- Сейчас бабайка придет, будешь знать, как не слушаться.
Эти слова старой нянечки пробудили темный комочек из небытия. Он осмотрелся. Темные каменные стены, стеллажи с кувшинами и бутылками, большой деревянный ларь на каменном полу – подвал, в котором хранили еду.
Облетев большой, из нескольких комнат, подвал, бабайка принялся ждать. Раз его упомянули, то скоро должны были и призвать. А призвание у него одно – пугать непослушных детей.
Бабайка осмотрел себя. Пока он представлял из себя серый бесформенный комок сумрака, без четких очертаний. Очертания возникнут, когда бабайку призовут. Те очертания, которых боится непослушный ребенок.
Бабайка нашел местечко за ларем с провизией и стал думать. Интересно, чего боится ребенок? Он может стать большой крысой, может зубастым дракончиком, может драчливым чертиком. А может так и остаться темным комочком, который копошится под кроватью и наводит ужас на непослушных детей.
Однако никто его не звал. Видимо, ребенок не обратил внимания на слова нянечки, или приход бабайки его не испугал. Такое тоже бывало – у очень непослушных детей бабайка мог превратиться в неуклюжее дурашливое создание, которое пугливо прячется на чердаке, спасаясь от маленьких сорванцов. Такого, конечно, не хотелось.
- Тварь ли я дрожащая, или право имею? – подумал бабайка.
Но придет время, и его призовут. И тогда он узнает, какой образ приобретет.
***
Поутру в горнице зазвонил колокольчик – гостей звали к завтраку. Покушав, настоятель позвал уже знакомого монаха и велел проводить гостей к погребам.
- Вы поглядите, но без нужды не надобно риску подвергаться. Нам гостей утомлять не хочется. – Настоятель проводил гостей до крыльца и пошел по своим делам в монастырские дворы.
Дойдя до погребов, Триза с Лехой с интересом рассматривали строения. Лет этим погребам было, казалось, не меньше той скалы, на которой они стояли. Сложенные из дикого камня приземистые коробки почернели и где только можно поросли мхом и травой.
Однако от созерцания отвлекал монах, решивший просветить гостей по поводу монастырского ужаса, и трещавший без умолку.
- На прошлой неделе брат Амифокл собрался значит, в погреба. А тут надобно понимать, что слухи то про нечистую силу уже ходили. И брат, не будь дураком, взял с собой образа. И кадило тоже захватил.
- Основательно подготовился, - усмехнулся Триза.
- Ну а как же? Ведь такие страхи рассказывали – кому-то наваждение было, кому-то демоны мерещись, а одному брату так сама Баба Яга, неотличимая на лицо от его соседской зловредной бабки.
- И что, Баба Яга со ступой и метлой по подземельям шарилась? – Леха попытался представить себе эту картинку.
- Нет, без ступы, но щелкала зубом и кряхтела, в стремлении съесть.
- Почему съесть? – Спросил Триза. – Она что, была в слюнявчике и с вилкой в руке?
- Этого брат не рассказывал, - смутился монах. – Но ему показалось, что хотела съесть.
- И как, скушала?
- Нет, от глаза от страха закрыл, да и забился в угол. Ну, ноги у него отнялись. И капюшон на голову натянул. А когда открыл – пропало наваждение.
Анчутка скептически посмотрел на рассказчика.
- Баба Яга, к вашему сведению, прогоняет чересчур любознательных идиотов от вход в Навь, а всяческие сказки про ее кровожадность – выдумки тех самых идиотов.
Монах развел руками: - За что купил, за то и продаю.
- У нас всегда так, - нахмурился анчутка, - сначала честную женщину опорочат, а потом руками разводят.
- Так что там с братом Ами…. как его там случилось? – Триза вернул монаха в русло его истории.
- Амифоклом. Так он спустился в подвал, кадило раскочегарил, и пошел к стойкам за кувшином с маслом А у самого на душе, стало быть, беспокойство великое. Лишь бы, - думает, - не демоны различных извращений…
- Глава девятая тракта философа Баки, - хихикнул анчутка. – Про всякие излишества нехорошие.
- Точно, - кивнул монах. – Так вот только он так подумал, как из-за ларя с продуктами выплывает демон, по виду, ни дать, ни взять – голый мужик, и говорит ему: - ну что, противный, кто сегодня был плохим мальчиком?
Леха с Тризой переглянулись и прыснули от смеха.
- Ну и как, отстоял девичью честь? - Давясь от хохота, спросил Леха.
Монах горестно вздохнул.
