Перед первым экзаменом, математикой, Настя нисколько не волновалась, она была абсолютно уверена в школьных знаниях, усердно вкладываемых в нее Зинаидой Дмитриевной. Учителя в их школе даже гранты от фонда Сороса получали.
Но на экзамене произошел неприятный инцидент.
Девушка, сидящая рядом с ней, показала ей исписанные формулами ноги, прикрытые длинной юбкой. Потом обнажила руку, руки до самого локтя сплошь были в формулах, даже ладони были все изрисованы. А к локтю еще был прикреплен резинкой сложенный вчетверо лист-шпаргалка.
— Ты что?! — сказала Настя. — Так нельзя делать, нас же выгонят с экзамена.
Экзамен принимала комиссия из четверых человек.
Настя моментально все решила, потом посмотрела на свою соседку.
Та пыжилась решить уравнение, сидела с пунцовым лицом и не знала, что делать. Она опустила голову вниз и рассматривала формулы на ноге, но, похоже, формулы не хотели ей помогать и не могли подсказать верного решения.
Настя тихо шепнула:
— Подвинь ко мне свой листок.
Она быстро приписала своей шариковой ручкой правильный ответ.
И в этот самый момент у девушки из рукава выпала шпаргалка и упала на пол.
Двое мужчин из приемной комиссии тут же подошли к их парте, один из них наклонился, двумя пальчиками поднял шпаргалку, внимательно на них посмотрел и сказал:
— Вы, девушки, можете быть свободны.
— Это не моя! — закричала девушка и показала на Настю:
— Это ее.
Настю затрясло, точно так же, как тогда, на Зарнице, с Ленкой Мормышкиной.
Ее трясло, и она не могла вымолвить ни слова.
В этот самый момент она теряет все, все свое будущее, все свои мечты и планы.
— Я по целевому направлению! — внезапно громко, на всю аудиторию, закричала она.
Оставшиеся за столом две женщины посмотрели в списки, видимо, увидели отмеченные крестиком фамилии, и сказали мужчинам:
— Да, это целевик из Ярославской области.
У Насти дрожали руки и ноги, она с яростью сказала:
— Я все решила сама! Я знаю всю программу высшей математики для первого курса. И для второго тоже!
Из ее глаз полились слезы.
Одна из женщин подошла к ней и сказала:
— Тише, тише, не надо так волноваться. И не шумите так, пожалуйста.
Она взяла ее листок, посмотрела на него и сказала:
— Вы можете остаться.
— Зачем? Я давно все решила, — сквозь слезы пролепетала Настя.
— Давайте свою работу, мы сейчас сразу же проверим. Вы подождите лучше в коридоре.
Настя вышла в коридор и встала около окна, вытирая текущие непрерывным ручейком слезы. Хорошо, хоть платок с собой взяла.
Через несколько минут соседка выскочила пулей из кабинета и побежала, рыдая, вниз по лестнице.
Настя стояла и разговаривала сама с собой.
— Опять решается моя судьба. Она постоянно кем-то решается, и никак не решится. Что там этот Ангел говорил — не думай, что будет легко? Все только говорят! Обманщики!
Через несколько минут вышла та самая женщина, погладила Настю по плечу и сказала:
— Не расстраивайтесь, все будет хорошо. Правда, поставили вам четыре, а не пять, но для целевика, я думаю, это не так важно.
Настя опешила. Она уже думала, что это конец, а вот теперь опять получается, что только начало.
— Вы молодец! — сказала ей женщина. — Умеете за себя постоять. Нам такие кадры в советской торговле нужны.
Настя расплылась в улыбке сквозь слезы.
Она вернулась в общежитие, соседки дожидались, когда она придет, и пили чай. Чай в Москве тоже был настоящий индийский, из пачки со слоном, одно удовольствие его пить, а не бабушкины помои.
Нина быстро налила ей в чашку заварку из заварного чайника и добавила кипятка.
