели над поверхностью широкого озера. Ветер стих, вместе с ним замолкли завывания неизвестных. Шаманка сидела нагая на противоположном берегу, бултыхая ногами по глади, наблюдая за растягива-ющимися, будто струны, водными брызгами. Вокруг берега неприступным забором высился сосновый лес. Мягкая дымка ползла от него во все стороны, словно сами деревья выпускали из ртов плотный туман. Мутный, он кружил вокруг, погребая под собой густые заросли рогоза и камыша, но радиус его траектории постепенно сокращался, приближаясь бесшумной поступью к девушке. Здесь она не казалась больной, хотя кожа была неестественно бледной.
Незнакомка, дернувшись, полуобернулась назад, чему-то усмехнулась, словно таинственный друг шепнул ей шутку на ухо, а затем уставилась прямо на старика и кивнула ему в церемонном приветствии.
«Ясно, она давно меня здесь ждала».
Он внимательно пригляделся к спутнице, излучающей фосфорическое сияние, однако отвлекся. Зоркое зрение различило движение среди деревьев: между стволами бродили невнятные силуэты. Они отслаивались от растений-великанов и обступали шаманку, медленно, сомнамбулично. На хрупкие плечи колдуньи туман по-отечески накинул невесомый плащ.
— Спасибо, что пришли, Дед, — раздалось звонко в сознании. Теперь звук стал громким и чистым. — Вы правы, когда посчитали, что я вовсе не хотела от вас исцеления. Мне нужен компаньон в последний путь.
«Всё по старым традициям», — подумал он. — «Придерживается зароков предков».
— Что с вами случилось? Как вы оказались в глухом лесу с ребёнком? Это место совсем забыто… — позволял вылететь нетерпеливым давно заготовленным вопросам.
— О, что вы, оно полно, как никогда, разве вы не слышали голосов, шагов? Но оставьте…
Старец напряженно изучал голубые радужки напротив. Они были такими же неподвижными и непроницаемыми как его.
— Не расспрашивайте меня ни о чем. Слишком мало времени остается на разговор, из-за которого я хотела с вами встретиться. Мертвые собираются, я и так задержалась здесь дольше, чем позволено.
Великий шаман, я наслышана о вашем могуществе и теперь утвердилась в нем окончательно, ведь вы беспрепятственно прошли в деревню Духов.
Деда передернуло: «Вот почему никого не было. Вот чей доносился смех. Не мифы, не байки впечатлительных сплетниц. Но что же она, живая, у них делала? Понятно, какая хворь её точила. И выходит, умирает не столько из-за связи с потусторонними силами, сколько из-за душ, которые несколько лет высасывали её энергию. Неужели у одарённой шаманки, запросто свившей собственную копию, не возникло никаких подозрений, дурных предчувствий? Почему она вошла туда, и почему они её приняли?»
— Прошу, Дед, ответы вы найдете потом. Будьте уверены, я знала, на что иду, сделала это по личным причинам и ни о чем не жалею. Выслушайте то, что я скажу вам сейчас, — выделила последнее слово.
— Все легенды о деревни Духов правдивы, — начала она, когда убедилась, что старик вынырнул из собственных мыслей. — Люди здесь убили самих себя и своих детей, чтобы защитить родную землю от инозецев, чтобы не пускать никого чужого, не дать её уничтожить. Самоубийство — грех, а потом они вечно обречены бpoдить между небом и землей, не принадлежа ни к верхнему, ни к нижнему миру.
Однажды, когда я убедилась в собственном даре, и больше всего нуждалась в убежище, мне приснилась эта деревня. Они сами нашли меня и предложили сделку, сказав, без обмана, что, дав согласия, я проживу гораздо меньше, чем предназначено. Должна буду отдавать им свои жизненные силы, чтобы они на время могли обретать тела. За это мне будет позволено жить среди них.
— Но вы не…
— Не нужно ничего говорить, Дед. И понимая от вас я также требовать не собираюсь. Только одна просьба. Вы встретили здесь мальчика.
Глаза старика прищурились.
— Его зовут Вадим, но в этом племени он получил прозвище Дикий Огонь.
«За взгляд, полагаю», — тут же догадался он, а вслух сказал: — Мальчик — человеческий сын?
— Я приятно удивлена вашей проницательностью.
