Столько сказано гневного по этому поводу. И по праву. И не хочется повторяться. Цензура самодержавной России, преследование в советской. Как можно ограничивать свободу слова! О, сколько патетики, и рука сама хватается за перо и нападает на злоумышленников.
Если вдуматься цензура один из способов борьбы за сохранение власти, её идеологии. И с этой точки зрения ничего предосудительного. Пусть каждый из нас встанет на место в иерархии властных полномочий, получит, согласно Табеля о рангах, соответствующие вознаграждения и привилегии и потом заявит: «О, разве так можно поступать с ближним?» И воспылает справедливостью и внемлет голосу совести, а не чиновничьим циркулярам. Поставили? И как вы теперь оттуда, с верхотуры, смотрите на цензуру. Всё правильно – лояльно. Цензура, если угодно, одно из подразделений силовых структур призванных сохранить устоявшиеся государственные порядки. Вот почему в советское время громили царскую цензуру, а сегодня обрушиваются на советскую. Всё вполне логично укладывается в здравый рассудок, реальность будет поважнее и прошлого и тем более гипотетического будущего.
Взгляд хоть и поверхностный, но вполне имеющий точку опоры.
Тут-то мы и задержимся, в нашей реальности. С ней-то что? Наше общество (не хочу касаться общемировых тенденций, живу в определённой стране о ней и речь) добилось впечатляющего прогресса и позволило каждому высказываться так, как ему заблагорассудится, только успевай на обложке честно предупредить читателя какому возрасту подлежит сие чтиво. И уж поверьте, никогда и ни за что, ни за какие коврижки подросток не станет читать книгу обозначенную значком «+18». Табу! (Только вот откуда такая уверенность, что мы – взрослые – взрастили в этом отроке совесть, чувство ответственности?)
Вот оно благонамеренное общество всеобщей доступности и равных для всех прав. Аллилуйя! И гордые законодатели раскланиваются.
С такими настроениями решил и я внести свою лепту, и высказаться в письменном виде. Как бы там ни было, а до совершенства нравов и морали нам ещё трудиться и трудиться и озаботился я, с горестью отмечая: в благонравном обществе нашем всеобщего обогащения присутствуют-таки не вполне благовидные поступки, а порой и просто подлость, запустение и мерзость. Так мне привиделось.
Строчил я строчку за строчкой много лет, накапливая в столе толстые пачки рукописей. Пока однажды не прозвучал голос свыше: пора!
Пора печататься.
И далее я искренен, аки ребёнок. Писал не ради красного словца, не ради того, чтобы душеньку потешить пышным стилем, и честно признаюсь, хоть и звучит такое сегодня чуть ли не крамолой – не ради золотого тельца. Писал о наболевшем и выстраданном, пусть звучит моветоном и затёртым тропом, но как тут скажешь точнее. Когда признаются в любви то всегда искренни, от того и звучит просто: «Я тебя люблю». И точка. Вы когда-нибудь слышали: «Я тебя супер как люблю», или нечто подобное. И на слух пошловато и не очень-то верится.
В общем, с такими намерениями решил издаваться. И впервые закралась подлая мысль: а точно ли мы искоренили такое позорное явление в эпоху свободы слова, как цензура? Все издательства превратились для меня – современника мегаполисов – в средневековые крепости, с донжонами и бдительными секьюрити у врат: «проходи мимо, мил человек, не надо нам твоей правды, нас и своя вполне устраивает».
Когда-то Суворов был для меня светочем, историю Измаила знал. Приступил к упорной и решительной осаде. Минуло много лет, было совершенно множество приступов к стенам, было отчаянье, были маленькие победы. Или я не Суворов (критику воспринимаю, хотя давно покинувшие цитадели издательств филологи (и довольно маститые) знающие толк в печатном слове, отметили если не гениальность, то талант вполне достойный быть на книжных полках рядом с остальными авторами), или осаждённые не вполне люди.
Уточняю. Я к ним со словом, а им не это нужно. Они как легендарные скифы избегают генерального сражения не из-за трусости, а усмотрев на поле грядущей баталии иные ценности. Что им Рим и всемирная история, когда тут охотничий азарт.
