Человечество вступало в новую эру и подразумевалось, что предстоящая война будет совершенно иной. Новой. Без разрушений и жертв.
Однако, Вилма всерьёз запаниковала, когда заговорили о переезде в глубь страны.
- Зачем уезжать, если всё так безопасно. Или ты что-то скрываешь от меня?
- Ничего я не скрываю. Война будет бесконтактной. Впервые в истории, понимаешь? Экономические блокады, кибератаки - да. Но вместо солдат от каждой стороны воевать станут этнографы, психологи и проповедники. Мы увидим великое сражение культур! Военные выступают лишь гарантом всеобщей безопасности. Нет никакой нужды разрушать инфраструктуры завоёванных территорий. Население подвергнется исключительно когнитивным атакам. По крайней мере, так утверждают политики.
- Ты сам-то веришь политикам?
Он тяжело вздохнул. Веришь-не веришь. Какое это имеет значение? Во время шторма, следует держаться за соломинку, и как можно крепче.
Вилма стояла, уперев полные руки в бока. Облако волос стянуто тугим узлом на затылке. Змейки бровей сошлись у переносицы, неровными пятнами по лицу растекался румянец. Прямо, Медея перед возвращением в Колхиду! Жаль, нет под рукой ни кисти, ни холста. Он бы написал её портрет сто пятнадцатый по счету. Сто четырнадцать портретов жены уже накопилось в коричневой дерматиновой папке. Одного, как раз и не хватало для круглого счёта.
Подбежали дети. Обхватив колени Вилмы, принялись что-то кричать, перебивая друг друга. Жена посмотрела на него как-то растерянно и устало. И этот её взгляд острой спицей, пронзил от макушки до пят. Предчувствие катастрофы уже витало в воздухе.
- Поезжай, Вилма. Пойми, так будет лучше, - произнёс он, стараясь не выдать голосом тревогу.
Она опустила руки и вдруг перестала быть его Вилмой - решительной и самолюбивой. Превратилась в обычную женщину, испуганную непредвиденными обстоятельствами, ворвавшимися в её маленький мир.
Утром они были на вокзале. Что бы там не обещали власти, граница оставалась зоной непредсказуемости. Отъезжающие, отталкивая друг драга, прижимались лбами к вагонным стёклам, стремясь разглядеть дорогое лицо в толпе. На перроне неуклюже топтались хмурые и растерянные мужчины в форме. По привычке судачили о государственных интересах, о давно назревшей ситуации, хорохорились, чтоб загнать поглубже страх и горечь разлуки или просто помалкивали.
- Уходи, - вдруг попросила Вилма, - не провожай нас. Не хочу оставлять в памяти момент разлуки. Уж лучше пусть останутся несколько лет нашего счастья.
- Зачем ты так? – почему-то обиделся он, - я ведь не умер… Скоро всё закончится, и мы снова будем вместе.
Вместо ответа она потёрлась носом о его колючую щёку. От этой привычной, домашней ласки сделалось только тоскливее на душе.
- Ну, мам скорее! - недовольно бурчал сын, - хочу в поезд! Это была его первая поездка и мальчик изнывал от нетерпения. Двухлетняя дочка прижимала к груди розовую пони.
- Нам пора! А ты иди, иди… – засуетилась Вилма. Он вдохнул запах детских макушек и вроде бы сказал детям какие-то приличествующие случаю пустые фразы: «слушайтесь маму» или «ведите себя хорошо». Что-то в этом роде. Не оборачиваясь, побрёл прочь - выполнял просьбу жены. Так уж сложилось. Он привык уступать. Родителям, потом начальству, а теперь и жене.