— Но моя проницательность всё же, уважаемая шаманка, не позволяет мне представить, как мы вдвоем сможем отсюда выбраться. Души гневить не стоит, а ребенок наверняка им очень дорог, раз они держат его при себе.
Девушка оглянулась на собирающиеся фигуры, которые разрослись до целой толпы.
— Я прошу вас, как последнее мое желание, заберите его из поселения домой. — Дед собрался возразить, но его перебили: — Вac выведут и не тронут. Я обещаю. Души разозлятся, но он не заключал с ними договора в отличие от меня, он свободен в выборе. Они приняли Вадима и оставили здесь без обязательств. Однако, его родственники просили меня спасти мальчика, ведь для духа и это ужасная участь стать просто высосанной пленкой. Великий шаман, я передам вам амулет, отдайте его мальчику. Камень поможет вам обойм. Это последнее моё желание, и я вас им связываю. Спасите ребенка, — повысила она голос.
Люди встали рядом с ней полукругом в несколько ровных рядов. Туман клубился у ног неизвестной, словно послушный питомец.
«Сколько же здесь мертвых! Она действительна была очень талантливой. Многие вещи дали её впереди».
— Не жалейте меня, Дед, — заговорила опять. — Дайте слово, что оба покинете деревню после обряда.
Его губы превратить в узкую полосу, лоб пересекла глубокая морщина. В области солнечного сплетения всё сжалось от страха.
— Даю, — четко произнес он, стоя напряженно и прямо.
Давящая на перепонки тишь наполнила мир. На какое-то время Дед услышал биение собственного паникующего сердца, а затем несколько баритонов создали вибрации, рябью пробежавшие по окружению. Сначала мужчины, потом женщины, собравшиеся на берегу, завыли протяжную мелодию, от которой шамана пробрала дрожь. Стройный хор впитывался в части окружения, проникал в мироздание, заполняя мир, как вода из сосуда — огромный таз, проникая в землю, напитывая воздух, делая его более густым и концентрированным.
Он ни раз посещал похороны целителей, чтобы засвидетельствовать гибель оных и при необходимости подтвердить, что те действительно оказались по ту сторону жизни. Колдуны, знахарки, гадалки, лекари звали его на обряды, но с подобным пришлось столкнуться впервые.
Песня без слов лилась из нескольких десятков ртов, подражая волчьему вою, птицам, музыкальным инструментам. Они выпускали из себя и звуки, а дальше мелодия сама начинала течь. Поднялся легкий ветер, но ни трава, ни одежды не шевелились, не дрогнула и озерная гладь.
Старик не различал слов, хотя с его места едва ли мог улавливать ноты. Фразы были неважны, только пеленающий, убаюкивающий мотив ласково водил по щекам. По коже носились мурашки, хотелось умереть на месте то ли от наслаждения, то ли от тянущей боли, вызванной откликами сердца на постанывания и ауканья. Рука старца медленно потянулась к тесьме, но он одернул её: «Нет, ещё рано».
Последовали звуки свирелей и многоствольных флейт. Примешались позвякивания бубенцов и зудение вагана. Девушка сидела с закрытыми веками, обездвиженная, загипнотизированная. Темные силуэты один за другим, приближались к ней вплотную, а потом, смыкая губы, взмывали в воздух и расстворялись. Присутствующих становилось меньше и меньше, пока не сократилось до девяти. Они уходили, но музыка оставалась.
«Её родные».
Молодой шаманке с обеих сторон подали руки. По-прежнему не открывая глаз, она безошибочно взялась за их кисти, оперлась и встала на ноги. Мраморная статуя, с пробившимися в области груди полевыми цветами, возвышалась на фоне двух зеркально гладящих друг на друга лесных чащей. Мертвые развернулись, встав к ней боком, коснулись левыми конечностями её спины, ключицы, плечей, делая неспешный оборот против часовой стрелки.
«Обратный жизненный круговорот».
Гость видел, как от eё тела, держа в охапке, мертвецы тянули длинные ленты, точно шаманка стала каруселью на масленице. Девушка не поднимала век, но старику казалось, она смотрит прямо на него. Кивнула. Люди замерли. Руки напряглись и резко дернули веревки на себя, точно нити с катушки. Фарфоровый силуэт закрутился волчком, развернулся по спирали и исчез вместе с мертвецами. Туман погасил последние звуки древней музыки. Пальцы тронули тесьму.
По окнам барабанил дождь. Небо безутешно оплакивало недавнюю потерю.
