Долго я размышлял: что бы такое, очень интригующее рассказать напоследок? И так подумал: за всё время моих публикаций в Дзене, с теми, кто прочитал все мои истории успели мы по-настоящему подружиться. Большинство моих читателей, тоже по-настоящему успели понять: кто – я, и что из себя представляю.
Решил: напоследок, надо мне исповедаться. Кому, как не вам мне поведать свою исповедь? И рассказать о своём предательстве по отношению к одному самому лучшему другу, которого однажды, пусть и по объективным причинам, по-настоящему предал... Правда – уж извините – опять, «запорожская» тема...
Во второй половине девяностых переехали мы с берегов Балхаша снова в Киргизию... И наступили для нас самые тяжкие времена. Уже вскоре пришлось продать даже своего самого лучшего и верного друга - «Запорожец»!... С очень тяжёлым сердцем продавал я его. Думал всё: больше никогда его не увижу. Ан, нет… Пришлось нам однажды, совершенно случайно, с ним встретиться. Неизгладимый след оставила в моей душе эта последняя встреча!..
На долгое время превратился я тогда в обычного пешехода (Ходить по Бишкеку в те дни приходилось очень много, а проблемы с ходьбой уже были...) И вот однажды, медленно проходя мимо одной из автозаправочных станций, чуть в сторонке увидел я «Запорожец» бывшего цвета морской волны. Потому говорю «бывшего», что цвет морской волны угадывался с трудом – настолько он был грязный, облезлый и покрытый ржавчиной. Ёкнуло сердце, когда я его увидел. Чем-то притягивал, звал он меня к себе.
Встречались мне и здесь, и до этого «Запорожцы» цвета морской волны. И ничего. А этот, весь обшарпанный, облезлый, но… как бы зовёт, приглашает. Вот чувствую: зовёт он меня и всё! Прохожу мимо, скосив на него взгляд. Но чем дальше от него удаляюсь, тем зов этот ощутимее.
Уж, слышали такое выражение: «На душе кошки скребут». Здесь, примерно, то же самое. Такое чувство, как будто – это, мой «Запорожец», только весь израненный. И… живой! Не выдержал я. Подошёл к нему. Заглянул в салон. Господи! Передняя панель вся покоробленная. Дермантиновая обшивка вся чёрная, местами рваная. Обшивка сидений тоже рваная, грязная, даже оплавленная местами…
Нет! Не мой это, «Запорожец». Не может этот «лохмот» быть моим, пусть даже и бывшим! У меня был красавец! А этот… Я отвернулся и пошёл. Но что-то держит меня! Метров на тридцать отошёл. Остановился. Не могу идти дальше и всё тут! Зовёт он! Меня зовёт!
Ладно, думаю, сейчас вернусь, загляну под мотор, если на поддоне стоят мои заглушенные штуцера, то... Не хотелось даже представлять, что этот «убитый» драндулет может оказаться моим. Вернулся, заглянул и… горячей волной обдало меня! Боже! Не может быть! Мои! Мои штуцера! Вот они! СтоЯт именно в том же месте, где когда-то – больше десятка лет назад – я их ввернул, «изобретая» дополнительное масляное охлаждение!
Я так и сел прямо на асфальт рядом с «Запорожцем». Отдышавшись, пошёл искать хозяина. Где-то там внутри ещё теплилась маленькая толика надежды, что всё это не так, что всё это - просто, невероятное совпадение!...
- Извините, вы случайно не знаете: чей, вон тот «Запорожец»? – еле спросил я дежурную АЗС дрожащим голосом, наклонившись к ней в окошко. - Вон тот раздолбанный «Запор»? – кивнула она в сторону, откуда я только что пришёл. – Это «Запор» нашего оператора Жумагула. – и показала на одного из джигитов, суетящегося с заправочным пистолетом возле подъехавшей к колонке иномарки.
«Уф-ф»! – отлегло у меня немного от сердца. Я ведь продавал свой ЗАЗик гаишнику, не оператору АЗС и совсем не молодому. Но чтобы уже совсем до конца развеять какие бы то ни было сомнения, подошёл к этому самому оператору.
