Серебряный век подарил миру множество талантливых поэтов и писателей, а вместе с ними множество историй дружбы, любви и, наоборот, вражды, неприятельства. Противостояний было действительно много, на ум приходят и Маяковский с Есениным, и акмеисты против символистов, и Бунин vs. the world. Но самым интенсивным, с одной стороны, и нелепым, с другой, я назову конфликт Андрея Белого и Валерия Брюсова. Как история, начавшаяся с банального любовного треугольника, переросла в борьбу света и тьмы, ангелов и демонов? Сейчас расскажу!
Основные действующие лица
- Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев, 1880 — 1934) — поэт-младосимволист, посвятивший себя духовным исканиями, впечатлительный молодой человек, пребывающий в пространстве идей, образов и символов
- Валерий Брюсов (1873 — 1924) — старший символист, несколько более приземленный поэт. К началу ХХ века о нем ходила слава поэта-мага, увлеченного "тайными науками" и спиритизмом
- Нина Петровская (1879 — 1928) — поэтесса и переводчица, близкая к кругу символистов, нервная девушка, всерьез увлеченная морфием
Белый и Брюсов были знакомы по своим символистским литературным делам, и начиналось дело с теплой дружбы. Брюсов связывает Белого с московским кругом символистов, Белый же выступает для Брюсова проводником в мир нового символистского искусства. Но постепенно из-за разных жизненных ценностей эта теплая дружба стал расстраиваться.
"Но тебе не нужна неземная любовь..."
В 1903 году Белый знакомится с Ниной Петровской. Постепенно они сближаются, между ними крепнет серьезная духовная связь: Петровская называет Белого "новым Христом", а Белый видит в этой связи наглядное воплощение своих представлений о новом типе отношений между людьми (духовная близость в формате мистических откровений и мистериальной любви).
Однако со временем Белый с ужасом замечает, что Петровская, кажется, влюблена в него по-обычному, с чувственной составляющей, которую он всячески отвергает, убеждая Петровскую в том, что их связь особая. Они, мол, созданы для вечности и на обычную земную любовь этого променять никак нельзя. И все же в 23-24 года противостоять земной чувственности невозможно, и в январе 1904 года случается страшное. Отношения переходят на качественно новый уровень:
...произошло то, что назревало уже в ряде месяцев — мое падение с Ниной Ивановной; вместо грез о мистерии, братстве и сестринстве оказался просто роман. Я был в недоумении: более того, — я был ошеломлен; <...> мне было ясно, что все происшедшее между нами - есть с моей стороны дань чувственности. Вот почему роман с Ниной Ивановной я рассматриваю как падение; <...> не сразу мне стало ясно, поэтому не сразу все это мог поставить на вид Нине Ивановне; чувствовалось — недоумение, вопрос; и главным образом — чувствовался срыв: я ведь так старался пояснить Нине Ивановне, что между нами — Христос; она — соглашалась; и — потом, вдруг, — такое.
Произошедшее стало настоящим ударом для Белого. Он был убежден, что невозможно сочетать в отношениях эротику и мистерию, возможно только одно! В случае с Петровской эротика заменила мистерию, что означало для Белого крах всех моральных ценностей. Однако несмотря на крах моральных ценностей, падение Белого с Петровской носило продолжающийся, неоднократный характер и длилось еще два месяца. Белый хотел порвать с Петровской, но боялся, что та "покончит с собой или что-нибудь в этом роде". Тогда, уже в апреле, Белый просто сбегает в Нижний Новгород для духовного очищения, оставляя Петровскую одну.
Враг моего врага
Петровская в недоумении остается в Москве. По счастью, в Москве же находится и Брюсов, давно питавший к Белому неприязнь. С кем же отомстить бывшему любовнику, как не с его недоброжелателем? Начинается стремительный роман, в ходе которого, из желания как можно сильнее испортить жизнь Белому, Петровская рассказывает Брюсову о бывшем все, что знает.