***
Между тем над геополитикой сгущались тучи. Какой-то не в меру ретивый, либо подкупленный спецслужбами проповедник с Востока прикончил известного психолога с Запада, осмелившегося рекламировать в исламской стране принципы личной свободы. При чём не только внутренней, но и внешней! В частности, он предложил женщинам снять хиджабы, чтобы ощутить своё равенство с мужчинами. Заявление вызвало массовые протесты мусульманского населения, в основном мужской его части. Смутьяна-психолога обвинили в посягательстве на самое святое – вековые традиции и вскоре прикончили выстрелом в упор. Запад немедленно отреагировал жёсткими экономическими санкциями, которые ударили по экологии стран Востока. В качестве антикризисных мер правительства бедных государств перестали выделять субсидии на фильтрацию жидких производственных отходов, что в свою очередь привело к вымиранию дельфинов, красногрудых жаб и летучих мышей. Два последних вида питались исключительно малярийными комарами. На Востоке разразилась эпидемия малярии. Ввоз вакцин был сорван из-за санкций и в бедных странах впервые смертность превысила рождаемость. Запад торжествовал. Как оказалось, преждевременно.
Всё ещё многочисленные восточные экстремисты нарушили конвенцию бесконтактной войны и двинулись на Запад. Запад ответил серией кибератак. Но легионы уже громили города. День за днём мир скатывался в воронку хаоса.
Все теперь были против всех. Законы не действовали. Валюты обесценились. Промышленность встала. В отсутствии электричества мегаполисы поглотила первобытная тьма. Никто больше не подметал улицы, не лечил больных, не выпекал хлеб. Оставалась только память…
Ею лишь утешались. Долгими часами в бомбоубежищах люди рассказывали друг другу легенды о тёплых джакузи и развлекательных центрах, кто-то пересказывал сюжеты фильмов или вспоминал прочитанные книги. Время шло, консервы заканчивались, а война всё продолжалась.
В первые месяцы он не мог стрелять. Нет, разумеется он прекрасно владел оружием, но стрелять в живых, пусть и совершенно незнакомых людей – это уж слишком. Поэтому целился мимо. Художник в его душе побеждал солдата, но так было пока не реализовались самые худшие опасения.
Кто не выдержал первым: Запад или Восток? Этого он так и не узнал. Небольшая - весом всего 50 килограмм, похожая на большую хищную рыбину ракета уничтожила всё живое в радиусе трёхсот километров. Среди "всего живого" оказалась и его семья. Вилма и дети.
Он превратился в робота. Движения его сделались точными, выстрелы меткими, а сердце словно окаменело. При этом оружие противника не причиняло ему вреда. Его считали заговорённым и, даже, два раза представили к награде. Оба раза он отказался, рискуя вызвать недовольство начальства. Но на это уж точно было плевать.... Оставалось только одно желание – всё забыть, стереть из памяти, а ещё лучше умереть. Единственный способ вырваться из ада.
Потом… Что же потом? Кажется, он заболел. И даже обрадовался этому. Умереть хотелось в одиночестве. Раскалывалась голова, в ушах шумело, приступы лихорадки следовали один за другим а он всё шёл и шёл, не разбирая дороги. Пока не упал.
Последнее, что запомнилось - жёлтый венчик одуванчика. Цветок был огромный, как дерево! Жилистый стебель устремился в небо. По стеблю, деловито полз муравей. Иногда он останавливался, забавно шевелил усиками, затем продолжал свой путь наверх. С неба летели хлопья тумана. А может то были огромные пушинки одуванчика? Их становилось всё больше и больше, они лезли в глаза, щекотали нос, набивались в рот. В конце концов ничего и не осталось, кроме тумана...
***
Кто-то тряс его за плечи.
- Эй, эй, приятель. Я ввёл уже два кубика адреналина!
- Что?
Свет с трудом разлепил веки. Над ним склонилось лицо с глубокими бороздками морщин. Резкий запах камфары окончательно разделил границы двух реальностей.
- Ну как? – поинтересовался наставник и расстегнул ремни безопасности, - вспомнил что-нибудь?
- Я видел ад, - прошептал Свет.
