Однажды я подумал, что постичь смысл понятия «дазайн» сугубо дискурсивно, вычитав его определение в книгах, не получится. О дазайн говорится чуть ли не в каждой статье о Мартине Хайдеггере, для его объяснения путаные фразы громоздятся друг на друга, одно слово вызывает для своего прояснения сонм других, и всё это перемежается обильными цитатами из самого Хайдеггера и его многочисленных толкователей. Но суть дела от этого яснее не становится.
И тогда я решил отказаться от дискурсивного пути и попытаться ощутить, прочувствовать, прожить дазайн – здесь-бытие, вот-бытие, бытие сущего, открывающее путь к бытию как таковому. Ведь я – сущее, я – здесь, я – вот, и значит, могу так «погрузиться» в своё нахождение здесь-и-сейчас, так в него впечататься, что пребывание станет восприниматься как бытийствование. Что ж, начнём. Только вот всякие чувственные впечатления в сознание лезут, какие-то вещи, звуки неясного происхождения, феномены телесности. Как же от этого всего избавиться?
В этот момент я вдруг понял, почему учению Хайдеггера из книги «Бытие и время» логически и хронологически предшествовала феноменология Эдмунда Гуссерля: если сфокусироваться на здесь-бытии жутко мешает реальный мир, я должен сначала избавиться от навязчивой натуралистической установки, будто все окружающие меня явления действительно существуют. Сначала я редуцирую явления к феноменам моего сознания, а потом последовательно расправлюсь с ними, оставив лишь сам феномен моего существования. Моё «я», фактически, тоже перестало быть феноменом, будучи вытесненным в процессе редукции, – вот почему Хайдеггер указывал, что дазайн – это не субъект. Итак, я достиг состояния «чистого существования», когда во мне нет ни одного феномена сознания, кроме феномена пребывания здесь и сейчас. А избавившись от субъектности, неизбежно возвращавшей меня в круг сущего в качестве его элемента, я превратил «я» в чистое бытийствование, ведь сущее и бытие – совсем не одно и то же.
И вот новое озарение, которого я не мог достичь дискурсивным путём, – почему, собственно, в названии книги Хайдеггера бытие стоит рядом со временем. Оказалось, что бытийствование не статично, и здесь-бытие вовсе не столь однозначно предполагает сейчас-бытие, как мне казалось ранее. Переживание чистого бытийствования связано с ощущением длящести. Дазайн как бы забегает вперёд себя и тянет себя прежнего к себе будущему, наделяя бытие временем как движением между двумя «точками» самого себя. Вот почему в оригинале фразы Хайдеггера «дазайн – сущее, в бытии которого речь идёт о самом этот бытии» вместо «речь идёт о» стоит «es geht um» – «идёт к самому этому бытию», а не «о нём». Нет тут никакой «речи о бытии», просто бытие сущего идёт, движется, простирается к самому этому бытию, то есть к самому себе, но уже «вообще», бытию как таковому. Такое движение и создаёт ощущение длящести, что неизбежно воспринимается как временность. Поэтому именно переживание собственной временности окончательно отрывает меня от «себя» как сущего и приводит к «себе» как бытию. И, похоже, способность к такому постижению бытия как такового через собственное здесь-бытие и есть моя сущностная черта как человека.
Я не знаю, удалось ли мне схватить бытие или нет. Может, Хайдеггер имел в виду что-то совсем другое. Но это не важно, важен только этот странный опыт растворения своего «я», его размазывания в переживании чистой временности, процессуальности, бытийности, этом бесконечном забегании вперёд. И когда ко мне вернулась способность к дискурсивности, я подумал, что в забегании вперёд как чистом бытии есть нечто утешительное: если есть вот это «вперёд», куда мягким «потоком» струится, продлевается бытие, есть и «я». С ним я снова встретился, как только вернулся к миру сущего, и снова почувствовал с ним своё тождество.
Одно грустно: рассказать о дазайн другим можно только дискурсивно, взгромоздив друг на друга путаные фразы. Ведь одно слово для своего прояснения всегда вызывает сонм других.