1.
Уильям вообще хотел стать писателем, но устроился грузчиком, когда окончил школу. Начал таскать ящики с пивом и с соками. Однажды, поставив Bud на полку, подумал — впрочем, сказал:
— Люблю тех пожилых женщин, которые продают сигареты и алкоголь и иногда уступают место в транспорте молодым.
— Что говоришь? — поинтересовался коллега, Сурен.
— Да так, мысли вслух.
Они перекидали коробки, закурили на углу, затихли.
— Смерть, она ведь нужна потому, что мы на Земле, — сказал Уильям.
— Это как жажда в жару.
— Или в тепле в морозный день.
— Всё дело в осени и весне, то есть в умеренной погоде, — добавил Сурен.
— Это касается и творчества, искусства вообще, которое делится на месяцы. Февраль или август — это ещё и жанры: бывает роман-июнь, случается кино-май.
Продолжили труд, заполнили склад — часть его, если точней, пошли в подсобку обедать, погрели воду, залили «Дошираки», достали бутерброды с сыром, перекусили, держа на коленях тарелки, добавляя этим интимность процессу, выпили чай, сыграли в карты и стали отдыхать, ожидая разгрузки нового автомобиля, приближающегося уже.
В свободное пока ещё время пошли к кассирше Надин, начали шутить и болтать с ней в перерывах на её работе, Уильям сделал ей комплимент, отмечая тонкость бровей, Сурен ушёл в туалет, Надин предложила увидеться вечером, Уильям кивнул, ущипнул её легонько за бок и вернулся, дождавшись товарища, разгружать машину.
Сурен во время перекура указал взглядом на проходящую девушку.
— Красива, — отметил Уильям.
— Нет просто слов.
— Уйдёт.
— Догоню сейчас.
Уильям смотрел, как Сурен двинулся за прохожей и настиг её.
— Девушка, у вас на спине сидит гигантский паук.
— О господи, что же делать?
— Сейчас я его стряхну.
Он приобнял девушку, смахнул воображаемое творение, пошёл с ней, молчал. Добрался до угла дома и произнёс:
— Я драматург, моя пьеса под псевдонимом Рашид Абубакар идёт в театре. Можно вас пригласить?
— А когда?
— Давайте я вам позвоню и всё уточню.
— Отлично.
Она продиктовала номер, он спросил:
— Как вас зовут?
— Оксана.
— До встречи.
— Ну хорошо.
Сурен вернулся и пожал Уильяму руку.
— Всё получилось?
— Да.
Армянин с лёгкостью начал носить упаковки и напевать «Оровел». Всё замечательно. Жизнь прекрасна. Весьма. Он вдруг сказал:
— Вся беда в жалости. Умирают лишь для того, чтоб их пожалели. И соболезнующие только этого и хотят. Жалость — причина, смерть — следствие. Мать и дочь, где первая всегда оплакивает вторую. Именно смерть одевается в труп, ложится, получает цветы после концерта — шоу «Умирание», покидает могилу, и так без конца.
2.
На следующее утро встретились возле магазина. Сурен на испытующий взгляд Уильяма произнёс:
— Сказал я ей, что идёт мой спектакль, у «Драмы» встретил, принёс цветы, объяснил, что она мне просто понравилась, потому и придумал всё это. Ничего, она всё поняла, пошли с ней в кафе, договорились увидеться завтра. У тебя как и что?
— Надин не смогла прийти.
— Что-то случилось?
— А вон и она.
Они встретили Надин, которая пожала им руки и сказала Уильяму:
— Можно тебя на минуту?
Они отошли, и она продолжила:
— Дочь приболела, не обижайся, не смогла отлучиться. Встретимся же потом?
— Хорошо.
Он воротился к Сурену, чтобы через пятнадцать минут разгрузить машину. Выблевать из неё содержимое, будучи двумя пальцами во рту.
— «Мастер и Маргарита» — Евангелие от сатаны, — бросил Сурен.
— Думаешь?
— Новая Библия. Хоккейная пятёрка.
— Любопытно.
— Конечно. Воланд есть Сталин, и это надо понимать, тогда станет доступно происходящее в то время со страной, описанной в том романе, переплетённом с ней.
— Но есть ещё версия: этот роман — общее состояние, среднее выражение того, что творится в голове шизофреника.
— А почему не книги, скажем, Керуака?
— Его романы — сами психи, их врач — он сам. И здесь становится ясно, что психиатр рожает больных, отправляет их в вечность и умирает сам.
Подошла Надин, прислушалась и вмешалась:
— Сердечную мышцу питают слова, и они одинаковые у всех: «Cейчас я умру», потому что закон подлости никто не отменял.
— Выходит, умирают от желания жить, — сказал Сурен.
— Из той же оперы суицид, — согласилась с ним Надин.