Они со Светой начали ее тормошить.
— Ну, что? Что получила? Как прошло?
— Ой, девочки, я так переволновалась, сейчас чай выпью и расскажу. А как у вас?
— Мы обе сдали на тройки, но надеемся, что все будет хорошо, — сказала Нина.
— Да, кажется, у нас у всех резко уменьшились шансы на поступление, — сказала Настя, и начала рассказывать о своих злоключениях.
— Все, девочки, не знаю, как вы, а я больше никуда не пойду, буду усиленно заниматься и готовиться к следующим экзаменам.
— Смотри, если не поступим, то другого шанса приехать в Москву и жить здесь бесплатно может не подвернуться, — сказала Нина.
— Почему? Вся жизнь же впереди! — удивилась Настя.
— Да сколько той жизни? Замуж повыскакиваем, детей понарожаем, какие тогда поездки? — резонно сказала Света.
— Ну, нет, у меня другие планы на мою жизнь, — засмеялась Настя.
Второй экзамен она сдала на пять, и третий тоже.
А последним экзаменом была любимая литература, к которой она даже не готовилась. Учитель по кличке «Хождение по мукам» столько впихнул в них знаний, что хватит на всю оставшуюся жизнь.
Настя быстро и, как ей показалось, правильно настрочила сочинение, она была совершенно уверена в своей врожденной грамотности и в том, что никогда не допускает ошибок.
Но, когда на доске вывесили результаты, Настя не поверила своим глазам.
В графе с оценками напротив ее фамилии стояла тройка. Тройка за сочинение, в котором она не сделала ни одной ошибки? Как можно было поставить ей тройку?
Она просто не умела писать неправильно, даже если бы сама этого захотела.
Настя пришла в приемную комиссию и пожаловалась Надежде Николаевне. Та внимательно выслушала и сказала:
— Разберемся! Приходите завтра.
Расстроенная, Настя вернулась в общежитие, где опять ждали нерадостные известия. Девочки сказали, что только что познакомились с соседкой, и она тоже целевик, тоже из Ярославской области, и тоже поступает на товароведение продовольственных товаров.
— Этого не может быть, — сказала Настя. — На каждый факультет от каждой области только одно направление. Один из нас — самозванец.
— Может быть, это ты?! — шутливо спросила Нина.
— Девочки, на меня сейчас любые шутки действуют крайне отрицательно. Не надо так шутить, хорошо?
Увидев, как расстроилась Настя, Нина достала булавку и прикрепила с изнанки на ее блузку.
— Зачем это? — спросила Настя.
— Это от сглаза! О тебе забочусь, — сказала Нина.
— А я слышала, что булавка — это соперница, — вдруг сказала Света.
— Девочки, давайте без шуток. Я не суеверная, и во всякие приметы не верю.
— Что, вообще ни в какие? Ты, Настя, странная, в Бога не веришь, в приметы не веришь.
— Ну, если подумать, у меня однажды разбилось зеркальце, и после этого начались одни неприятности, — вспомнила Настя о зеркальце, разбитом Островским.
Они полночи спорили о религии, об атеизме, о Боге и Дьяволе. О приметах и о вере.
Нина спросила:
— А вы не читали статью в «Комсомольской газете»?
— Какую статью? О Боге? — в один голос спросили Света и Настя.
— Нет, о том, какие махинации проворачивают в московских институтах. Я читала, как подставные лица сдают за студентов экзамены и потом ходят за них на занятия. Была нашумевшая история, когда милиция раскрыла обман. Парень из Грузии хотел поступить в наш институт и дал взятку пятьсот рублей. «Подставник» сдал за него экзамены, а потом по справке студента ходил за него на занятия весь первый курс, потом сам студент взял академический отпуск и перевелся в грузинский ВУЗ. И заплатил за эту махинацию еще тысячу рублей. А потом все раскрылось.
