...Сейчас уже сложно представить, что когда-то Россия считалась страной очень бедной полезными ископаемыми. Особенно аховой ситуация выходила именно с золотом, которое искали по рекам и горам со времён избавления от ордынского ига. Иван III приглашал рудознатцев из Италии, но те, перекопав полстраны, нашли единственный самородок, которого хватило на нательный крест.
Пётр I зашёл с другой стороны, объявив "горную свободу" - золото дозволялось искать кому угодно и где угодно, невзирая на принадлежность земли. Нашёл его, однако, не бородатый старатель, а "пробовальный мастер" Иван Мокеев, в 1714-19 годах изучавший в Москве породы Нерчинской Даурии: первое скудное русское золото получали из полиметаллической руды.
Больше повезло в 1744-47 годах Ерофею Маркову, староверу с Урала, который хлеб добывал поисками самоцветов, но золотую жилу обнаружил, когда сооружал себе избушку на реке Пышма - теперь там город-спутник Екатеринбурга Березовский, выросший вокруг первого в России золотого рудника. "Золотой фарт" стремительно перерос в "золотую лихорадку", вскоре охватившую Урал.
К концу 18 века русским золотом было уже никого не удивить, а вот закон Петра I об уголовной ответственности за сокрытие находок жёлтого металла продолжал действовать. Одним из осужденных по нему стал уральский старатель Егор Лесной, оказавшийся в ссылке сперва в Кийской слободе (нынешний Мариинск) Томской губернии, а затем в горах Кузнецкого Алатау. Там с его заимки на речке Берикуль в 1826 году началась новая, уже сибирская золотая лихорадка, охватившая Томскую и Енисейскую губернии.
В Сибири на передний план вышли уже не старатели-одиночки, а купцы, состязавшиеся в бессмысленной и безудержной роскоши - один завёл оранжерею и выращивал зимой ананасы, другой лил визитки из чистого золота. В Прибайкалье же охотники то и дело находили золотые крупинки в желудках глухарей, и понимали, что где-то тут, в тайге у них под боком, скрыты несметные богатства - только надо их найти...
И если название Берикуль молва возводила к "Бери куль!", то Бодайбо - к "Подай бог!": поиски были тщетны. В них успели поучаствовать даже беспощадные "князья Забайкалья" Кандинские, но россыпей, попадавшихся на притоках Олёкмы, раз за разом хватало в лучшем случае на несколько сезонов.
Сам же район поисков представлял собой чрезвычайно глухой угол, который ранняя русская колонизация в 17 веке обошла стороной. В ромбе Патомского нагорья между Леной, Олёкмой, Чарой и Витимом не было ни острогов, ни деревень, а единственными жителями оставались "пешие тунгусы", то есть эвенки-промысловики с тремя оседлыми стойбищами (Мамакан, Толондо и Хомолхо) и крошечными оленьими стадами по несколько десятков голов.
С севера эвенков теснили якуты, в последующие века куда более заметные в жизни Бодайбо - они гораздо активнее взаимодействовали с русскими. Под их влиянием бодайбинские эвенки, прежде чем обрусеть, перешли на якутский язык и поменяли оленя на лошадь.
Но, как гласит предание, именно эвенк Афанасий Якомин, вожак стойбища Хомолхо на одноимённом притоке Олёкмы, однажды приехал на ярмарку в Жигалово и среди прочих таёжных даров показал городским купцам тускло поблёскивавший жёлтый камень. Как вы уже догадались, это был золотой самородок.
В 1844-46 годах на Хомолхо одновременно заявились две поисковые партии - крестьянина Петра Корнилова от иркутского купца Константина Трапезникова и тобольского мещанина Николая Окуловского от статского советника Косьмы Репнина. Они и размежевали два невиданных прежде по своему богатству участка, которые в 1851 году утвердил "азиатский Пётр I" Николай Муравьёв.
Дальнейшие изыскания показали, что Патомское нагорье буквально насыпано золотым песком, и иркутские предприниматели исследовали да межевали речку за речкой. Первыми воротами золотой лихорадки стало селение Мача на Лене, где в 1867 году на средства золотопромышленников была построена Никольская церковь, не уцелевшая до наших дней.
К тому времени они уже знали, что зашли в "русское Эльдорадо" с чёрного хода: позже притоки Олёкмы стали известны как Дальняя Тайга. В 1861 году сын Константина Трапезникова Александр проник в Среднюю Тайгу, найдя куда более богатые прииски в самом сердце Патомского нагорья на реке Вача, впадающей в Чару. Там в 1868 году обосновалось Ленское золотопромышленное товарищество ("Лензолото") Петра Баснина и Петра Катышевцева, основанное ещё в 1855-м.
А в 1863 году купец Михаил Сибиряков, зять Трапезникова, нащупал ядро здешних россыпей - бассейн реки Бодайбо, ставший Ближней Тайгой. На Патомское нагорье пришла странная недолгая идиллия - всеми приисками без исключения владели бородатые русские купцы из Иркутска, хорошо знакомые друг с другом, а часто и породнившиеся через браки детей, и потому имевшие возможность любой вопрос решить за самоваром.
Равно как и со своими рабочими они ходили по одним улицам, а потому старались с ними обращаться по-людски. У здешних приисков редко были единоличные хозяева, чаще - плавно перетекавшие друг в друга товарищества, в самом успешном из которых объединили силы Михаил Сибиряков, Александр Трапезников, Иван Базанов и Яков Немчинов.
В 1858 году, ещё в Дальний Тайге, они основали Желтухинское золотопромышленное товарищество, а застолбив участки на бодайбинском притоке Накатами (это название реки!) решили брать выше, тем более на Лену как раз прибыли заказанные ими пароходы.
В 1863 году было основано "Ленско-Витимское пароходство" на воде, а в 1865 - "Прибрежно-Витимская компания" на суше. А на границе двух сред, где с 1863 года поисковая партия казака Ивана Новицкого пыталась освоить для Сибиряковых Стефано-Афанасьевский прииск, образовалась Бодайбинская резиденция.
