Отцепись от прошлого. Оторвись от тогда. Отшагни. Отрыдай и отсмейся. Окунись в сейчас. Время накрывает волной, рушит привычный комфортный мирок. Время отбрасывает на передовую – сочувствуй, молись и борись.
Горячее новое время - не свиридовская стрела и не гагаринская всеохватность. Оно – клубок. Перемотано-перемешано. И каждый рискует застрять узелочком во времени. Вчера было модно и можно. Сегодня – ядовито, убийственно.
Многие замечают параллели с прошлым в сегодня. В моем недавнем я четко увидела далёкое и совсем не своё прошлое в Германии, когда мой любимый муж-немец сказал: «Сейчас иметь такую как ты, жену-русскую, все равно что в 38-м иметь жену-еврейку». Это был конец февраля. И пошли-поехали русско-немецкие разводы по Германии. И накрыли Европу выступления под лозунгами «Москаляку на гиляку», «Русские здесь нежелательны».
Привет из прошлого, спецоперация просто распутывает клубочки и развязывает узелки. Я не была в Донбассе, но я застала кусок фронта в Германии – горячее, злое, адреналиновое, честное настоящее. Немцы включились в него, они захватили его в себя, как кислород и теперь живут в этом настоящем. Инфополе на Западе давно поглотило жизнь каждого. Инфополе – это ритмика европейского времени, дудка, под которую европейцы пляшут свои завтраки, обеды и ужины.
Инфополе – не только в телекоробке, оно уже в легких – в крови. Стилистика, эстетика, больше - физиология. С музыкой сравню. Поставь себе с утра, например, регги. И будешь весь день пританцовывать весело. Включи военный марш – к вечеру встанешь под ружьё. Инфополе – это стиль жизни, настроение, ритм, в котором бежит по туловищу твоя податливая кровь. На физическом уровне – ты же не всегда врубаешься, о чём там поёт астматический Боб Марли. Но ты танцуешь под его зажигательное «но вумен, но край».
Самые сильные эмоции я испытала, когда над главной площадью Франкфурта звучала наша песня «От героев былых времён» - нечеловеческая сила в ней. И в новой песне «Пливе кача» - энергия, сравнимая с взрывом, павших поднимет, прошлое в будущем воскресит. Искусство, как сто раз было замечено, обладает мощнейшей, магической силой.
Запад давно использует эти методики в войне против нас. Работает на все сто. В западном искусстве фантастика становится реальностью, ложь – правдой, потому что очень талантливо, по Высоцкому, одевается в чистые правдивешные наряды. Наша сила в правде, но и наш затык – в правде.
Чистой искренностью западное сознание не прошибёшь. Это как идти с цветами на гаубицу. Голая правда не восторжествует, не надейтесь. На сотню погибших в Донбассе под украинскими бомбами детей всегда найдется трогательная певичка в веночке, накрытая желто-блакитным флагом, поющая на площади Франкфурта «Москаляку на гиляку». И немцы не услышат стона донбасских матерей, они услышат певичку. И они спляшут вместе с ней по всей Германии, и понесут вместе с ней её желто-блокиное знамя.
Правда на Западе не работает, потому что не торкает. Торкает искусство, чаще - пошлое, вычурное, мерзкое, ниже плинтуса и пояса. Евровидение – бомба, девушки в якобы окровавленных трусах - бомба. А сводки с полей, подвальные дети, разрушенные ВСУ города – это невпечатляющий, серый для немцев видеоряд, который даже в качестве артефакта не рассматривается.
Европейцев годами прививали против правды и сейчас у них на правду – стойкий иммунитет. Ничего не докажешь с помощью видео из подвалов. Потому что информация воспринимается не на уровне сознания, осознания, осмысления. А исключительно – на уровне эмоций. На уровне подсознания. На животном уровне. Искусство бъёт в живот сильнее видеоряда из подвала. Причем, чем безвкуснее, чем вычурнее, чем ниже дна и ниже пояса это искусство, тем мощнее оно воспринимается.
