Все 8 лет, что мой ребёнок жил без официального психиатрического диагноза, не были безоблачными. Боролись за речь, за туалетные навыки, за соблюдение социальных норм, за более или менее разнообразное меню, которое он приемлет. Но говорить, что всё было плохо, нельзя. Я очень радовалась успехам сына. Мы с ним постоянно чем-то увлекались. Куда-то ходили и ездили. В общем, жили по-своему интересной жизнью.
Дети - это вообще не только про радость. Даже со здоровыми, нормотипичными, приходится тратить много энергии и душевных сил. Это я теперь точно знаю, когда у меня их двое. А тогда, в прошлом, казалось, что те, чьи дети не нуждаются в логопеде, уже счастливы.
Почему-то я была уверена, что поход в школу, в 1 класс, станет тем моментом, когда ребёнок станет собраннее. Начнёт больше внимания обращать на поведение других детей, тянуться за более социализированными. И выровняется. Такая уверенность сейчас кажется глупой. Но я действительно так считала, потому что сама провела в детском саду только 1 день. А в школе быстренько поняла, что к чему. Стала одной из лучших учениц. И подружек сразу завела. В общем, судила сына по себе. И мама моя то же самое утверждала: жди, скоро все станет на свои места.
Когда сына избили в 1 классе, я перестала узнавать его поведение. Обратились к психиатру. Потом к психологу. Потом снова к психиатру. К другому, который по сей день занимается психическим здоровьем сына. Тогда и прозвучал диагноз "шизотипическое расстройство личности".
Пути назад не было. Ребёнку уже прописали лечение (естественно, с нашего согласия), и оно помогало. У меня не было разумных поводов распрощаться с этим "страшным" врачом и забыть дорогу. Пришлось самой себе признаться: это не СДВГ в чистом виде, при наличии неврологических проблем ребёнок болен психиатрической болезнью.
Это понимание можно было сравнить с ведром холодной воды на голову. Неожиданно. Резко. Чувствительно. Казалось, что к психиатру попадают только маргиналы да маньяки. Мы-то что здесь делаем? Иными словами, вхождение в тему диагноза было болезненным. Я много плакала. Плохо спала. Есть бросила. Казалось, что жизнь заканчивается. Что уже ничего хорошего не случится. Мне было сложно общаться с людьми "из прошлого". На какое-то время я "пропала с радаров", перестала переписываться с подругами. Ситуацию в общих чертах осветила лишь в монастырском круге знакомых, потому что там можно было не сомневаться, что поймут, не осудят и примут. Действительно, поддержали. Молились за нас. В том числе, по соглашению. Когда приезжали в гости, принимали так, словно ничего не происходит.
Да оно и не происходило ничего этакого. Просто рассыпалась на кусочки картинка, которую я себе придумала в качестве лекала для будущего своего ребёнка. Её я и оплакивала.
Первый год (может, чуть меньше) я ждала, что вот ещё чуть-чуть попьёт сын лекарства и выровняется. Будет "как все". Как все не особо получалось тогда. Но однозначно было лучше, чем сразу после стресса и без терапии.
Когда выход в норму, о котором я так мечтала, стал казаться невозможным, накатила депрессия. Мне ничего не хотелось делать для себя. Ни наряжаться, ни краситься, ни лечиться, ни питаться правильно. Я словно наказывала себя за то, что случилось. Находила моменты, которые потенциально повлияли на наступление болезни, и сама себе мстила. Например, не позволяла лечь спать, пока не убрана квартира. Немаленькая. Могла до 2-3 ночи ползать с фонариком и тряпкой по полу, чтобы с утра было идеально чисто. И чтобы было время на другие дела "для семьи". Кто-то пить начинает. Кто-то просто лежит. Мои страдания были хотя бы деятельными))
Очень поспособствовали выходу из депрессивного состояния следующие моменты, которые я для себя отмечала и собирала, как бусы на нитку:
- рождение младшего сына и его развитие по всем канонам педиатрии;
- успешное обучение старшего сына в школе (1 и 2 класс учила сама, потому объективные результаты оценить было сложно, а в 3 классе сын завершил первый школьный год всего с одной 4);
- начало занятий старшего в бассейне с дружественными тренерами;
- успехи старшего в английском языке.