Лампады и керосинка стояли потухшими, тонкий синий шлей вился над ними, тянясь к потолку. Только от огня печи, подглядывающего через мелкие щелки заслонки, исходило немного оранжевого света.
Старик почувствовал под кончиками нежную ледяную ладонь и одернулся. На коже не сохранилось ни следа мази.
Фиолетовые губы шаманки были чуть приоткрыты и растянуты в блаженной улыбке. Мужчине же показалось, он успел состариться лет на двадцать.
Внезапно сбоку почувствовал холодок, колющийй шею, точно поддувавший сквозняк, обернулся. Склонившись над ним, рядом стоял тот самый парнишка и глядел на него своими необыкновенными глазами в которых, не возникало сомнения, блестело что-то нечеловеческое.
— Вадим… — прохрипел Дед, и правый карман куртки сразу отяжелел. Морщинистая рука извлекла из него втянутой формы кусок горного хрусталя на черной нити. — Тебе просили передать.
Юноша безропотно принял украшение, расцепил застежку и надел его на шею, отступая от кровати и глядя на шамана. На молодом лице не отразилось никаких эмоций, словно между ними и не лежало мертвой женщины, словно оберег и не дал ему полную свободу уйти от духов.
«Насколько же сильно успела истощиться его душа?»
Дед с трудом приподнялся со стула, косясь на ребенка. Ему было не по себе от близости бледноликого мальчика. Он сглотнул ком опасений, насильно протолкав его через глотку, надел на плечи рюкзак, оперся на трость, напоследок поцеловал целительницу в лоб.
Вадим открывал дверь нараспашку, запуская пронизывающий ветер внутрь, когда старик вдруг спросил: — Что же с шаманк…
Но постель опустела, лишь подушка осталась примятой посередине, храня форму головы усопшей, точно глиняный слепок.
Снаружи Вадим без стеснения просунул свои цепкие пальцы в кисть спутника. Дед едва подавил порыв одернуть руку, и поспешно засеменил за ребенком, а шаг у того был проворный. Они практически бежали по узкой тропе прочь из деревни.
Позади, подгоняя, скрипели от поднявшегося ветра деревья, дождь усилился, больно барабаня по макушкам, давая тучам выплакаться вволю. К реву природы вновь примешался зловещий аккомпанемент невидимок. Травы припадали к земле, под ногами хлюпала грязь. Ступни вязли в каше из черной земли. Выпученные глаза идолов и их устрашающие усмешки сейчас были ещё более безобразными. Колокола и ленты на столбах метались, выбивая похоронный марш. Лес настойчиво не желал их отпускать, однако и Вадим уперто шел вперед, волоча за собой старца.
Наконец, путники завидели две высокие сосны, словно вратных, сторожащих вход и выход в обитель Мары. Старик последний раз огляделся вокруг, пересекая границу запретных владений.
Стоило им пройти мимо деревьев — всё улеглось. Небо, такое же серое и угрюмое, бурчало, однако не уронило ни слезы, зачирикали птицы, исчезли чернильные вороны. Тогда мальчик расцепил захват бескровных рук. Дед облегченно оттер капли дождя с лица и выдохнул, кое-как переводя дыхание.
Хрустнули ветки — это парень рванул вперед и оказался заключенным в объятьях раскрасневшейся пожилой женщины в длинной юбке в мелкий горох, в платке, наброшенном на плечи, вязаном кардигане с большими пуговицами и растянутыми карманами. Как зачарованная она уставилась на мальчика, поглаживая его по волосам не без опаски. Сухими губами чмокнула мокрый висок, но от прозорливого Деда не укрылась пробежавшая при соприкосновении с ребенком судорога.
— Вадимчик, — шептала она мальчугану на ухо. Затем отстранилась, бросив: — Дорогу-то ещё не забыл?
Кивнула старцу.
— Идемте с нами, выглядите измотанным.
— Куда мы? — спросил шаман, следуя за парой.
— Село Езерчик. Здесь недалеко, за лесом.
Через полчаса они действительно вышли к крошеной деревне с дорогами, покрытыми щебнем и разбитой черепицей, с наклеенными электрическими столбами, покосившимися заборами, бегающими перепачканными детьми и толстобокими гусынями.
Вадим подвел их к зеленому забору и персикового цвета дому, постоял у калитки, но не прошел внутрь, а свернул за постройку и скрылся. Женщина проводила его задумчивым взглядом, потом пропустила вперед Деда и со словами: — Умойтесь, вам отчиститься нужно, — задвинула засов ворот.
