Бортовой журнал китобойного судна Фьортен, 1897 г.
Набрали мы двадцать человек, для похода за гренландским китом, прямо скажем, не густо, ну да выбирать не приходится. Трое человек подоспели с Чукотского полуострова на другом судне, шедшем в сторону Шпицбергена, а остальных насобирали среди своих, двое и вовсе из храхайцев — местного племени. Слышу, что проверяют вельботы, значит, скоро будем отправляться в сторону Чукотского моря и Берингова пролива.
Наши дни
Ника
Какой нудный моросящий дождь. Из окна её комнаты было видно небо и скалы, немножко бушующего моря. Савелий бы сейчас рассказал, что это за облака, которые застилают всё небо. Перистые? Нет, вряд ли. Кучевые?
Вот его лупа… Губы у Ники сжались, она стала часто дышать. Стук сердца. Вдох. Выдох. Пульсация в висках. Ника закрыла лицо руками. «Как я могла, это я виновата, это я виновата», — Ника обхватила себя за плечи и скрючилась, легла на пол. Она будет лежать на этом полу всю жизнь, пока Савелия не найдут. Не будет ни до чего дотрагиваться. Спать будет без подушки, без одеяла, без простыни, без кровати. Будет лежать на этом холодном твёрдом дощатом полу.
В голове вдруг мелькнула картина. Тёмный низкий коридор, под ногами качающийся пол — такой же дощатый, как в этой комнате. Справа открытая дверь в… каюту? Что это, каюта? Какой-то старинный вид, как будто она на корабле… Видение резко исчезло.
Ника почувствовала, как мама подняла её за подмышки, обняла и положила с собой на кровать.
— Я не буду никогда лежать на подушке! — сквозь рыдания заявила Ника.
— Тогда лежи у меня на плече, хорошо? — тихо спросила Оксана.
Ника кивнула и зарыдала ещё больше. Она слышала, как осторожно подошёл папа и лёг сзади неё, обнял их с мамой своей длинной рукой. Мама с папой перешёптывались над её рыданиями.
«Странный мужик, сказал, мол, мы из спецотдела», «Ты видела, что они привезли? Тепловизоры, технику какую-то», «Надо бульдозером эту церковь поднимать», «Завтра бульдозер привезут, а пока тепловизоры», «Они что, охотники за привидениями?»
Они лежали на узкой кровати Ники и вместе плакали под звук дождя за окном. Послышался далёкий звук вертолёта.
Оксана
«Вы все видите эти видения?», — Кирилл из спецотдела не имел ничего общего с подтянутыми красавцами из фильма «Люди в чёрном». Он был одет как будто наспех: джинсы, рубашка на футболке, обгрызенные ногти, взлохмаченные волосы. Лет сорок, потрёпанный, поживший.
Они вызвали полицию с суши на вертолёте, а приехали эти странные ребята, оккупировали их здание, недавно построенное для офисов, показали корочки, представились спецотделом и всех отогнали от церкви, запретили ходить, запретили искать. Как Оксана орала, как она орала! Глеб дрался, но их всех оттеснили, всех увели, рассовали по домам. А теперь вызывают. Как будто это нормальное дело: если звонят в полицию с Земли Андреева и говорят, что пропал человек, то надо сразу присылать специально обученных людей для работы с полтергейстом.
— Почему вы приехали? — ответила Оксана, не осознавая, что отвечает вопросом на вопрос, — Тут часто такое происходит?
Кирилл задумался, вытягивая губы в трубочку. Раньше бы это насмешило Оксану, но сейчас её заземлило горе. Она ушла в себя и могла думать только о Савелии, уже не плача, но внутри неё была огромная тяжесть. Звуки снаружи — вне её и её горя — казались громче; всё, на что она смотрела, было слишком ярким. И она снова уходила в себя, обращая внимание лишь на Нику и на Глеба. Только с ними она иногда могла забыть о том, что происходит, а потом снова накатывала тяжесть, как будто изнутри её всасывал вакуум, и она вся сжималась внутрь — как виноград в изюм — и высыхала, и не было сил расправить плечи, выпрямить спину, ходить твёрдо, а не волочить ноги.
— Я пока не знаю, как с вами говорить, что можно говорить, что из этого вы поймёте и как вы это поймёте. Может быть, я вам что-нибудь расскажу, а что-нибудь — нет. Чем быстрее мы поймём ситуацию, тем лучше для Савелия.
