А потом как-то закружилось всё, – словно в другую сторону… Веденеев, директор Боровского шахтоуправления, пожал студенту-практиканту руку, а глаза отвёл:
- Думалось, – поработаем… Я сразу увидел, что ты стал бы толковым горным инженером. Нам такой и нужен был. Давай, Михаил Андреевич, – ты, главное, выздоравливай. Успешной защиты диплома тебе!
Веденеев ещё что-то говорил, – Мишка не вслушивался, потому что вдруг больно застучало в висках, обожгло, забило дыхание: впервые после аварии в восточной лаве он осознал, что спускаться в забой он теперь не сможет… (Лава – это подземная очистная горная выработка, где ведётся добыча угля, – примечание автора). А зачем быть горным инженером, если Веденев минуту назад так и сказал о Мишке Терёхине, – в прошедшем времени… И зачем она теперь сдалась, успешная защита диплома!
Михаил ещё в школе дал себе слово, что станет горным инженером. Тогда на их шахте случился взрыв угольной пыли и метана. Погибли четырнадцать шахтёров, и Мишкин крёстный тоже погиб. И с тех пор семиклассник Мишка Терёхин твёрдо знал, что он будет проектировать для шахт самые лучшие вентиляционные системы, – чтобы никогда в угольных шахтах не взрывался метан… А как проектировать вентиляционную систему, если ты не спускаешься в шахту!
И решил Мишка, – глупо, по-мальчишески упрямо, – что и любовь, их с Анюткой самая неповторимая, единственная любовь тоже осталась за чертой, куда уже нет возврата. Он всматривался в побледневшее Анюткино лицо, а Аня беспомощно призналась:
- Устала я, Миш…
Признание это больно хлестнуло Мишку. В глазах полыхнула отчаянная, безрассудная мальчишеская гордость: а не надо!.. Кто просил! И жалости не надо!
Анюта вдруг стыдливо потянулась к Мишке, – собиралась ещё что-то сказать, ещё в чём-то признаться… А он отстранился, закурил. Глухо сказал:
- Я вечером уезжаю.
Аня растерялась:
- Надолго, Миша?
- Не знаю. Надолго. У меня защита диплома.
Если б он знал тогда, что устала Анютка не от того, что каждый день приезжала к нему в больницу!.. Если бы знал, что из-за его холодного, гордого отчуждения Аня так и не смогла пересилить своё девичье стеснение, не смогла сказать, что их с Мишкой теперь связывает самая сокровенная и трепетная тайна…
В посёлке он ещё не замечал, что сильно прихрамывает, – вернее, не обращал на это внимания: не до того было, когда безысходная обида туманом застилала глаза. А в университете уже не было их пятого курса: после выпуска пацаны разъехались по шахтам. И Терёхин заметил несколько любопытных и сочувствующих взглядов незнакомых студентов, скорее всего, – первокурсников: конечно, горный факультет – не отряд космонавтов, но требования к здоровью будущих шахтёров тоже серьёзные. И Мишка понимал, что он, со своей сильной хромотой и крупной испариной на лбу – от боли в позвоночнике – в коридоре горного факультета выглядит, по меньшей мере, странно…
А когда встретились с Лизой, горькая гордость снова захлестнула Мишку: Лиза даже не попыталась скрыть испуганную жалость. А Терёхин вспомнил их встречу с Аней, – последнюю перед его отъездом из посёлка.
- А – не надо!.. – вызывающим взглядом Мишка сейчас ответил не только Лизе, – с её ненужным испугом, а и Анюткиным усталым глазам: – А – не надо!!! Обойдусь!
И, словно в отместку этой усталости в Аниных глазах, с разудалой бесшабашностью предложил Лизе:
- Посидим в «Планете»? - Усмехнулся: – За мой диплом горного инженера… с отличием. Или – ко мне, в общежитие?
Михаилу предложили вести у студентов младших курсов практические и семинарские занятия, и он остался жить в своей комнате, в общежитии горного факультета.
- К тебе. – В Лизиных карих глазах – та же безоглядная смелость, что и тогда, перед рассветом, на берегу Северского Донца…
- А – не надо! – Мишкино сердце отчаянно прерывало Анюткино признание: устала я, Миш…
И – не надо вспоминать, что с Анютой всё было, как впервые, – убеждал себя Мишка. И вспоминал, – даже сквозь сладкий Лизин полустон:
- Ещё…
Потом он заваривал для Лизы чай с вишнёвым вареньем, – на днях мать приезжала, привезла его любимое. Лиза подняла глаза от чашки:
- Как ты теперь? Что будешь делать?
Михаил чуть улыбнулся Лизиной равнодушной вежливости. Зря это она… Сама же говорила, что всё у них – просто ради сладости… Так же равнодушно ответил:
- Да так… пока на кафедре горного дела. Наверное, в аспирантуру буду готовиться. Братищев говорит, что моя дипломная на кандидатскую тянет.