- Так ноги от страху отнялись, пришлось кадилом отмахиваться. А потом догадался, сел задницей на пол, для пущего сбережения, так потихонечку до дверей и дополз. Теперь сидеть не может – чуть начисто не стер постыдное место. Вот мы теперь туда и не ходим. Боязно.
Анчутка задумался.
- Он точно от этого сидеть не может?
Монах горячо закивал.
- Точно так. Мы всем монастырем смотрели – начисто стер, не сумлевайтесь.
- Может вам это, затычку вкручивать перед входом? – предложил анчутка.
- Какую затычку? – Удивился мнах.
- Ну, эту, чтобы честь сберечь. Девичью.
Монах загрустил.
- Да ну вас… Я серьезно, как оно было, а вам только ржать.
- Не обижайся, это нервное. – успокоил его Леха. – Мы сами, понимаешь, сегодня без затычек.
- Будем, понимаешь, кричать – мы не такие, уберите ваши руки… - добавил Триза.
- И скажем, что мы сегодня не мальчики. – добавил анчутка.
- А кто? - Не понял монах.
- Полиция нравов. Отведем в каменоломни, лет десять кайлом помахать, и от излишеств нехороших останется вершка два, для отправления естественных надобностей. За ненадобностью.
Монах совсем загрустил. Достав образа, он протянул их Лехе с Тризой.
- Возьмите, для предохранения.
- Для предохранения образа не требуются, - Триза отстранил руку монаха. – Затычка надежнее.
Леха, не сдержавшись, снова заржал и полез в подвалы.
***
Пока егерь с ведьмаком стояли, ожидая, когда глаза привыкнут к скудному свету лампы, анчутка направился к ларю. Поначалу полумрак за ним казался ровным, но затем в углу начало мерещиться темное пятно.
- Сюда иди, - громко сказал анчутка. – И без этих ваших фантазий нехороших.
Пятно, поколебавшись, выкатилось к копытцам анчутки. Егерь с ведьмаком подошли и пригляделись.
- Не пойму, что за морок, - задумчиво сказал Триза.
- Похож на демона после перехода миров, но какой-то вялый, - Леха пытался рассмотреть сгусток сумрака получше.
Анчутка сунул в комок лапку, поболтал внутри и, вынув, понюхал.
- Зародышевая субстанция. Какая-то нечисть, но не оформившаяся. Как личинка жука.
И, пнув сгусток копытцем, нахмурился.
- Давай, колись, мы тут в несознанку с тобой играть не собираемся.
Сумрак переродился в некое подобие анчутки, сел на краю ларя и вздохнул.
- Бабайка я.
- Брешешь, - строго оборвал его анчутка. – Бабайка только детей пугает, а ты вон монаха чуть не осодомител.
Сумрак загрустил.
- Так меня призвали, детей пугать, а дите не испугалось, и меня не вообразило. Вот я образ и не получил. И ждал, и ждал, а тут монахи начали ходить. У них ведь тоже детские страхи были, я их облик и принимал. Временно.
Анчутка подбоченился.
- Это где ты, неоперившееся недоразумение, встречал детские страхи по мотивам философского трактата Баки?
Бабайка вздохнул.
- Ну, какие мысли были в голове, такие обличья у меня и были. Только временные – я ведь детская страшилка.
- Все ясно, - покачал головой ведьмак. – Ты пока к детишкам не попадешь, так и будешь в зародышевом виде.
- Точно, - вздохнул бабайка.
- Ладно, посодействуем. – Леха достал из кармана холщевый мешочек. – Лезь, как у монастыря обоз в деревню пойдет, так тебя там оставят. Вот и будешь ждать, пока призовут к озорнику.
***
Разыскав во дворе настоятеля, Леха с Тризой протянули ему мешочек.
- Погребов больше не бойтесь, но этот мешочек бросьте в любой деревне, где детвора есть.
Настоятель взял в руку мешочек и задумался.
- Нехорошо, свою беду по миру пускать.
- Это не беда, - пояснил Леха. – Бабайка живет, пока ребенок его боится. А как ребенок вырастет – бабайка исчезает. До следующего призыва. А так его оставлять негоже – рано или поздно на демона нарвется, и станет демоном.
Настоятель кивнул.
- Лучше так, правда ваша.
- И одна к вам просьба, господин настоятель, - добавил анчутка.
- Слушаю.
- Изымите у монахов философский трактат господина Баки. А то придется монастырь переименовывать. А его, между прочим, Евфимием звали.
Наставник насупил брови и, посмотрев на анчутку, кивнул.
- Недосмотрел, выходит. Ладно, есть повод для поста. Дней на сорок.
Анчутка кивнул.
- Дурь да игра не доведут до добра.