Рыдающая женщина на фоне руин, рассказывающая о преступлениях азовцев, не слышна на Западе. А вот мальчик в панамке, танцующий со сцены Евровидения за «Азов» - слышится и перепивается. Запад сегодня живёт по законам кунсткамеры – мертвый уродец в формальдегиде, развалившиеся по европейским площадям бешенцы, их завывания, их кривляния и кликушество – отличный, действенный способ борьбы против нас. А ребенок, живущий 8 лет в подвале: «Да хватит уже мне показывать эти путинские фейки!» Документ – не работает. Работает постмодернизм – расчленёнка, которой и нас так успешно кормили из ящика столько лет.
Не говори об образовании, развитии, вдумчивости, постижении! Забудь про мысль, забудь про слова! Западные массмедиа давно, изощренно и профессионально работают только на подсознание – сразу в живот. Не выбирай еду. Не изучай состав. Не смакуй! Не утруждайся. Мы сами откроем тебе рот и набьём его жрачкой со вкусом девушки в венке. Девушка в венке, нарытая украинским флагом сегодня стала любимой едой. Бургером. И неудивительно, что сейчас на Западе даже упаковка некоторых товаров раскрашена в цвета украинского флага. С украинским флагом – вкуснее, сытнее, дешевле. Налетай!
Ничего нового не сказала. Если посмотреть на наше, массовое российское искусство последних 30-ти лет, то оно массово вставало на цыпочки, подтягиваясь к тем же рецептам. Но у нас, русских, к счастью, тоже есть своя прививка.
Большинство все-таки выросло на классике и приобрело стойкий иммунитет на пошлость, мерзость, ложь, вычурность. Лет 15 назад, когда мы жили в Москве, а мой папа еще был жив, я старалась как можно чаще ходить с ним, с мамой и с детьми в театры, на концерты. Папа уже был болен, но помню, концерт Задорнова дал ему силы и целительную радость. А однажды я повела семью на спектакль в театр у Никитских ворот. «Музыкальный спектакль», - значилось в афише, думала, будет весело и классно. Но по сцене бегали полуголые тетки и дядьки, ругались матом, кривлялись. Я видела, что папе физически больно смотреть на это и прямо среди спектакля мы всей семьей встали и вышли. «Лечились» потом в дороге песнями Галича, чтобы побыстрее забыть увиденное.
Да ладно театр, в него надо ходить ногами. Телевидение пичкало нас этой кривляющейся жвачкой столько лет. И все мы смотрели давясь. А наши дети уже привыкли, подсели на пошлость и мерзость, вседозволенность, либеральство, гибельный постмодернизм?
Свобода, которую так жаждали в брежневские времена, на поверку оказалась дешевой оголённой задницей. Задницей в «окровавленных» трусах. Задницей, круглосуточно трепыхающейся под твоим и моим носом. Морщимся, но смотрим. Потому что другого нет. А наши дети другого и не знают?
Спецоперация – это естественный процесс, когда сквозь асфальт прорастает цветок. На наши заспанные полухмельные головы проливается ледяной отрезвляющий ливень: война. И уже в твоей тесной френдленте появляются фотографии погибших героев. И ты чувствуешь и свою ответственность за их гибель в Донбассе. И ты понимаешь: они и за твой уют, и за твой мир, и за твой русский язык погибают. И это чувство тоже в подсознании, в подкорке, как зов крови.
Моя знакомая рассказывала мне недавно, что друг пригласил её развлечься на пейнтбол – игра такая, там стреляют друг в друга красками. Знакомая войну видела только в кино, но ее дед погиб на фронте. И вот на этой игре у моей знакомой была истерика. Такая, что пришлось вызывать «Скорую». Вот так, мы воспринимаем войну, убийство себе подобных. Мы этого не пережили лично, но в нас жива память предков – снова великое подсознание в работе. И сейчас оно вырывается на передовую, в которой ментально оказались мы все.
Когда ты клеишь букву Z на авто, когда выходишь на Бессмертный полк, когда ты сочувствуешь, сопереживаешь, когда читаешь стихи Долгаревой или Караулова, ты уже – на передовой.
Спецоперация обесценила мертвое кунсткамерное формальдегидное западное искусство, и она подарила нам «Пливе кача», Долгареву, Старушко, Караулова. Поэты откликнулись мгновенно. Вы часто видите их на центральных каналах? А патриотически рэп вы часто слышите с экранов ТВ?
