Жила-была девочка. Родители дали ей имя Аннэтт, но все называли ее просто Эн. С самого детства она была очень любопытной, жизнелюбивой и энергичной девочкой. Но раз жили они в далекой стране Тоталиряндии, с ее противоречивыми законами и жестоким правителем Путаутом, то и родителям приходилось приспосабливаться. Они вроде как уже и привыкли не высовываться из окон, не улыбаться на камерах слежения в метро и не вести никаких личных записей, но девочке приходилось трудно. Особенно, когда приезжала бабушка, выросшая и впитавшая в себя еще заветы Железнова, при котором она росла. Когда Эн было смешно, она улыбалась и только начинала смеяться, как бабушка ее одергивала: «Не смейся так громко! Это не вежливо, а в соседней деревне еще и противозаконно». Когда Эн хотелось горевать и плакать по только что умершей золотой рыбке Марио, то бабушка тут же подскакивала к ней с платком и вытирала слезы, приговаривая: «в приличном обществе девочки не плачут. А к рыбке привязываться еще и глупо!».
Эн, чтобы не вызывать гнев бабушки, который иногда перемежался и ударом по губам или подзатыльником, стала прятать улыбку за безразличной миной, а слезы проглатывать, отвлекая себя учебой. Когда при бабушке улыбка только начинала зарождаться на ее миленьком личике, она била себя по губам и не давала ей занять свое законное место. Когда слезы подкатывали, а в душе зарождалась тоска по морю, то она предпочитала больно щипать себя за руку, немного забывая об истинном предмете грусти. И все лишь бы не гневить бабулю.
Но шли годы. А привычки бить себя по губам и щипать руку остались, даже после отъезда бабушки в родное село Кладбищенское.
Так наша бедная Аннет и росла, кусая и щипая себя.
Когда Эн было 19, то кровавый несправедливый режим как-то сам собой закончился. Люди потихоньку становились улыбчивее, слезы более открытыми, а вот девочка Эн вечно страдала от покусанных губ.
И никакое событие ее не могло по-настоящему порадовать. Или опечалить.
Так и жила девочка, вполсилы, вполулыбки, вполслезинки.
И мы можем предположить, что пошла Эн на психотерапию, и что даже узнала об Уральском институте гештальта, и что разморозились ее истинные чувства, и начала она хохотать в голос, когда смешно, и рыдать навзрыд, когда грустно. И открылась ей жизнь с новой стороны, стала ярче, более наполненной и насыщенной.
А можем предположить, что так она до смерти и дошла, не раскусив эту жизнь.
Но смысл в том, что возможности изменить жизнь Эн были у неё, а не у нас. И воспользоваться ими могла только она.
Остается только надеяться. Или не надеяться. Решать только вам.