Старик ступил за порог, сразу оказавшись в уютной комнате с широкими окнами и кружевными занавесками на деревянных шестах. На печи стоял казан, под крышкой что-то булькало, чвакало, норовило выскочить. Хозяйка быстро проскользила мимо, наматывая на руку тряпку, и подняла крышку железной емкости, из-под которой верх поднялся паровой столб. Старик глядел на ее фигуру, движения, и не мог поверить, что она приходится Вадиму родной бабушкой: низкорослая, подвижная, она представляла собой кипящий источник энергии и неусидчивости.
Завидев раковину, шаман приблизился к изобретению с подтекающим сифоном и ведром внизу, повернул кран и, намылив лицо, стер с себя остатки магии мертвецов, уходящие через отверстия, похожие на те, что имелись на дисковой панели древнего телефона.
Он поднял голову и завращался на месте в поисках полотенца, ощущая себя новорождённым слепо тыкающимся котенком, потому как мыльная вода то и дело застилала глаза. Его пальцы коснулись поданной махровой ткани. Он благодарно принял её из рук владелицы дома, вытерся и довольно выдохнул.
— Спасибо, что позволили умыться, э-э-э…
— Тамара Михайловна, но давайте просто Тома, — начала женщина. — Конечно, некоторые здесь зовут меня тетушкой Вождем из-за командного голоса и волевого характера, однако позволяю делать это лишь детям и паре исключений из взрослых.
— Как скажете, Тома, я — Дед.
— Да уж вижу, — хмыкнула.
— Вы не поняли…
-Поняла, шучу просто. Это ваше шаманское прозвище, угадала? прищурилась, поднося к губам деревянную ложку и дуя на содержимое.
— Да, я в лесу был…
— Вас за Вадимом послали, моим внуком, верно? Девушка?
Старец озадаченно кивнул.
— Вы присаживайтесь за стол. Я сейчас вас обедом накормлю. Жаркое со свининой — основное, на десерт — чай с печеньем. Не мое, в пекарне купила, но тоже сносное.
— Охотно верю. Благодарю, нo откуда вам известно обо мне и о девушке?
— Bы на обряде были? — перескочила она с темы, ставя перед ним миску с дымящейся картошкой, мясом и куском ржаного хлеба. — Мертвая была светловолосой, с короткой стрижкой, высокая? — он кивал, а брови хмурились, сходясь всё ближе друг к другу.
— Аля. Так и знала, что влипнет в нехорошую историю с этим колдовством, девочка моя. И вас ещё впутала, моя вина…
Неужели чутье не подсказало, что в деревню духов суваться не стоит? На чтоо оно тогда всем вам, великим чародеям?
— Вам и об этом месте известно?
— И о многом другом, — зловеще понизила голос до шепота. — Легенду о мертвецах здесь каждый знает, не раз слышались голоса, виделись лица. Они никого не трогают, но приятного мало — холодок иногда по спине пробегает. А Аля приехала сюда как-то с большим рюкзаком из города, попросила место для ночлега, сказала, останется неизвестно на какой срок, я и поселила её у себя в свободной комнате. Многим помогала, хотя шибко грустная была, одна всё прохаживалась. А знала, что когда-нибудь да и выйдет на духов.
Прожила она здесь около года, но… Как я ей о Вадиме поведала, что пропал, на тот момент года полтора с того случая прошло, так сразу унылой стала.
— О Диком Огне.
— Это его так там прозвали? — значительно выделила.
— Да.
— Из-за взгляда, наверное, странный он у него такой, пронзительный. Всегда был. А известно мне всё, так как прабабка ворожила, в неё уродилась. Карты нашептали.
Хохотнула. Пышные груди затряслись.
— Лално, ладно, не глядите ошалело, дурю я, нрав имею веселый, без него и свихнуться можно, — подмигнула старику, усаживаясь с кружкой чая напротив. — Просто рада, что гость заглянул, в этой глуши разве кто найдет? Но давайте теперь о том селении. Я знаю часть истории. Вы знаете часть. Можем восстановить полностью, что произошло. Согласны?
— Годится, — усмехнулся её деловому тону. — Вы сказали о девушке…
— Да, Аля, но вот заладили! Давайте-ка по порядку.