- Неужели?
- Жестокость без всякого смыла.
- А разве бывает жестокость со смыслом?
- У меня была семья!
- Ничего удивительного, - пожал плечами наставник, - Человек не может всё время брать. Приходит время и нам хочется отдать кому-то накопленные силы, тогда мы заводим семью. Обычное дело.
- Но… моя семья погибла. Погибла! – даже теперь, когда воспоминания воспринималось, как кошмарный сон, страшно было произносить эти слова - Погибла из- за…Чьей-то злой воли.., Вилма, дети… Они ни в чём не виноваты! За что? – он закрыл лицо руками. Его бил озноб.
Ладонь наставника легла на плечо.
- А ведь я предупреждал тебя, память – это боль.
- Но… Как теперь с этим жить. Как? – по щекам катились слёзы,
- Мир изменился. Изменись и ты.
- Вы серьёзно? - теперь он был уверен: наставник просто издевается над ним,
- Такое не забыть…
- Мы слишком часто попадали в западню коллективной Памяти. Мнемозина (так нарекли источник Памяти древние греки) через прошлое способна влиять на будущее. Именно поэтому история ни чему не учит! Однако, рядом с Мнемозиной протекает и другой источник – Леты, то есть Забвения. Из источника Леты пьют те, кто хочет вопросить Бога. А из Мнемозины те, кто уже получил ответ.
Порывшись в шкафу, наставник извлёк маленькую стеклянную бутыль с тёмно-вишнёвой жидкостью и протянул её бледному, как мел пациенту.
- Ты не важно выглядишь, парень, - сказал он, - это приведёт тебя в форму.
На бумажной этикетке красовалась надпись: «Лета. Живой источник»
Простившись с наставником, он вышел на улицу. Свежий ветерок игриво взъерошил волосы. Город купался в лучах заката.
На углу проспекта он заметил группу художников. Их было много – человек тридцать или больше. Все они пытались запечатлеть закат. Кто маслом, кто пастелью, кто карандашами, иные использовали компьютерную графику. Он поймал себя на мысли, что мог бы стать одним из них. Если бы… Всё начать сначала? Но для этого придётся выпить из источника Леты. Иного пути нет. Он вынул из кармана бутыль, повертел в руках и сунул обратно. Забыть – значит предать. Имеет ли он право забывать Вилму, детей? И тот другой, рухнувший мир?
Он вернулся в отель. Тинка не бросилась на шею, не поцеловала. Девушка тихо сидела в кресле, подогнув ноги под себя. Ждала. Должен ли он рассказать ей?
И вдруг понял – нет. Теперь между ними всегда будет стоять его память!
Больше ни секунды не раздумывая, он выхватил бутыль из кармана. Тёмно-вишнёвая жидкость оказалась превосходным вином. Раскрыв объятья, он сделал шаг вперёд. Словно огромная бабочка девушка вспорхнула с кресла.
- Тактильный контакт с несоблюдением санитарных норм! – радостно констатировал душ, оснащённый синтезатором речи.
P. S.
Пережив Великую Перезагрузку человечество достигло следующего витка эволюционной спирали. Были упразднены государства и границы меж ними. Геотермальные электростанции решили энергетический кризис. В качестве самых ценных ресурсов были признаны чистая вода, воздух и доброжелательные отношения. Вопросы обеспечения товарами и пищей взяли на себя Распределительные Центры. Общество отказалось от денег. Их можно было встретить только в коллекциях нумизматов. Развитие технологий позволяло иметь всё необходимое для жизни, однако потребление ограничивалось экологической целесообразностью. Для трудоёмких и высокоточных работ использовались роботы. Наконец-то у людей появились неограниченные возможности для самосовершенствования…
Конец повести.
Иллюстрация - "Отчаяние" картина французского художника Гюстава Курбе.
Начало истории - тут!
Глава 5, Глава 6,Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10,
Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!