Пока себя не опроверг любитель правильного слова, блюститель выражений лиц в надежде на заветный чин,
и за средой опять четверг,
для ликования готовы плакаты, флаги, шорох шлиц — мы носим тайные ключи.
От чердаков и мостовых, лесных сокровищниц и трюмов, от перекрестков пустоты, что нам назначено пройти.
К нам обращаются на "вы" официальные костюмы, к нам обращаются на "ты" ветра, которым по пути.
Пока, хмельные без вина, осознаем довольно чётко: мы, зубоскалы, дураки, приличным обществам не в кон —
Джейн двадцать три. Она юна, курносый нос, прямая чёлка. Прохладой тянет от реки. У Джейн распахнутый балкон, бардак, занос на вираже, случайно купленное сари. Сам чёрт теперь не разберёт.
Шумит под окнами кольцо.
По вечерам играет Джейн тягучий блюз в ближайшем баре. Немного виски — и вперёд. И голос низкий, с хрипотцой.
Плакат над стойкой скалит пасть, ковбои спорят из-за денег. В углу обхаживает вдов проныра в майке "Санта-Круз".
Здесь негде яблоку упасть. Послушать Джейн приходят тени из тех небесных городов, где по салунам только блюз.
Где в моде старая джинса.
Где Джейн исполнилось пятнадцать.
Где день рождался золотым, а ночь роняла серебро.
Где Джо, покинув небеса, слегка похожий на канадца, пускал из трубки сладкий дым. И представлялся Светлым Бро, смешную Джейн уча играть (и перебором, Джо, и боем). И брать аккорды, и бренчать (не научусь, наверно, нет).
И эта низкая гора.
И море это голубое.
И Джо — пацифик как печать.
Блюз не играют на войне (чувак, ты истинно крутой, но, знаешь, бро, такое дело, мы здесь для музыки, скажи?) Ладони схлопывают тьму. Все обожают Джейн, а то — она открыта, загорела. Джейн смотрит в зал.
Бро тянет джин.
Джейн улыбается ему.
Пока нам мир не запретил хотя бы маленькое счастье, хотя бы солнечную медь, мы всё юродствуем и ржём. Сердечный бешеный тротил, дорог запутанные снасти. Когда случится умереть — там будет блюз. Там будет Джо.
Арт: Евгений Кузнецов