- Слушай, братишка, – обратился я к нему, как положено здесь обращаться старшему к младшему. – Ты, хозяин вон того «Запорожца»?
- Ну, я. – ответил он утвердительно. – А в чём дело? - Да я в прошлом году точно такой же «Запорожец» продал одному гаишнику…
- Да. Точно. – перебил он меня. – Мой брат – гаишник. В прошлом году купил он его у одного русского. На работу приехал, а все и давай над ним смеяться: «Гаишник, и… на «Запорожце»! Даже шеф тогда его в кабинет вызвал и сказал: «Не позорь нашу профессию!». На следующий же день брат и отдал его мне.
И понесло Жумагула рассказывать все подробности. А у меня земля из-под ног чуть было не ушла! Теперь уже не осталось никаких сомнений, что это и есть мой бывший «Запорожец»!...
- Как же, ты довёл его до такого состояния? – спросил я нового хозяина. – У меня он одиннадцать лет «красавчиком» был! Это – я, тот самый русский, у которого твой брат «Запорожец» купил.
- Да? – удивился Жумагул. – А для меня этот «Запор», уж очень несчастливой машиной оказался. Два раза я на нём переворачивался. Однажды, зимой на гололёде его автобусом-гармошкой зажало. А один раз он даже чуть не сгорел. Проводку у него замкнуло. Хорошо, огнетушитель под рукой был.
- Не знаю, не знаю. – возразил я. – Мне он одиннадцать лет верой и правдой служил. Ну бывало, ломался. Но ни одной аварии, ни одного происшествия за всё время.
- Ладно, байке (старший брат), – как здесь и положено младшему к старшему, уважительно обратился ко мне новый хозяин, – я всё хорошо понял: «ностальгия, то да, сё…». Вот вам – ключи от машины. Сделайте на прощанье круг вокруг нашей заправки. Разрешаю. – И протянул мне до боли знакомые ключи от… моего «Запорожца»!
Взяв ключи и понурив голову, я медленно поплёлся к своей бывшей машине, чтобы сделать на ней последний прощальный круг. Подойдя, увидел, что мой «Запорожец» как-то вдруг встрепенулся, оживился что ли...
Вот тогда-то, я впервые и подумал, что ВСЁ вокруг душу имеет. Не только живые существа… Когда я сел за руль и вставил ключ в замок зажигания, «Запорожец» обрадовался и как будто спросил: «Мы сейчас уедем? Мы убежим?» Наше общение конечно же, шло не на словесном уровне. Если всё это можно было бы назвать «общением». Просто, в моём мозгу чётко сформулировались именно эти, адресованные конкретно мне, два абсолютно ясных вопроса. Я даже чуть-чуть испугался. Поэтому ничего не ответил. Завёл мотор и…
Боже мой! Что это? Стук! Скрежет! Какие-то хлопанья и хлюпанья! Это так работал мотор... Сердце заныло от боли. Какой к чёрту, «последний прощальный круг»! Не мог я даже долго слышать всю эту ужасную «какофонию». И совсем уж расстроившись, заглушил двигатель...
Долго стояла мёртвая и глухая тишина. Потом я вышел из машины, со скрипом захлопнул дверь, закрыл её на ключ и только хотел уйти, как снова в моём мозгу сформировались теперь уже три чётких и ясных вопроса: «Ты, собираешься уходить? Ты, хочешь опять меня бросить? Оставить здесь?» Я даже вздрогнул...
И тут понеслось: «Не уходи! Не бросай меня! Ты же видишь, во что меня превратили! Не оставляй меня!»
Но что я мог сказать в ответ? Я бережно прижался к своему «Запорожцу» всем телом, погладил его по капоту и сказал вслух: - Прости, друг. Прости. Не могу. У нас, у людей, всё очень и очень сложно. Тебе не понять. Спасибо за всё. И прости…
Потом резко повернулся и не оглядываясь, пошёл прочь. А вдогонку неслось: - Стой! Стой! Не уходи! Не бросай меня! На кого ты меня оставляешь? Предатель!… Жумагулу я отдал ключи на ходу. О чём-то он спрашивал меня. Но я не слышал...
И после всего этого кто-то ещё смеет говорить, что наши машины совершенно бездушные куски железа?!