Лиза аккуратно поставила чашку, окинула Терёхина быстрым взглядом:
- Ого!.. Профессором, значит, будешь?
Михаил рассмеялся:
- О себе лучше расскажи. Работаешь?
Лиза скучливо отмахнулась: после медучилища она не захотела ехать в какой-то поселковый медпункт. Алинка, подружка, предложила пойти на курсы косметологов, но – вновь учиться?.. От одной мысли становилось тоскливо, и Лиза пока устроилась в бутик модной одежды.
Как-то вдруг заботливо кивнула на Мишкину ногу:
- Что врачи говорят?
Михаил плечами пожал:
- Время надо. Курсы реабилитации. Должно пройти.
Лиза стала приезжать к нему в общежитие, – теперь даже не надо было ждать, чтобы Димка со Славиком уехали на выходные: Терёхин, как преподаватель, жил один в комнате. Мишка посмеивался: Лиза строго следила, какие рубашки он надевает в университет, даже галстуки сама ему подбирала. Однажды Мишка встретил долгий и внимательный Лизин взгляд. А она многозначительно улыбнулась:
- Аспиранту, Михаил Андреевич, не к лицу неженатым ходить.
На Мишкино лицо набежала тень: ещё совсем недавно он говорил Анютке про свадьбу, – чтоб, как положено, осенью… Поспешно достал сигареты, усмехнулся:
- А профессор Братищев говорит: первым делом – кандидатская… ну, а…
Лиза обняла Михаила:
- Я же тебе не девушка, Миш. Давай заявление подадим? Тебе – с твоей работой и занятостью! – нужен тыл!
Михаил насмешливо прищурился:
- А ты уверена, что мой тыл тебе нужен?.. У нас же – без продолжения!
Лиза неожиданно горячо возразила:
- Но это же от нас зависит, Терёхин!
Михаил потушил сигарету:
- Давай потом, Лиз. У меня завтра семинарское занятие на первом курсе.
А сам ничего не мог поделать с тем, что видел робкое счастье в Анютиных глазах, – когда он сказал ей про свадьбу осенью…
Уже в ноябре Терёхину понадобилось съездить в Боровское, на шахту: там остались его расчёты по проектированию вентиляционного ствола. Не признавался себе в счастливом и тревожном ожидании встречи с Аней, убеждал себя: встречаться им незачем. Раз оба они обошлись друг без друга всё это время, значит… нет никакого продолжения у тех ночей, что пахли влажной горечью тополиных листьев.
Всё же встретил Аню у медпункта. Даже дыхание затаил, – в какой-то забытой мальчишеской надежде, что она скажет:
- Как я ждала тебя!..
А в Анюткиных глазах – лишь горьковатое удивление… Как будто она и правда ждала его, но он опоздал, и сегодняшним ранним вечером стало ясно, что ожидание безвозвратно ушло. А в Мишкином взгляде из-за этого её удивления снова взметнулось бездумно-гордое, обидное, – и для Анютки, и для него самого:
- А – и не надо!
Над посёлком звёздами кружились кленовые и тополиные листья. Небо вдруг потемнело и низко опустилось над рекой, и вместе с багряными и жёлтыми листьями несмело закружились первые снежинки. А террикон празднично посветлел, и снежинки осмелели, увереннее укрывали берег, и от их чистой белизны словно разгорались пламенем кусты шиповника. Михаил провожал Аню к её дому. Рассказывал о своём преподавании, о будущей кандидатской… Анюта подставила ладошку падающим снежинкам, остановилась. Мишкина гордость стремительно таяла, – оттого, что светлые Анютины бровки скорбно изогнулись:
- Скоро зима… И мы с тобой забыли о нашей любви.
А Мишке хотелось вернуть, удержать всё, что было таким недавним летом. У Аниного дома он сказал:
- Я приеду.
Анютины глаза ответили ему тем же горьким удивлением…
А в общежитии плакала Лиза:
- Я знаю, зачем ты ездил в Боровской. Я сделаю аборт. Мне придётся сделать аборт.
И от этого колючего слова Мишке казалось, что кто-то горстями сыплет ему за рубашку такой же безжалостно-колючий снег…
Правда, когда они с Лизой расписались, – Терёхину хотелось, чтобы всё прошло незаметно и быстро, но Лиза настояла на белом платье и ресторане, – оказалось, что с беременностью – это просто ошибка… Забеременела Лиза только в середине зимы. Вернулась от врача, а вечером набросилась на Терёхина с какими-то непонятно злыми упрёками:
- Ты это – специально? Я знаю! Мы же договаривались, что нам ещё рано думать о ребёнке!
Михаил чуть растерянно утешал жену:
- Так пока он родится, уже не рано будет. Давай посчитаем, Лиз… Видишь, – уже осень будет!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»