Эта история могла произойти только в те незапамятные времена, когда в декретный отпуск женщин опускали всего на три месяца, и при отсутствии неработающих бабушек простые советские граждане выписывали из близлежащих деревень в город помощниц по хозяйству. А точнее, не выписывали, а искали их с бешеной скоростью, которую только мог позволить трёхмесячный декрет.
И не сказать, чтобы Барановы затянули с насущным вопросом – что делать, когда маленькая Ирочка достигнет критического порога в три месяца, чтобы, засунув соску в зубы, самостоятельно поплестись во взрослую жизнь. Конечно, они искали, но хорошие няни переходили их рук в руки, а все прочие расхватывались, как горячие пирожки, ещё на вокзале.
Отчаяние и печаль уже охватили Баранову-мать, когда в дверь позвонили.
«Это она!» - не веря своим глазами, подумала Баранова при виде низенькой бабулечка в длинном, по щиколотку цветастом платье, белом платочке и небольшим узелком на палочке, который гостья положила на порог, едва дверь открылась.
-Вам няня не нужна? – застенчиво спросила бабулечка и улыбнулась такой располагающей улыбкой, что ямочки на её дряблых щечках отозвалась симфонией в душе Барановой.
Бабулечка была немедленно отправлена на кухню, напоена чаем, а узелок её вместе с палочкой для сохранности уложены под лавку маленькой комнатушки при кухне.
-Только я готовить не умею, - робко призналась высшее существо в виде бабулечки, потупив глазки.
-Это ничего, - быстро утешила её Баранова, не сводя влюблённого взгляда. – Я вам с Ирочкой все с вечера приготовлю, разложу. Только разогрейте.
Фея кивнула, подвигах щеками, задумчиво оглядела кухню и продолжила.
-Убираться я тоже не буду. Спина болит.
-Ну, что вы! – возмущённо воскликнула Баранова. – Мы же советские люди, а не рабовладельцы какие-нибудь. Я и сама прекрасно управлюсь.
Бабулечка просияла и закивала головой. Потом вдруг улыбка потерялась на её лице, а вслед за этим почернела и Баранова. У неё даже возникла шальная мысль броситься в коридор и запереть чудо на квартире, но бабулечка скоро развеяла её опасения.
-И гладить. Гладить я тоже не могу!
Баранова была готова её расцеловать.
-Да что вы! Не надо вам гладить. Я и ваши вещи, если надо постираю, погляжу.
Одним словом, договорились. Баранов-папа, правда, пытался попросить у бабулечки рекомендации, но Баранова-мама так посмотрела на него, что он сделал вид, будто ничего интереснее картошки в его тарелке на свете не сыскать.
С тех пор началась у Барановой совсем другая жизнь. С вечера она готовила, стирала, гладила убирала, утром кормила бабулечку и Ирочку. Потом бежала в институт, между парами возвращалась домой кормила домашних обедом, гуляла с Ирочкой (у бабулечки же спина – ну, вы помните), возвращалась в институт, проверяла рефераты и курсовые. А впереди ещё был ужин, вечернее купание Ирочка и бабулечки.
За месяц Баранова похудела на зависть коллегам килограмм на семь. У неё стали выпадать волосы и дёргаться глаз. И как-то раз, вернувшись днем домой и обнаружив, что в вымытой утром кухне красиво, как снег в январе, летает мука, оседая сугробами на пол, Баранова впервые подумала, что не так уж и нуждается в помощи бабулечки.
Она остановилась на пороге, глубоко вздохнула, чтобы озвучить внезапно созревшее решение, как бабулечка пристально на нее посмотрела из-под низко повязанного платка и, не улыбаясь мягкими щечками, сказала.
-А еще, забыла сказать, я заговоры разные знаю. Приговоры, привороты… проклятья, - добавила она, как показалось Барановой, зловеще. Или только показалось? – Надо кого-нибудь приворожить? Или проклясть? А тоя могу.
Баранова интенсивно замотала головой, сдула мучной снег с чёлки и пошла за веником.
Казалось бы, после подавленного бунта жизнь вернулась в прежнее русло. Но нет.
Бабулечка стала с чего-то закрываться в своей коморочке по вечерам, вызывая любопытство у Баранова и беспокойство у Барановой.
Однажды Баранов не выдержал и, не смотря на протесты жены, придумал надуманный предлог и заглянул в каморку к бабулечке. Та сидела, сгорбившись за небольшим письменным столом, который освещала настольная лампа, и старательно что-то писала. Дела у нее шли не важно, потому что весь пол был завален скомканными листами, вырванными из тетрадки Барановой.
-Извините, что помешал, - замялся на пороге Баранов.
Бабулечка обернулась. От сосредоточенности на лбу у нее поселилось морщинок вдвое больше, чем обычно.
-Ох. Никак письмо написать не могу. Я, знаешь ли, грамоте мало обучена, - вздохнула бабулечка. Она выглядела такой печальной, что Баранову стало ее очень жаль.
-Может, я могу вам помочь?
-Правда? – обрадовалась бабулечка. – Мне письмо надо по-граммотному составить. Можете?
-Отчего же не могу, - отозвался Баранов. – Куда письмо, о чем?
Бабулечка вскочила из-за стола, предлагая стул Баранову.
-В ЦК партии, - гордо сообщила она.
-Кому-то конкретно? - уточнил Баранов.
Бабулечка махнула рукой.
-Да не. Пишите просто в ЦК. Там разберутся.
-Хорошо, - кивнул Баранов, аккуратным почерком с круглыми буковками вывел в правом углу адресата. – И что писать?
-Так, - бабулечка задумалась. – Вот. Пишите. Прошу вас, многоуважаемый ЦК партии, выделить мне в постоянное пользование комнату, изъяв ее у эксплуататоров Барановых. С них и одной комнаты довольно. Хотя, - бабулечка заколебалась. – Последнее уберите. Не надо.
-Подождите, - прервал ее Баранов. –Надо ведь еще документ вписать ваш.
-Думаешь? А ведь верно. Для солидности-то, - она засуетилась, залезла под матрац, достала оттуда замусоленный пакетик, вытащила документы и протянула их Баранову.
- А теперь, - сказал Баранов, вставая и на глазах испуганной бабулечки, засовывая недописанное письмо в карман брюк, - собирайтесь домой. Я пока вам за билетом схожу.
Утром, когда семья собралась за завтраком, бабулечки уже не было. Только комочки неудавшихся писем застилали пол в ее коморочке.
PS Спасибо, что прочитали. Напоминаю, что у меня еще есть активный телеграм-канал для активного общения.