Дело такое. Родители Вадима умерли, когда он был двухлетним шпунтом. Взяла его к себе, ибо одна родня на свете осталась, до шести лет рос, всегда замкнутый, всегда в стороне от других.
Подалась вперед: — Постоянно побаивалась его, но внук есть внук. Чего только природа не придумает?
Как-то он отправился в лес и не вернулся. Такое не раз бывало на пару дней, он любопытный был, быстро всему учился, и с ножом обращаться, и ловушки делать, потому за него не сильно беспокоилась. Хуже — когда наши парни приставали. А тут пятый день — и не объявился. Люди собрались, пошли искать — ни следа.
Это я после догадалась о том, что мог с чем-то потусторонним связаться. Ходили тут у нас сказки-прибаутки о деревне самоубийц. Из наших, кто оттуда вернулся — все точно без крови, а потом через несколько дней умирали. Не миф ведь?
— Нет, увы, — медленно покачал головой старик, проводя рукой по высокому лбу.
— Вадимка стал совсем белым, и вы. Когда увидела, решила — Аля надула, призрака бродячего послала, но так как внук вас вел… И не изменился ведь почти. Лишь совсем оторванным, неживым стал. В общем, когда мой мальчик исчез, поняла, что вряд ли смогу его спасти, а тут Аля пришла. Мы с ней хорошо сдружились, будто мать и дочь.
Ох, не городская она была: рано вставала, долго ходила, собирала травы, готовила пироги, печь топила, расторопная очень. Общительностью, правда, не страдала, но помогала всегда, причем просить не нужно было. Я сразу заподозрила в ней наличие дара. Все предвидела, всё знала. Раз говорит: -Закройте помидоры — сдует. Вначале приняла её за сумасшедшую, да непохожа, но под вечер такой ветер ураганный поднялся! Ужас! — махала руками старуха.
— А ушла из города, потому что странной считали?
— Не то слово! За дуру, говорит, воспринимали. А тут я со своим нытьем о внуке пристала, погадай, да погадай мне. Тьфу! Она видела, что я грущу, вот и решила ввязаться, спуталась с этими самураями недобитыми!
— Она заранее знала о своей скорой смерти, ещё до прихода в Езерчик, — вклинился шаман. — Согласилась отдать жизнь добровольно, чтобы от людей сбежать, и чтобы души её приютили. Полагаю, в вашем селении поселилась из надежды, что хотя бы с малым количеством жителей ей будет хорошо.
— А я то думала, идет на смерть спонтанно, глупо. В таком-то случае — отчаянно. Бедняжка.
Как-то раз постучалась ко мне ночью, я чуть со страху на тот свет не подскочила, подсвеченное лицо из темноты выныривает и говорит: — «Тетушка Вождь», — она меня всегда так называла, уж не знаю почему. — «Я скоро умру». Причем спокойным тоном, будто про помидоры предупреждает. «Нет, мне не помочь», — остановила меня, когда я потянулась к её лбу. Тогда же она мне обещала, что скоро увижу внука.
Утром её уже не было. На месте оставила почти все вещи, — женщина поставила перед гостем чашку с чаем, в свою долила кипятка, приобняла руками, глядя в окно. — Лучше бы она здесь осталась, лучше бы не лезла. Никто ведь и не хотел её обидеть.
Знаю, так говорить ужасно, но от внука всегда веяло опасностью. Я смирилась с его потерей с некоторым, отчасти, облегчением, он всегда был среди жителей чужим. Мне бы Альку на старость лет.
— Осторожнее с желаниями, — задумчиво промолвил Дед, отпивая глоток.
После молчания старушка продолжила: — Аля исчезла на четыре года. Но вчера явилась ко мне во сне и сказала, что пора, что я скоро увижу Вадима. Коснулась моего лба пальцами, кончики ледяные-ледяные, и показала дорогу до места, где я вас нашла. Но сейчас ничего из видения не вспомню. Чудеса… Сказала, что пожилой мужчина с татуировками и оберегами сопроводит мальчика. Настаивала, чтобы я вас накормила, дала отдохнуть и предложила остаться на ночь. Мол, у шаманов принято благодарить проявлением гостеприимства, но сказала, что вы не останетесь. Не хотите здесь переночевать?
— Нет, не могу, — ответил Дед с грустью.
Женщина понимающе улыбнулась, мимолетно и тоскливо. Вдруг спросила, изучая жидкость в кружке: — За ней пращуры пришли и забрали туда, на небо? — указала пальцем на потолок. — Это мне хоть позволяется знать как просто смертной?