Оксану ударило током от того, что незнакомый мужчина называет по имени её сына.
— Точно видим мы с Глебом, Ника, Владимир Алексеевич. С остальными я не разговаривала, не могу.
— Судя по всему, все из вашей группы видят лёд, снег и парусник, застрявший во льдах.
У Оксаны один за другим мелькали вопросы в голове, но не было сил их задавать. Это массовый психоз? Даже дети Петя с Катей видят это? Куда пропал Савелий? Растворился в воздухе? Что всё это означает? Почему этот Кирилл вытягивает губы трубочкой, когда думает, и почему ей так плевать на это? Почему он считает, что может ей руководить?
Видения вспыхивали как огоньки на гирлянде: то появлялись, то исчезали. Мутный лёд, белоснежная пустыня, белый медведь — далеко, очень далеко, непонятно, как она вообще его видит с такого расстояния. Несколько секунд — и картина пропадала. Раз в несколько часов опять появлялось: качка судна, стены в саже и инее, холодно. И снова Оксана возвращалась в реальный мир. Видения приходили и Глебу, и Нике, как будто даже одинаковые, но не одновременно.
Кирилл что-то ещё спрашивал у неё, но Оксана опять ушла в себя. Она в забытьи вышла из кабинета, вниз по лестнице, вон из ярко-оранжевого офисного здания, так дико смотрящегося на этом промозглом острове, прошла через турникет проходной — откуда все эти земные вещи на этом богом забытом острове, на котором исчез её сын? Исчез. Савелий исчез.
Оксана пошла к церкви. Нет, побежала. Нет, всё же пошла. По сравнению с тем, что за последние два дня она ходила на дрожащих ногах, всё же побежала. За эти два дня она даже не успела осознать, что произошло. У неё исчез сын. Растворился в воздухе. Два свидетеля и видеокамера. Приехали странные люди со странным оборудованием, приехали очень быстро, как будто стояли за углом и только ждали команды. Оксана торопилась, теперь уже действительно бежала к церкви. В сумерках над остовом здания зажгли огромные, как над футбольным полем, прожекторы с четырёх сторон. Рядом стояли фургоны с людьми из спецотдела, некоторые ходили с какими-то приборами вокруг церкви, как будто сканировали.
С разных сторон к церкви подходили люди.
Глеб с Никой. Елена Владимировна и Владимир Алексеевич. Вася. Гена. Соня с Максимом. Костя, Анисия, Алтазар, Петя с Катей. Она, Оксана. Все по очереди заходили в церковь, не сговариваясь, не глядя друг на друга, как будто так было уговорено, как будто всем разослали емэйл со встречей, где в поле «Место» было указано «Земля Андреева, полуразвалившаяся церковь, двадцать один ноль ноль». Повестка: встать в круг вокруг камня с белой надписью, взяться за руки…
Кто-то схватил её за плечи и оттащил от камня. Глеб? Нет. Суматоха. Церковь наполнилась людьми — в абсолютной тишине люди из спецотдела оттаскивали всех от их повестки, не давали взяться за руки. Кирилл, это Кирилл, да, вытащил её из церкви и повалил на землю. Оксана огляделась и пришла в себя. Секунду назад она видела тёмное пространство прогнившей церкви, яркий свет фонарей, бьющий из дверного проёма и сверху, из развалившегося купола, тёмные фигуры, бесшумно идущие по полу и встающие вокруг камня, как по команде. Теперь — холодная серая земля перед церковью, кажущаяся белой от слепящего света, усыпана людьми. Над каждым членом её команды навис сотрудник спецотдела, смотрящий ласково и твёрдо, как взрослый на ребёнка, держащий руку возле груди, чтобы перехватить неверное движение — встать и вернуться в церковь.
— Вы тут? — голос Кирилла, явный и чёткий.
Оксана кивнула.
— Видение?
Оксана отрицательно покачала головой. Кирилл сел на землю возле неё, сложив губы трубочкой и похлопывая себя по ногам. Он глубоко задумался, как будто решая задачу.
— Вы знаете, что вы собирались делать? Какой-то ритуал?
Оксана хотела покачать головой снова, как рядом раздался голос Ники: «Да. Мы должны отправиться в плавание за Савелием».
#арктикаобратныймир #проза