К этому времени Брюсов уже ходит среди символистов под маской черного мага, мистика, оккультиста. Вернувшись из Нижнего Новгорода и обнаружив Петровскую с Брюсовым, Белый замыкает крушение своих мистических упований именно на нем. Именно Брюсов становится для Белого той роковой фигурой, которая угрожает его духовной твердости и верности своим идеалам:
...с Брюсовым устанавливаются холодные, жуткие отношения; кроме того: я чувствую, что какая-то дверь, доселе отделявшая меня от преисподней — распахнулась: точно между мной и адом образовался коридор: и — вот: по коридору кто-то бежит, настигая меня; чувствую: этот бегущий — враг, меня осенило; враг — Брюсов
Тем временем Петровская продолжает выливать на Брюсова потоки откровений о Белом, чем разжигает в нем дух соперничества. Подыгрывая впечатлениям Белого, Брюсов предпринимает попытки проверить стойкость его жизненного кредо посредством "сеансов мистических фехтований". Вот как описывает это сам Белый:
в подходе ко мне ощущал постоянно я некоторую предвзятость и обостренное любопытство, меня заставлявшее как-то сжиматься; весь стиль наших встреч — откровенное, исступленное нападение Брюсова на устои моего морального мира; и я отвечал непредвзято на это — перчаткою, брошенной Брюсову; между нами господствовал как бы вызов друг друга на умственную дуэль; все-то чувствовалось, что между нами в глубинах туманного подсознания нашего назревает конфликт.
Теневой уголок
Брюсов же умело разыгрывал роль черта, которую предписал ему Белый. Он вел с ним загадочные беседы, устраивал сеансы гипноза. Читать воспоминания Белого об их встречах без смеха невозможно:
При встречах в гостях он, [Брюсов], с таинственной интимностью подсаживался ко мне, отзывал в теневой уголок, усаживал рядом и начинал говорить преувеличенные комплименты; вдруг, сквозь них, больно всаживал он, точно рапиру, подкалывая — дьявольским афоризмом, или пугая намеком, что этот подкоп может стать и боем на рапирах.
В ответ на постоянно декларируемое Белым противостояние "темным силам" Брюсов еще более стремился загримировать себя под "служителя тьмы":
...стиль нашего умственного поединка с Брюсовым носил один характер: я утверждаю - "свет победит тьму". В. Я. отвечает: "мрак победит свет, а вы погибнете.
Все эти разговоры оказывали на переутонченную душевную организацию Белого чрезвычайно сильное воздействие. Наконец, в конце 1904 года борьба, по мнению Белого, достигает кульминации. Он вдруг понимает, где ее корни:
...меня осеняет вдруг мысль: состояние мрака, в котором я нахожусь,— гипноз, Брюсов меня гипнотизирует; всеми своими разговорами он меня поворачивает на мрак моей жизни.
Но в чем же причина злодейства Брюсова? За что он так ополчился на Белого? Внезапно Белый понимает и это:
...причина проста: Брюсов влюблен в Н. И. Петровскую и добивается ее взаимности; Н. И. любит меня и заявляет ему это; более того, она заставляет его выслушивать истерические преувеличения моих "светлых" черт; Брюсов испытывает ко мне острое чувство ненависти и любопытства; он ставит себе целью: доказать Н. И., что я сорвусь в бездну порока; ему хотелось бы меня развратить; и этим "отмстить" мне за невольное унижение его...
Однако на этом борьба не утихает.
Бальдеру Локи
Наконец, Брюсов наносит Белому мощный удар в виде стихотворения "Бальдеру Локи". Бальдр и Локи — персонажи скандинавских саг, при этом Бальдр — юный светлый бог, а Локи — коварный хитрый демон. Естественно, под Локи Брюсов подразумевал себя, а под Бальдером — Белого. Стихотворением "Бальдеру Локи" Брюсов недвусмысленно заявил, что он намеренно надел на себя личину "демона", дабы противостоять чуждым ему мировоззренческим устоям Белого. Чтобы намек был понятен, Брюсов послал стихотворение не просто так, а свернув его в виде стрелы.