Впервые озарил мои правдоискательства не критик и далеко не филолог, а вполне реальный читатель: «Ты обращаешься к мысли. Не надо. Мне этого не надо, мне бы чего-нибудь голенького, похабного, скандального, подай мне «обнажёнку» в самом её неприглядном виде, подкинь сенсацию обильно сдобренную остренькими специями и кисло-сладкими соусами. Вот это я люблю и съем со всеми удовольствиями. Ну а ты получишь свой гонорар».
Не поверил обывателю: а человек где? Где высокие стремления, поиск истины!
Дальнейший опыт жизни убедил: сегодня издательства штурмуются не словом. Нынче все проще, утилитарно. Теперь на каждой башне ценник, над вратами курс обмена, стража поднаторела на марже.
Вот тут, наблюдая за торгом в тени донжона и дошло до меня: цензура, брат, и при свободе слова имеет место быть. Надо только усмотреть кто тут выгодоприобретатель. Цензура не только строгие надсмотрщики за соблюдением идеологических установок, служители государственных интересов, это если угодно, квинтэссенция общества. Суть всех его внутренних процессов.
О чём я? Хватит отвлечённых идей. Сегодня и всегда в цене практика, ещё Гёте заметил о зеленеющем древе опыта.
Однажды огласили победителей литературного конкурса имени Антона Дельвига. И я, к своему удивлению, слышу своё имя. Значит, зря я наговаривал на свободу слова. Истина торжествует и наше общество не больно́, а вполне себе здравствует! Вот оно торжество момента! И тут выясняется, конкурс пустой. Не имеет никакого наполнения. «Ни тебе вознаграждения гражданин писатель за твои труды, вообще ничего, на вот тебе диплом с качеством картона употребляющегося для почётных грамот и шагай отсюда». – «А вот следующий конкурс уже предусматривает щедрые денежные вознаграждения, издание книг и прочие приятные приложения». – «Так я могу надеяться…» - «И не смей, чудак человек. Там где деньги там уже выстраиваются в очередь прежние гранды». – «Так они уже получили своё и замечены. Литература не стоит на месте и вполне может родить новые имена. И даже гениев. Если не так, то грош ей цена». – «Так-то оно так, но гранды вполне себе смертные личности и кушать хотят трижды в день и вполне сытно и гранд этот чей-то кум».
Диалог окончен.
Ах, сколько сказано в адрес советской цензуры якобы она жестоко расправлялась с инакомыслием и диссидентами. Допускаю. И знаете почему, писали они в пику тому обществу, воспевали ценности чуждые ему. Многие были глубоко эгоистичны, писали только о себе и своих переживаниях. Нет, не ко двору они пришлись, от того и устремились к берегам блаженной Америки. И там обрелись вполне. Но я уважаю ту цензуру – она служила, все-таки, слову. Чтила его чистоту, идею заложенную в нём.
И никто не отменял цензуру. Враки всё это про свободу слова. Сегодня главный цензор – коммерсант. Он ни за что не примет товар, если не усмотрит выгоды в нём. Его ставка на надёжных поставщиков и на старую проверенную платёжеспособную клиентуру.
Качество товара, естественно, приветствуется. Но нынче в моде яркая броская упаковка и мошеннический маркетинг, это когда кричат на всех углах о качестве, но подсовывают тебе товар (читай слово) с заранее заложенным браком. Зачем производит добротную вещь служащую тебе долго и честно, продай низкопробный ширпотреб. Этому учат гуру современного менеджмента: залезь в карман рядовому гражданину и считай что ты на страницах «Форбса». Ты автор бестселлера.
Иными словами, зачем тебе вдумчивый читатель, зачем вообще тебе человек, с его высокими человеческими духовными запросами, да здравствует общество потребителей всякой всячины.
Цензура из служителя идеи снизошла до рыночных лотков. И если бы блюстителем высокого качества товара, как-никак душа мятущаяся, нет, она сама – дух рынка. Кого допустить, где закрыть глаза на обвес, и обязательно собрать мзду со всех участников торга.