Сурен и Уильям вышли на улицу и увидели на ней надпись — «Пикассо», не удивились ничуть, пропустили мимо себя Тургенева и Виардо, пьяного Есенина с компанией забулдыг, Маяковского с поклонниками, Цвейга с женой и самоубийством, автомобиль с песнями Шаляпина, звучащими из колёс, крыльев, капота и крыши, и детей, кричащих: «Мы хотим быть Арто»; улыбнулись цветущему бытию и поужинали видами города, льющего соль и суть.
После работы взяли вдвоём по пиву, сели на лавочку и затянулись LD.
— Вспоминаю своё детство, — сказал Уильям, — в моде был чай Dilmah, после пошли капоры, лосины. Но мы при этом ещё читали книги.
— Шутили про Горького и Толстого, — согласился Сурен.
— Было такое, да.
— А сейчас лекарство лечат болезнью.
— И такое неплохо.
Выкинули через пятнадцать минут пустые бутылки и двинулись по домам, благо жили недалеко, чтобы на следующий день впасть в выходной.
3.
Уильям проснулся и понял, что мужчина смешнее женщины, так как она ближе к земле, и мужчины видят женщину наполовину в ней: идёт девушка, наблюдаемая только выше пояса, что безумно возбуждает, потому что парень видит полушария планеты, двигающиеся с ней. Уильям покурил очарование раннего утра, ответил на звонок Надин, предложившей прогуляться попозже сегодня, согласился, принял ванну, съел булочку с маком, выпил кофе и сел играть в GTA.
Надоело, открыл том Бомарше, начал читать, больше листать, скакать по пьесам его, увлёкся, сам стал драматургию творить, прямо на телефоне, придумал персонажей — грузин, перенёс действие в вымышленную деревню Казбеги, усадил героев за стол, предложил им поесть и попить, произнося тосты, устал, включил телевизор и подремал под музыку 90-х годов.
Вскочил, оделся, вышел, сел в автобус и поехал на улицу Рамзеса, встретился с Надин, подарил купленную по дороге розу, поцеловал подругу в щёку, повёл её по проулкам, тропинкам, устроил на скамейке, сам принёс два кофе, дал ей один, сел рядом и начал рассказывать о своём детстве, встреченном по пути.
Надин слушала, удивлялась, вставляла замечания, спросила о кличке его.
— Погоняла не было у меня. Или я о нём ничего не знаю.
Уильям обнял её и поцеловал, они слились губами, похожими на рассвет и закат, между которыми солнце — язык. Надин произнесла чуть позже:
— Смерть — мамонт, жизнь — слон.
— Можно ещё так сказать: смерть — конец и итог, а не начало, потому она — чаевые: личное дело каждого, можешь дать или нет.
— Как у Селы, выходит, всё действие, жизнь — это кафе.
Заглянули в кафе «Керуак», выбрали пиццу с сыром «Чеддер», по стакану сметаны, коснулись ногами под столом и вздрогнули, как самолёт перед падением.
— Может, по пиву? — спросила она.
— Можно. Какое?
— Tuborg.
— Идёт.
Уильям заказал его, принесли пенные кружки, поставили на стол и пожелали приятного аппетита, вызывая благодарность двоих. Сделали по глотку и не смогли оторваться от неба, влетевшего в дверь и выпорхнувшего в окно.
Через полчаса стаканы были пусты, Уильям и Надин сидели и дожёвывали пиццу, не смея взглянуть друг на друга, так как чувства были за них.
— Можно сказать, дети — нож, которым в магазине — в мире — разрезают хлеб пополам: на мужа и жену, что до дитя — одно.
— Такое всё реже сейчас, почти нигде не встречается.
— В любом случае до́ма — в раю или аду — буханка разрезается на ломтики: так человек разбирается на части.
— Он становится текстами, стихами и прозой, переходит в искусство.
— Поэтому сейчас в «Ашане» или «Магните» на выбор предлагается хлеб: в виде литературы и жизни, строк и пустой страницы — чтения и письма.
Вышли на улицу, выкурили сигарету «Стакан», потому что так и есть: ты выпиваешь чай или кофе в виде дыма. Вернулись, он присел, она зашла в уборную, долго там была, а когда вышла, то уже была Суреном, который спокойно сел рядом с Уильямом и произнёс:
— Фух, сполоснул лицо. Хорошо.
— А, ну да.
— Ты что удивлённый?
— Ничего.
Он посмотрел в меню, выбрал пункт «Отрезветь», бросил взгляд в окно и увидел Надин и Оксану, уходящих по улице, громко смеющихся, снова закурил, выпустил дым в виде сигареты и выкурил и её.
P. S. Чтобы заработать миллионы на своих картинах, книгах и музыке, нужно ходить, дышать, говорить, работать дворником или менеджером, жениться, родить детей, состариться и умереть. Да, и ещё: не заниматься творчеством никогда.
Редактор Алёна Купчинская
Другая современная литература: chtivo.spb.ru