Раннее утро августа. Лучи солнца отскакивали от металлических поручней и стреляли в глаза белыми пятнами. Ледяные брызги Ладожского озера обжигали Ивану лицо, а встречный ветер несущегося теплохода не жалел уши и шею. Вот только мальчик и не думал уходить с палубы. Пять минут назад старший брат Михи крикнул ему из кают-компании: «Ваня!», на что Иван даже не обернулся. В свои двенадцать он выглядел на четырнадцать, рослый, серьезный, его никак не могли звать Ваней. Мальчик хладнокровно дождался, когда из-за двери появится Миха и вежливо позовёт его: «Иван!»
Лишь после этого Иван сдвинулся с места.
Едва зайдя в кают-компанию, мальчик тут же захотел обратно на палубу — не смотря на то, что ледяной воздух уже порядком истрепал лицо и руки. Иван продирался сквозь оглушающий гул разговоров и неприятный лязг доспехов, загруженных в мешки под сиденьями: пассажиры ехали на военно-исторический фестиваль на Ореховом острове. Артём, старший брат Михи, и его друзья работали волонтерами на празднике, и Миха упросил взять с собой Ивана и Стаса.
— Короче, так, мне следить за вами некогда, — слова Артёма, чувствовал Иван, были обращены к нему, хотя старшеклассник даже не взглянул на подошедшего мальчика — Тусуйтесь на фестивале или в шатре участников, где хотите, но за ограду — ни шага. Чтоб я потом вас не бегал, не искал по крепости, и так далее.
***
Иван первым спрыгнул с трапа и шёл впереди теплоходной толпы, но ветер, бьющий в спину, всё равно приносил запах пота и духов. От кирпичного свода крепости потянуло сыростью и гарью. Периферийным зрением мальчик разглядывал надписи на кирпичах, потом темная арка сменилась открытой площадью, и Иван быстро огляделся: справа — широкая дорога и кафе, из которого несет шашлыками, слева — крепость и невзрачные дома, впереди — окруженное оградой большое поле, в конце которого Иван увидел флажок, прямиком к которому и двинулся.
— Иван! — позвал Стас и замахал рукой, — Нам сюда!
Вся толпа заворачивала на дорогу.
— Мне сюда, — Иван мотнул головой в сторону флажка и пошёл, не оглядываясь.
Стас и Миха быстро его догнали.
Парусина шатра, сдерживаемая прочными шестами, громко хлопала на ветру. Внутри, вдоль стен этой огромной палатки, выстроились деревянные скамейки. У входа громоздились друг на друге большие деревянные сундуки, похожие на старинные. Мужская половина шатра медленно наполнялась людьми. Иван сидел в одиночестве и наблюдал, как мельтешили туда-сюда участники, распаковывали вещи и переодевались в пестрые наряды Средневековья. Краем глаза мальчик присматривал за Стасом и Михой: они дрались на палках возле входа. Окружавшие Ивана разговоры и смех, позвякивание бутафорских мечей и шелест одежды слились в сплошной гул, но вдруг он уловил необычный скрежет и еле заметное движение. Иван подскочил к Стасу и Михе, сильным движением оттолкнул их, и через мгновение позади них на землю грохнулся тяжёлый сундук. Все разговоры прекратились. Кто-то присвистнул.
***
К полудню Иван оказался зажатым, как в тисках, между зрителями и ограждением. Стас и Миха, наплевав на напор толпы, махали руками, разбрызгивая вокруг себя тающее мороженое, и громко подбадривали сражающихся рыцарей.
Иван с интересом наблюдал, как противники в доспехах колотили друг друга с постукиванием алюминиевых кастрюль. Он жалел, что не может раствориться в происходящем полностью, как его друзья. Мальчик чувствовал между собой и людьми стену из сильных запахов, громких звуков, ярких красок. Это были твердые, непробиваемые, как в тюрьме, стены, сквозь которые Иван не мог пройти и слиться со смехом и весельем. Иван развернулся и пошёл к крепости, протискиваясь сквозь толпу.
— Я же сказал, что не буду за вами приглядывать! — схватил его за плечо Артём.
— Так держи обещание, — равнодушно ответил Иван, сбросив руку старшеклассника.
Иван весь день ходил по острову среди туристов, подальше от криков и смеха, пока не подошёл к незаметному двухэтажному зданию. Судя по табличке, в девятнадцатом веке здесь была тюрьма для политзаключенных. Иван смутно представлял, кто это. Группы посетителей поредели, и уставшие туристы возвращались на турнир. По унылому двору гуляли последние зеваки, и порывы пронизывающего ветра разбивали об стену обрывки их разговоров. Кричали чайки.
Иван поднялся по ступенькам, стоптанным за столетия. Его окружили безмолвные железные двери и решётки, а сверху нависал ещё один этаж тюремного блока. Побродив в раздумьях, Иван открыл тяжёлую дверь угловой камеры. Оглушающий лязг прокатился эхом по коридору. Мальчик замер, прислушиваясь к затихающему звуку. Снова наступила тишина: приятная, заполняющая всё пространство. Иван оглядел узкую камеру. Кровать. Стол. Из-за решетки под потолком была видна лишь щербатая стена и кусок неба в открытом окне. Скупо светило вечернее солнце.
И вдруг резкий порыв ветра принёс из этого окна клочок жизни. Пару секунд Иван вслушивался в звуки — лязг мечей, детский смех и радостные крики толпы — и снова все смолкло. Мальчик вдруг представил себя на месте бедолаги, десятки лет сидевшего в этой камере. А вдруг арестант каждый вечер несколько секунд слышал звуки, которые приносил с побережья ветер? Звон бокалов, женский смех, крики детей. Было ли это пыткой или надеждой?
***
Иван вернулся под вечер, когда фестиваль уже свернули. Повсюду зажглись огоньки, звучала музыка, на дощатой площадке танцевали пары. Пахло сахарной ватой и кофе с корицей. На секунду Ивану очень захотелось пойти в толпу, но он снова мысленно вернулся в камеру. Крепкие стены. Блеклые краски. Освобождающая тишина. Невыносимое одиночество.
— Ты где был? — Миха и Стас, с дурацкими счастливыми физиономиями, измазанными шоколадом, бежали к нему, волоча по земле мечи.
«Где обычно», — хотел сказать Иван, но знал, что его не поймут.
— В тюрьме, — усмехнувшись, ответил мальчик.
#иваникира #проза