— Да ты что?! Зачем ты нас пугаешь на ночь глядя? До утра теперь не уснем, — возмутились Настя и Света.
— А что вы хотите? Вы думаете, только вы такие умные, что в Москве в институте торговли хотите учиться? — парировала Нина.
Она сильно обиделась, что ей не поверили.
— Ладно, давайте спать!
Настя старалась не думать и не переживать, но на самом деле очень сильно расстроилась. Где этот Ангел, почему он ей не помогает? Все так хорошо шло в самом начале.
Она могла бы все экзамены сдать на тройки, и спокойно прошла бы по своему направлению, а теперь обстоятельства сильно осложнились. Если и вправду два человека на одно место, ее шансы резко уменьшаются, если не становятся равными нулю.
Это настоящая катастрофа.
На следующий день она написала заявление на апелляцию по поводу оценки за сочинение, теперь осталось только подождать результата.
Денег у нее оставалось в обрез, про молочные коктейли и шоколадные батончики теперь нужно забыть, и питаться одними сухарями.
А в общежитии ее ждало нехорошее известие.
Нина и Света разговаривали сегодня с той девочкой, и она туманно намекала на то, что ее мама дала взятку членам приемной комиссии.
— Она уже уверена, что поступила, — сказала Нина.
— Я очень тебе сочувствую, Настя, очень, — добавила она.
Настя обозлилась и чуть было не огрызнулась, но спокойно сказала:
— Что мне сочувствовать, еще же ничего не известно.
Она не переносила ни жалости, ни сочувствия.
Всю ночь она не спала, а утром пришла в приемную комиссию
Насте с самого первого дня казалось, что Надежда Николаевна больше всех за нее переживает и лучше всех к ней относится. Она подошла к ней.
Надежда Николаевна была занята разговором с коллегой, и Настя долго ждала, пока она освободится. Наконец, Надежда Николаевна закончила с собеседницей, обернулась к ней и сказала:
— А, это Вы, Настя? Что же вы так поздно написали заявление на апелляцию? Нужно было писать в тот же день.
У Насти опять сдали нервы, оправдывались самые ее дурные предчувствия.
— Вы же мне сами сказали на другой день приходить! Я бы написала в тот же день! — с жаром воскликнула она.
— А вот истерик здесь устраивать не надо, — неожиданно со злостью в голосе сказала Надежда Николаевна. — Разберемся!
— Покажите мне мое сочинение! — потребовала Настя. — Я не верю, что могла совершить несколько ошибок.
— Иногда для тройки достаточно одной ошибки, стилистической, — парировала Надежда Николаевна.
Настя поняла, что больше ничего от них не добьется. Все уже решено.
Нужно возвращаться домой, в свою тьму-таракань, и еще год жить с бабушкой.
С бабушкой можно было еще жить, когда Насте было пятнадцать лет, но сейчас она просто не выдержит. Это не жизнь, это ад.
Выхода не было.
Больше она никогда в жизни не нацепит булавку на свою одежду. Соперница! Пусть бы миллион этих соперниц был в любви, в чем угодно, но только не сейчас, не теперь.
Поступить в этот институт — самое важное для нее, важнее ничего быть не может.
На свете больше нет второго человека с таким фатальным невезением во всем, как она.
Соседки подтвердили ее догадки, что все закончится плохо. Нина сказала:
— По общежитию ходят слухи, что мама той девочки дала взятку приемной комиссии, и возьмут ее. Да что там слухи — я неправильно выразилась. Об этом говорится открыто, а доказать ничего нельзя.
Настя села на свою кровать, которую вскоре придется оставить и вернуться на бабушкину кровать в ненавистный Шуйск.
Света добавила:
— Говорят, за всю историю существования института ни разу не было такого казуса, чтобы два целевых направления от одной области на одно место.
— Это я такая невезучая, у меня не было шансов, — горестно сказала Настя.
