Её идеально очерченный рот приоткрывается в легкой улыбке, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Глаза, непременно голубые, карих сейчас почти никто не берет, хлопают длинными пушистыми ресницами, ровная кожа не нуждается в макияже — она прекрасна. Как и все остальные. Пластиковые куклы Барби, заполонившие мир. Длинные ноги, тонкие пальцы. Тошнит.
Её подружка с широкими бедрами и задницей как орех, тоже улыбается пухлыми губами — её кожа сегодня смуглая и блестящая, а волосы каштановыми кудрями спускаются ниже лопаток. Вчера у нее были фиолетовые косы и её за них засмеяли. Маленькие аккуратные пальчики выглядят игрушечными и ненастоящими, будто их покрыли прозрачным лаком. Мы все покрыты этим лаком, люди-куклы, люди-манекены, с пластиковыми искусственными лицами и накаченными ботоксом телами.
Я смеюсь. На своём лице я чувствую только движения глаз, все остальное давно онемело под действием меняющих формы препаратов. Каюсь, я тоже поддался этому желанию — стать идеальным. О чем теперь жалею. Не мог подумать, что стану скучать по своим волосатым худым ногам и узкой грудине. Что кубики искусственного пресса и гладкая кожа будут раздражать меня так, что я с трудом подавляю желание впиться отманикюренными ногтями в собственное лицо и разодрать его в клочья.
— Марис, — даже имена у нас теперь пластиковые, а раньше я был просто Маратом, — ты в порядке? Ты забыл сменить цвет глаз, вчера ходил с карими, — вишневый рот блестит, с носа свисает стальная капля, Элидэнс сегодня брюнетка с бледной кожей и высокими скулами. Вспоминаю, какой милой она была всего десять лет назад — обычная девушка с узкими глазами и приплюснутым носом, но такая настоящая. Мне хочется взять нож и разрезать эту оболочку, в которую её завернули, чтобы достать ту, настоящую, которая умела искренне смеяться, и глаза превращались в щелочки, а неровные зубы блестели за розовыми, совсем не пухлыми, губами.
— Марис? Ты меня слышишь?
— Вам не надоело?
— Что? — смотрят на меня, хлопают ресницами.
— Всё это, — обвожу рукой залу, наполненную такими же манекенами, как мы. Все исполняют роли, еле двигаясь под слоем ботокса, манерно держат стаканы и строят из себя богему. И помещение нам под стать — кислотно-разноцветные глянцевые стены, пластиковые столы, бумажные люстры — настоящий кукольный дом. Не хватает только хозяек этого царства, рук, которые будут водить нами и придумывать каждому свою роль.
— Я не понимаю, — её язык с трудом ворочается во рту и слова выходят невнятно. Но мы так привыкли к такой речи, что уже этого не замечаем.
— Я устал. Я хочу к натуралам.
Их глаза раскрываются и рты почти складываются в круглые "о".
— Ты с ума сошёл? Мы столько ждали, чтобы попасть сюда, в ты хочешь вернуться?
— Да. — До этой минуты я даже не думал об этом. Но сейчас понял, что так будет правильно.
Я развернулся и пошел к выходу. Вокруг образовалась брешь, куклы отшатывались, как от прокаженного и я, как Моисей, шел сквозь людское море. Стало смешно от этой мысли, но мои губы не способны были растянуться для хохота.
***
Я лежал на больничной кровати, обмотанный бинтами. Болела каждая клетка тела. Но я был счастлив. Я снова настоящий.