Собственно, когда "бусы" из перечисленных крупных "жемчужин" и других, помельче, были собраны, пришла мысль. Да, мой сын не станет полицейским, хирургом, пилотом. Да, ему не стать душой компании. Возможно, он не женится. Но это вообще не повод страдать и мучиться. Он такой, какой есть. Хороший. Любимый. Наш. Надо жить с теми особенностями, которые есть. Не ждать каких-то невероятных успехов. Радоваться мелочам. Жизнь вообще очень короткая. И в ней часто бывает так, что кажущееся горем становится поводом для радости. И наоборот. Если именно мы очутились в ситуации жизни с ребёнком, имеющим психиатрические сложности, значит, кто-то свыше знал, что справимся.
Я очень почитаю и люблю Гавриила Самтамврийского, грузинского святого. При жизни многие считали его сумасшедшим. Он был очень добрым. Временами забавным. Собственно, на фото святого это заметно. Вообще биография у него интересная. Советую почитать, кто ещё не знаком.
Когда мой сын несколько лет назад лежал в Центре им. Сухаревой, я однажды вечером долго молилась этому святому. И всё спрашивала: "Что же делать нам? Что делать дальше?" Той же ночью св. Гавриил, или как называют грузины, мама Габриэли, приснился и сказал мне свой ответ: "Любить". Всего одно слово. А добавить к нему и нечего.
Кто верит, тот поймёт. Кто не верит, может крутить пальцем у виска. Молча. Попрошу не разводить дискуссию!
В тот период вера тоже помогала. Ездили с сыном за 500 км от Москвы в любимый нами монастырь периодически. Заряжались там спокойствием и позитивом.
Сейчас, спустя 4.5 года от начала взаимодействия сына с психиатром, мне кажется, что я приняла ситуацию процентов на 85 из 100. Временами опускаются руки. Бывает, плачу. Когда устаю физически и морально. Случаются эпизоды, когда поступки сына выбивают из колеи. Когда кажется, что снова всё плохо. Особенно когда лекарственная схема даёт осечку. Но неплохо уже умею понимать, что надо откорректировать (тревожность, разлаженность мышления или что-то ещё).
Я научилась вычленять хорошее и прекрасное из ежедневной рутины. Не делю мир на "до" и "после", на белое и чёрное. Меня сложнее разозлить, чем раньше. Я стала терпимее к людям. Сейчас я понимаю, что много положительных моментов пришли в мою жизнь вместе с принятием ситуации. Что диагноз сына не стал концом счастья. Просто моё понимание этого счастья имело меньше граней.
У меня не самый сложный ребёнок. Не бесперспективный. На терапию откликается. У него много прекрасных качеств, сильных сторон. А недостатки найти можно у любого.
Именно потому я часто пишу о сыне в позитивном ключе. Я вижу радость там, где человек, далёкий от наших реалий, увидит только кошмар и ужас. И совершенно не хочу описывать в красках приступы и характерные для диагноза негативные моменты. Они случаются, когда терапия перестаёт быть эффективной. Но это совсем не то, чем стоит делиться. Такая информация более всего актуальна для врача.
Сейчас я не стесняюсь каких-то особенностей сына. Даже если они, якобы, бросаются в глаза. На заинтересованность случайных людей реагирую спокойно или улыбкой. Простила себя за всё и разрешила спать, не убираться по ночам, лечиться, посещать салон красоты. Снова слушаю музыку и вкусно ем. Живу, грущу и радуюсь. Каждый "особый" родитель проходит долгий путь от отрицания проблемы к её принятию. Тем, кто в его начале или в середине, желаю стойкости духа и оптимизма. У вас тоже всё будет хорошо! Не сразу, но обязательно будет. Тем более что медицина и фармакология шагнули за последние 50 лет вперёд. Общество тоже стало более цивилизованным.
А что вам помогло в принятии проблемы ребёнка, уважаемые читатели, плывущие с нами в одной лодке?