Старик внимательно вгляделся в её открытое лицо с морщинками и ямочками: — Да, наверх.
— Не сомневалась. Но, может, всё-таки задержитесь на денек? Дрова поколите, отоспитесь, мне компанию составите?
— Я бы охотно, да только…
— Знаю. Рядом с деревней Духов для шамана жить, мягко сказать, не очень. Они ещё и разозлились наверняка. Но нам бы лекарь понадобился, вакансия свободна.
— Учту, но не могу, уж извините. Моя работа здесь выполнена, дом зовет. Мне действительно нельзя здесь долго быть, чтобы ненароком не искусить мертвых, на вас же беда потом перейдет. Духи воспринимали мальчика за сына.
— Понимаю, он всегда людей сторонился, а они его. До сих пор не верю, что он бродит где-то здесь, близ дома, — огляделась. — Души — вот его настоящая родня.
И хорошо ему, наверное, было в лесу…
— Скоро узнаем.
Откашлялся: — Тамара, боюсь, темнеет, пора. Нужно успеть на электричку, -старик посмотрел на закатывающееся солнце, громыхнул стулом и встал. -Берегите себя и мальчика.
Он взял рюкзак, трость и пошел к порогу, но замер, заслышав голос женщины: — Вы думаете, он останется?
— Трудно предугадать, — обернулся, понимая, что речь идет о Вадиме. — Если мертвые не связали свои души с его, ребенка ещё можно будет спасти от участи духа, а если опоздали… У каждого этот срок превращения разный, однако, я не думаю, что мальчик сильно сопротивляется.
— Спасибо за правду, Дед.
— Вот вам мой совет на прощание, который вы, вероятно, и без меня уже знаете: когда какой-то человек несет в себе отпечаток природы, очень к ней близок, снова и снова тянется к ней, не держите. Ни Алю, ни его. Всё предопределено в данном вопросе. С древней и могучей силой не совладать ни смертным, ни даже бессмертным иногда. Лучше отдать добровольно, иначе может выйти себе дороже.
Тамара Михайловна кивнула, закусывая губу, а затем отвернулась, но старик увидел, как блеснули её впалые печальные глаза.
Он шел по тонкой тропе между деревянными заборами, которые стояли вокруг домов и обносили огороды скорее для вида, чем для реальной пользы. Босоногие, перемазанные дети в мешковатых футболках и штанишках провожали его по дороге до ворот пугливой стайкой. Он искал среди них знакомый взгляд, прямую осанистую фигуру, но напрасно, Вадима не было.
За спиной осталась табличка «Езерчик», впереди возвышался лес.
Смолистые капли на стволах набухали и источали хвойный аромат. Небо над головой низко волочилось, почти касаясь макушек деревьев, вызывая желание пригнуться. Оно приобрело синий налет вечерних сумерек. Где-то вдали куковала кукушка, усевшись на толстую ветвь. Зелень под ногами покрылась холодной росой, забрызгивая края джинсов. Правее что-то промелькнуло. Шаман замер и глянул в сторону: на камне сидел, прокручивая в руках амулет, Дикий Огонь. Секунда, и его взгляд пронзил Деда, насадив на острую спицу. Магический, глубокий, нечитаемый за плотной пленкой, изумрудный и васильковый вращались по кругу радужек, но не перемешивались между собой.
Мужчина сдержанно кивнул ему и пошел дальше, насвистывая.
Уши уловили приближающиеся шаги. Детски смех заставил забегать мурашки по спине и рукам. Ликующий визг окружил. Старец осмотрелся, никого не обнаружив кроме малахитовых кустов, гранатовых точек волчьих ягод. Ветер играючи налетел на шамана и подтолкнул вперед, но он уперся ногами в землю, развернулся и посмотрел на камень, на котором сидел мальчик. Лишь горный хрусталь поблескивал слезой на покрытом мхом валуне.
«Что ж, теперь он дома».
Путник отвернулся и пошел по тропе в сторону станции, сложив губы в трубочку.
Шутливая мелодия прервалась. Перед ним вновь выросли две сосны.
«Ты тоже», — прошелестели их ветви.
Автор: Анна СафА
Источник: https://litclubbs.ru/writers/6651-gorodskaja-shamanka.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#шаманка #город #мистика #ужасы