— Конечно, не было, — согласилась Нина, — какие тут шансы, когда конкурс в институт шестьдесят человек на место. А вы что думали, легко будет? Люди по два, по три раза поступают, некоторые даже по десять.
— Все, девочки, я сдаюсь. Если меня не примут по целевому направлению, по общему конкурсу я не прохожу.
— Да подожди ты еще отчаиваться, давайте дождемся списков, — предложила Света.
— Да у меня и денег уже не осталось, последние копейки. Надо домой ехать, — вздохнула Настя.
— Да не боись, поможем, продержимся уже несколько оставшихся дней, — сказала Нина.
— Ой, девочки, вы такие хорошие, даже не представляю, как мы с вами расстанемся.
— Да может, не расстанемся, будем учиться все вместе.
Все надеялись на чудо, дожидаясь окончательного результата.
Но Настя в глубине души уже знала результат — судьба опять испытывает ее на прочность.
Так и вышло, в списках зачисленных студентов ее фамилия не значилась.
Любой на месте Насти сдался бы и опустил руки, но ей некуда было отступать, и некуда возвращаться.
Узнав результаты, Настя решила разбираться на месте, использовать малейшую возможность. Она поехала в Министерство вузовского образования, находившееся в центре Москвы.
Она долго блуждала по коридорам и этажам, пока к ней не подошел импозантный мужчина в светлом сером костюме.
— Девушка, вы к кому? — спросил он.
— Я сама не знаю… — неуверенно сказала Настя.
— Ну, пойдемте ко мне, — предложил мужчина.
На дверях его кабинета висела табличка с мудреным названием, из нее Настя поняла, что разговаривает с каким-то профессором.
Профессор нажал кнопку селекторной связи и приказал секретарше принести чай.
Секретарша вошла, неся в руках поднос с чашками, фарфоровым чайником и вазочкой с конфетами и печеньем.
Она неторопливо разлила чай по чашкам и вышла из кабинета.
— Ну, рассказывайте, — предложил профессор.
— Я даже не знаю, с чего начать, — смущенно сказала Настя.
— Ну, давайте тогда, все по порядку, — приободрил он ее.
Настя начала рассказывать об экзаменах, о том, что из-за досадной случайности не добрала баллов.
— Хорошо, сейчас мы с руководителем поговорим, Вы пока посидите, девушка.
— Соедините меня с ректором МКИ, — сказал профессор, сняв трубку своего телефонного аппарата.
— Что у вас там происходит? — грозно спросил он невидимого собеседника.
— Почему у вас хорошие студенты остаются за бортом? Почему девочка хорошо сдала все экзамены, ее рекомендовал областной союз потребительской кооперации, а она не поступила в наш институт, заметьте, институт именно этой самой потребительской кооперации?
Он замолчал, выслушивая то, что ему говорила ректор.
Настя раньше видела эту женщину в коридорах института — она выглядела как типичный начальник, с высокой прической, в строгом костюме и в туфлях-лодочках на невысоком каблуке. Все женщины начальники выглядят одинаково.
— Может, нужно провести проверку по приему? — сказал в трубку профессор.
Послушав голос в трубке еще пару минут, он сказал:
— Да уж, разберитесь, пожалуйста, будьте так добры.
Насте стало неудобно — наверняка, он занятой человек, а она отнимает у него время.
Положив трубку, он мягко сказал Насте:
— Я думаю, мы можем организовать дополнительный набор еще десяти человек, и вас включим. Зайдите завтра к своему ректору. Я вам еще на всякий случай бумагу дам.
Он опять по селектору вызвал секретаршу и приказал ей подготовить нужную бумагу.
Настя чуть было не заплакала от счастья, она не понимала, чем можно отблагодарить пожилого профессора. Но он, по-видимому, в ее благодарности не нуждался.
— Вы — смелая девушка, — сказал он Насте. — Похоже, с вашей энергией и настойчивостью можно горы свернуть и мир покорить.