Неделю я живу в Казани у мамы. У нее телевизор почти постоянно работает. Потрясающая программа Малахова с народными песнями. А по параллельной программе уважаемый мной Цискаридзе. И мама говорит:
- Переключи! Я не могу больше смотреть на этих перешитых старух!
Голые задницы и перешитые старухи – это «украинское лобби», вчерашний день, сбитые летчики. Не в обиду именитым артисткам, но интервью про грязное бельё – это из прошлого. Спецоперация развязала их узелки и сегодня время другое. «Неоконченная пьеса» и «Летят журавли» - вечны. А перешитые старухи с рассказом о тех, с кем они спали, вышвырнуты из настоящего.
Инфослужбы ЦТ работают в настоящем, а ток-шоу пытаются реанимировать позавчерашнюю расчленёнку. Малаховское лечение мочой. Рецепты «Как стать стервой». Рекомендации как выйти за муж за олигарха, как накачать попку, как бюджетно отдохнуть на Майорке под музычку Лабоды – это блевотина из вчерашнего полупьяного лживого прошлого. Мы и вчера этим давились. А сегодня они ядовиты, как палёная водка 90-х.
Собирательная Верка-сердючка, призывающая напиться и забыться. Собирательный Ургант, призывающий уютненько заморозиться на тель-авивском пляжике. Мирное, сытенькое, анабиотическое времечко закончилось. Попытка его реанимировать, демонстрируя перешитых старух с любовниками и танцы-шманцы под верку-сердючку – это предательский откат в небытиё. Их вода утекла, сейчас на их месте – густое, мутное болото. Затягивает насмерть – в обратно. Удавочка на шейке. А Долгарева, военкоры, «Пливе кача» - спасительный кислород.
Мне повезло. Я не была в Донбассе, но я шла с нашим флагом по улице Франкфурта, мне громко желали мучительной смерти украинские беженцы и сочувствующие им немцы. И Штефану звонили его коллеги, друзья: «Заткни рот своей русской жене!» Я провела много часов среди немцев, желающих смерти моей стране, моему народу, да и мне тоже. Не только ментальной смерти, не только духовной, исторической, но и физической – всё чаще. Стоило в немецкой кнайпе мне один раз произнести «8 лет в Донбассе…», старинный товарищ моего мужа, простой немецкий бюргер, так грохнул стулом об пол, что слетели рога со стены. Чтобы понять настоящее, чтобы понять смысл спецоперации, мне нужно было увидеть эхо спецоперации в метре от меня. Рикошет.
А потом Штефан поехал в тур с одной очень знаменитой рок-группой. По всему миру. Теперь эта группа поёт в майках с украинским флагом, чтобы быть в мейнстриме, чтобы соответствовать повестке. По большому счету этим рок-старичкам плевать и на украинский флаг, но криокамера требует и они вписываются в её контекст. Я не думаю, что следует им противостоять. Я просто физически не могу слушать их музыку больше. Как не могу слушать БГ, Шевчука, Сердючку кто там еще. Они, наверняка, хорошие, просто они – протухли. Перефразируя один мусульманский хадис: «думать о них - это все равно что есть трупное мясо».
Проблема российского современного искусства – старость. Заморозка. Криокамера. Перешитые старушки с любовниками. Напудренные ягодицы и вставная грудь верки-сердючки, историйки про внутреннюю дисгармонию и проблему - выйти за муж за олигарха. Об этом талантливое творчество вчерашних деятелей российского искусства – от Лабоды до Окси.
Включиться в настоящее для них – перепрыгнуть через голову, перекроить своё старинное мироустройство, расцветшее в смутные 90-е.
Негативирование российского бытия, зацикленность за обоссанном подъезде и спившемся батяне, зацикленность на собственных психических травмах – краеугольный камень творчества Окси, которого, кстати, жизнь в Европе травмировала, а не Россия, если уж изучать его биографию.
Источником творчества часто является протест. Очень дешево и легко встать в позу и протестовать против спившегося батяни, обоссанного подъезда, шевчуковской бабушки с картошкой (не вижу ничего трагичного в этой бабушке, моя торговала цветами и была счастлива, покупая внукам подарки с этих продаж).
