Одновременно Булка ухватился за свою цепь, опасно подбираясь к сопернику и балансируя на грани, как застрявший в самой высокой точке канатоходец. Вопреки всем предыдущим экспериментам, он всё равно в глубине души допускал, что что-то пойдёт не так, и это терзало тем сильнее, чем ближе был шанс получить всё и сразу. Булка был согласен и на этого ребёнка, чёрт с ним, лишь бы только знать, что с инопланетной заразой покончено, а люди вольны быть собой. Кроме Кати, конечно. Ей будет лучше с ним, с Булкой, просто пока она этого не поняла и не приняла, но он-то не мог простить Роме, что из-за него Катя лишилась выбора быть или не быть человеком, и плевать, что он сам его не имел.
А самое чудовищное для Булки было в том — и никто, кроме Булки, не замечал одного простого и очевидного обстоятельства — что этот хвалёный «добрый» имитатор, который без нужды не обращает других людей и прочее бла-бла-бла, он же не колебался, забирая Катю себе. Ну так и Булка не будет, возвращая её к человеческому виду. И к себе, мысленно добавил Булка, упрямо глядя на Рому, запертого в клетке, как дикого зверя. Тот всегда маячил между ним и Катей, ещё с младших классов, но никогда Булка так ясно не чувствовал, что он прав, презирая соперника.
Кто играет в человечков? (начало, назад)
Генрих прервал бесплодный обмен горящими неприязнью взглядами, выдав вердикт:
— Нет, ничего подобного, никаких воспоминаний о вашей сладкой совместной жизни и его плодах. Просто ей, как и всем нам, надоело слушать детские вопли. Её можно понять, это же встроенный материнский инстинкт, гормоны… Или что-то осталось внутри неё, как думаешь? Не могла же она полностью забыть, как родила и всё такое? — Генрих нарочно провоцировал Рому и тот сдвинул наливающиеся гневом надбровья.
— Вы просто бессердечный скот, — выдавил Рома.
— А ты что, небось уже думаешь, что сможешь обратить её обратно? — с издёвкой осведомился Булка, скрывая собственные страхи. — Плохие новости, Рома. Никто из наших вернувшихся при повторном контакте с вашей братией больше не превращался. Она теперь навсегда человек, ты понял? И не мечтай, что старые школьные дрожжи помогут ей снова запасть на какого-то паршивого имитатора. Знаешь, в чём твоя проблема? Кажется, ты у нас невосприимчив к П-107. Другие на твоём месте давно уже исходили соплями, а ты тут мечешься, клетки ломаешь. Даже не сопротивляешься, а просто здоров, как огурчик. Боюсь, не быть тебе человеком. Никогда. А знаешь, что мы делаем с такими, как ты? Правильно, мы вас уничтожаем, как мерзких вредителей. А ребёнка, если он человек, конечно, мы заберём себе. Может быть, я даже усыновлю его, у тебя же мальчик?
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
Рома осоловело моргнул, вдумываясь в сказанное.
— Булка, а ведь ты прав, гениальный засранец, — Генрих взял в руки часы, — реакция нулевая, такого раньше не было, даже без поцелуев.
— И что это значит? — холодея, прошептал Ромка.
— Похоже, мы тут имеем необычную во всех смыслах реакцию на П-107. Ты не становишься человеком. Вопрос в том, что же с тобой происходит? — на лице Генриха проступил охотничий азарт, как у всякого пытливого исследователя.
Забытый всеми щуплый Шпингалет отделился от стены и вышел к яркому свету, становясь напротив Генриха.
— Не против, если мы поместим его вместе с ребёнком и его недоматерью? — подросток нахально засунул в карманы руки и чуть выпятил подбородок. — Пускай поиграют в семью.
— Мы так не договаривались, — быстро ответил Генрих, кладя руку на кобуру.
— Ну, мало ли, что с ним будет дальше. Вдруг это опасно для ваших? Сам подумай, П-107 уже везде. Не только в изоляторах, не только у Булки, у Зины и остальных подопытных. Он витает в воздухе, он даже у тебя, Генрих, — Шпингалет прижался губами к перегородке, картинно дохнув на посеревшего руководителя исследований, — разумно сперва проверить на том, кого он точно захочет обратить. Например, на маленьком хомо сапиенсе, только что лишившимся любящих друг друга мамы и папы. Или на его обнулённой мамочке. Или ты предпочитаешь потратить на это дело кучу добровольцев?
— Что за дрянной сюрприз вы нам приготовили?
— Исключительно радостный, не сомневайся. Люди будут людьми на все сто процентов, все счастливы по самое не балуйся, ну а эти… Мы посмотрим, насколько они будут не, — Шпингалет выделил последнее слово, — людьми. Даже занятно, насколько этот мужик захочет вернуть себе украденное.