В этом стихотворении 1912 г. Пастернак, мне кажется, нашел совершенно новую музыку - новой, модернистской поэзии. Обычный ямб звучит как нечто абсолютно новое, доселе "неслыханное" (даже этот эпитет - из данного стиха), нечто как будто вообще не связанное ни с Пушкиным, ни даже с Блоком.
Недавно я начала смотреть очень интересный исторический сериал про Есенина и услышала, как Есенин в пух и прах раскритиковал там это стихотворение. Как ни странно, при всей своей любви к Блоку и Пушкину, Есенин не оценил Пастернака, которого, кстати, показали в этом сериале как крайне гнусного типа. Это уже не первый раз, как я встречаюсь с таким негативизмом по отношению к Пастернаку: не очень повезло ему и в недавнем фильме про Цветаеву.
Что касается стихотворения, оно все-таки мне представляется божественным, как бы ни смеялся над ним Есенин.
Как бронзовой золой жаровень,
Жуками сыплет сонный сад.
Со мной, с моей свечою вровень
Миры расцветшие висят.
Падающие жуки сравниваются с красноватой золой, которая осыпается со своеобразной печки того времени (с жаровня). И в то же время те же самые жуки сравниваются с расцветшими неведомыми мирами. То есть каждый из них - и ничтожность, прах, и величайшая тайна. И они вровень с человеком и его свечой, ведь по сравнению с бесконечностью мы мало чем отличаемся от майских жуков или от светляков (не совсем ясно, о каких жуках идет речь в произведении), которые активно живут (летают) всего лишь месяц.
И, как в неслыханную веру,
Я в эту ночь перехожу,
Где тополь обветшало-серый
Завесил лунную межу.
Пастернак и сам наверняка чувствует, какую новую музыку он открывает в поэзии. Поэтому он подчеркивает, что переходит "как в неслыханную веру" в эту прекрасную ночь, которую еще никогда не описывали так. Реализм деталей (эпитет "обветшало-серый") лишь подчеркивает живость переживания космического присутствия во всем пейзаже. Хотя тополь и заслонил собой лунную гряду, разделяющую два мира, земной и более далекий, эта самая лунная черта от того не перестала ощущаться.
Где пруд — как явленная тайна,
Где шепчет яблони прибой,
Где сад висит постройкой свайной
И держит небо пред собой.
Основная идея автора особенно отчетливо прослеживается в этом последнем четверостишии: в каждой обычной земной детали видится целый необычный мир, микрокосмос. Поэтому и сад видится поэту приподнятым над землей, как будто стоящим на сваях. Все как бы взмыло ввысь. Все одновременно и на земле, и на небе.
А также, все имеет как явную, так и скрытую, ассоциативную сущность. Так, яблоня - это как будто и море, опять же символ бесконечности. Вероятно, ее белые цветы ассоциируются у поэта с морским прибоем.
Все бесконечно внутри, в глубине своей сути, - от малейшего жука - до неба с его луной.
П.С. Присутствие светляков и яблоневого цвета позволяет мне отнести этот пейзаж к майскому периоду, хотя это, наверное, не строго точно.
Еще о майской ночи:
Анализ стихотворения А.А.Фета «Еще майская ночь»