Спецоперация изменила вектор протеста. Теперь он - против западной лжи и мерзости, а также против и нашей российской лжи, пошлости, мерзости. Эта мерзость как в обоссанном подъезде, так и в театре у Никитских ворот с голыми задницами. Против пошлости, против западной криокамеры и кунсткамеры с уродцем в формальдегиде.
Скорее всего мы не проигрываем в информационной войне, мы просто в неё не играем, мы воюем на другом, более материальном поле.
Несколько месяцев я бомбила немцев видео про 8 лет. Мне не верили и пересказывали многочисленные фейки. Но однажды я выслала немцам клип на песню «Пливе кача» со сдавшимися азовцами. И только этот клип сработал! Потому что музыка ворвалась в подсознание вместе с видеорядом. В Германии этот клип не открывается, пришлось скачивать.
Живой цветок не воюет с засохшим. Правда молчалива, она действует, а ложь – вопит, кривляется, кликушествует.
95 квартал и все эти собирательные русуфобские сердючки, пытающиеся нас отвлечь и развлечь с экранов – это, конечно, диверсия. А поющие на русском, украинском, белорусском и других языках под гармошку люди в студии у Малахова – это помощь фронту. Во время Великой Отечественной искусство отвоёвывало в том числе и нашу обыденность, нашу прозаическую мирную повседневность.
Мирное небо в тылу, наши тыловые посиделки - и за это воюют сегодня в Донбассе. А русофобские посиделки очень легко отличить – на них обязательно будет оголённая задница и грязное нижнее бельё. В окровавленных трусах или в сеточке – всё равно.
В фильме «Летят журавли» есть такой эпизод. Застолье глубоком тылу, люди веселятся, вкусно едят, сладко пьют. На столе – подарок погибшего бойца – белочка с золотыми орешками. «А вот золотых орешков я сегодня еще не пробовала!», - говорит хмельная тетка и вываливает орешки себе на ладонь. Главный герой погиб в том числе и за эту тётку, чтобы она однажды закусила самогон орешками. В этом – и торжество нашей победы тоже.
В уютном тылу мы кушаем свои орешки, понимая, что эту возможность отвоёвывают сейчас наши ребята в Донбассе. Чтобы мы подпевали на посиделках у Малахова, чтобы переживали за «Маску», чтобы, сладко пили и вкусно ели, чтобы справлялись о погоде – можно ли уже сажать помидоры на даче?
Сейчас – время с оглядкой с Донбасс. Время с оглядкой на парней, воюющих за тебя в Донбассе. Их глазами смотри в мир. И на свой утренний бутерброд смотри их глазами. Пляши под Боба Марли, пялься на заштопанных звёзд с ток-шоу, лечись мочой, мечтай выйти за муж за олигарха, если уж так припёрло. Считай деньги Чубайса, дворцы и любовниц Путина, читай Медузу, слушай Макаревича или мантры, цитируй Окси или БГ, медитируй, открывай чакры, делай что хочешь, от распутанного спецоперацией времени в астрале не спрячешься.
Спецоперация сейчас – всегда. Вчера, сегодня, завтра. Спецоперация развязала узлы, обнажила, отрезвила, отмыла.
На сбитых летчицах типа верки сердючки далеко не уедешь. Время грязного застиранного бельишка, платишков от кардена, как и его бутиков – грязная вода, сливай. БГ мастерски вывел нас в кунсткамерный астрал в 90-е, помог пережить их. Но он там застрял. И сердючка там застряла. И западная ложь, бьющая в подсознание, не справляется с нашими мальчиками в Донбассе. С нашими военкорами, с нашими новыми поэтами.
Для меня каждый переезд из страны в страну - вырывание себя с корнем. Также и со временами. Спецоперация пересаживает нас в новую реальность. Как рассаду помидоров. В балконном горшке они погибнут. А в дачной земле дадут плоды.
Так и мы сейчас перемещаемся в новую реальность. Спецоперационное, новостное искусство – в помощь. Так было всегда – всему своё время. Время сердючек и время военкоров. Оно – не свиридовская стрела. Оно клубок, который неизвестный тебе солдат распутывает сейчас в Донбассе, чтобы ты посадила наконец на даче свою рассаду.
4