Тем временем в духовной жизни Белого образ Брюсова занял чуть ли не центральное место. Основным творческим стимулом к нравственным исканиям стала именно борьба с его темной фигурой.
Теперь тень пала для меня на лик Валерия Брюсова, — сообщал он Блоку, — и мне предстоит выбор: или убить его, или самому быть убиту, или принять на себя подвиг крестных мук.
Стихотворение Брюсова произвело на Белого глубочайшее впечатление. Сохранилось несколько рисунков Белого, созданных под впечатлением от этого послания, где он изобразил себя и Брюсова (их можно посмотреть ниже).
14 декабря 1904 г. Андрей Белый отправил Брюсову — в ответ на "Бальдеру Локи" — стихотворное послание "Старинному врагу", сопроводив его особым листом бумаги, на котором начертал крест и воспроизвел несколько цитат из Евангелия; несомненно, он придавал этому определенный мистический смысл: отвержение крестным знамением и сакральным словом "дьявольского" наваждения.
Брюсов же не воспринимал противостояние всерьез и скорее развлекался, глядя на мистический ужас, охватывающий Белого. Он решил закончить стихотворную дуэль стихотворением Бальдеру II, но не отправил его, возможно, забыл, а может, специально.
Постепенно Белый освободился от мистической подвластности Брюсову, но напряженные отношения между поэтами сохранились и то и дело вспыхивали новые конфликты. Например, в 1905 году Белый сблизился с петербуржскими символистами, в частности, с Мережковским и Гиппиус. Гиппиус даже подарила ему крест, который Белый демонстративно носил поверх одежды, показывая таким образом свою приверженность светлой стороне. Брюсов понял направленность этого жеста и с иронией говорил, что "Борис Николаевич нас пугает крестом своим". Известно стало Брюсову и о том, что в Петербурге на "воскресенье" у В. В. Розанова 16 января Белый делился своими прорицаниями о "Звере, выходящем из бездны, в лице Бальмонта и Валерия Брюсова".
Инцидент в Политехническом музее
Однако если между Брюсовым и Белым страсти притихли, в душе Петровской продолжала бушевать буря. Я забыла упомянуть, что все это время Петровская состояла в браке с Соколовым, а оба романа (и с Белым, и с Брюсовым) развивались параллельно этому браку. "Нина меня приводит в совершенное отчаяние, — писал С. А. Соколов, — не хочет никуда двигаться: образ жизни ведет обычный: днем плачет и лежит на диване, вечером в клубе".
Увлечение морфием, природная истеричность и неуравновешенность Петровской привели к тому, что придя на лекцию Белого в намерении застрелить его, Петровская заметила там Брюсова и скорретировала изначальный план.
В перерыве, став рядом с ним [Брюсовым] (он же доказывал Эллису что-то), закрытая, к счастью, своими друзьями от публики, она выхватила револьвер, целясь в Брюсова; не растерялся он, тотчас твердо схватил ее за руку, чтобы эту "игрушку опасную", вырвавши, спрятать себе в карман; Кобылинский увез Н*** домой, провозясь с ней весь вечер, а Брюсов, спокойно войдя ко мне в лекторскую, дружелюбно касался тем лекции. Так он собою владел! Он не так собою владел в роковую эпоху моих назревающих с ним и с Н*** бурь; в нем вскипали: то бешенство, то истерическое благородство
— вспоминает Белый.
Как нетрудно догадаться, этот инцидент не пробудил ни в Брюсове, ни в Белом прежних чувств к Петровской. Наконец, все трое освободили друг друга от своего навязчивого внимания и пошли дальше каждый своей дорогой. Брюсов нашел новое увлечение в лице молодой поэтессы Надежды Львовой, Белый сблизился с внучатой племянницей Тургенева Анной Тургеневой. Петровская после еще нескольких неудач в личной жизни уехала из России в Европу.