К городу подошли поздно вечером. Роза ещё на подходе заметила полуразвалившийся сарай. Всё вокруг было выжжено. Земля дышала недавним пожаром. Кое-где вспыхивали ещё тлеющие угли.
Тишина. Она пугала, настораживала и одновременно успокаивала.
— Был дом и не стало его, — прошептала Роза.
Алексей спал у неё на плече, устал, умаялся.
Нести его было трудно. Пробитая голова к вечеру болела так сильно, что Роза не понимала, как вообще может при такой боли идти и ещё нести на руках ребёнка.
— Был дом и не стало его, — опять прошептала Роза. — Приедет хозяин, поплачет и пойдёт к реке. Не уйти от судьбы… Не уйти…
Роза вздрогнула.
«Боже мой, — подумала она, — что я такое говорю? Какой хозяин, какой дом?»
Но перед глазами как будто ясным днём стоял на месте пожарища бревенчатый дом с белыми резными ставнями и разноцветным петушком на крыше.
Роза видела сидящих на крыльце двух белокурых девочек и мальчика.
А потом заметила такую же белокурую женщину. Та была полновата, плыла к детям с большой крынкой и весело их зазывала:
— Сонюшка, Глебушка, Иришка!
Дети смеялись. А потом смех стал трещать как дрова в печи. Роза вздрогнула. Открыла глаза и не смогла вспомнить, как оказалась в сарае.
Небольшой стог сена отдавал прелостью.
Тишину нарушали лишь копошащиеся в стоге мыши и всхлипывания Алексея.
Тот спал крепко, но ему что-то снилось, и изредка он мог всплакнуть.
Роза подложила под мальчика побольше сена. Накидала на него и сверху.
Прелое сено было тёплым, особенно то, которое подгребла от низа стога.
Мыши заволновались, запищали.
Видимо, где-то было гнездо с народившимися мышатами.
Роза закрыла глаза и представляла, как маленькие сморщенные красноватого цвета мышата копошатся в стоге.
Утро, казалось, не наступит никогда.
Роза считала про себя, выходила на улицу и смотрела на звёзды. Но затягиваясь тучами небо прятало их, скрывало от всего живого.
Порывы ветра раздували огоньки и кое-где хаотично возникали маленькие костерки. А потом полил дождь и затушил всё, что не догорело.
Сарай, конечно же, оказался плохой защитой.
От холода Алексей проснулся и заплакал.
Когда наконец-то стало светать, Роза уже не чувствовала от холода пальцев рук.
С трудом взвалив на себя промокшего насквозь мальчика пошагала в сторону города.
Город встретил хмуростью. Он как будто был недоволен возвращению Розы.
То и дело ноги подкашивались, Роза спотыкалась, но каждый раз удерживалась на месте.
Ей казалось, что она прикреплена к земле кольями, которые не дают упасть. Чувствовала себя тонкоствольной березкой, которую ветер клонит к земле, но не рвёт с корнем.
Алексей лишь вздрагивал от холода. Молчал. Смотрел на хмурых лошадей, извозчиков, недовольных дам, держащих под руки таких же недовольных кавалеров, умело уводящих своих пассий от огромных луж.
Роза решила не мешкать, а идти уже по первому адресу, который дала Глафира.
В голове Розы прозвучало Глафириным голосом:
— Справа от часовой мастерской к театру есть съезд. Там контора. Фёдор всегда там. Уезжает оттуда лишь раз в полгода. Иногда может работать у городского сада в здании, где раньше обитал городничий.
Там часто случаются их купеческие сходки. Есть комнаты, переделанные для ночёвки. Три самых счастливых года моей никчёмной жизни я провела в одной из тех комнат.
Роза тяжело вздохнула.
Давно она не вспоминала тоненькую хрупкую Глафиру: бедную молоденькую женщину, ставшую жертвой отцовских разборок, измен, интриг.
Сейчас Роза жалела, что не взяла с собой фотографию Глафиры, стоящей рядом со статным недовольным молодым мужчиной.
Глафира часто гладила на фотографии мужское лицо и шептала:
— Феденька мой ненаглядный…
Роза положила ту фотографию в могилку. А теперь жалела. Как докажет Бояринову, что Алексей — сын Глафиры, она не знала.
Так же и не понимала, как угораздило её пойти в городской сад и в том месте, где похоронила Глафиру начать копать мокрую землю руками.
Прохожие вскоре обступили Розу и Алексея.
— Бесноватая, — шептались все.
Роза не поднимала глаза, боялась встретиться взглядом с кем-то.
— Боже святый, мальчик то мокрый весь.
Кто-то подсел рядом с Розой на корточки. Она подняла глаза.
Это была молодая женщина в широкополой шляпе и огромным зонтом.
— Может помочь? — поинтересовалась она.
Роза отвернулась и продолжала набирать комья земли и откидывать их в сторону.
— Я могу помочь, — повторила женщина, спрятав вдруг Алексея под зонт. — Пойдёмте ко мне.
Роза не реагировала.
— Клуша поможет, — раздалось в толпе довольное мычание.
— Можно идти домой, Клуша поможет.
Толпа быстро разбрелась.
Клуша так и сидела на корточках и держала зонт над Алексеем.
Тот рассматривал рисунок на зонте. А Роза копала.
— Ну достаточно уже, — женщина сказала вдруг строго. Отбросила зонтик и взяла ребёнка на руки. — Себя не бережёшь, дитя побереги. Продрог весь малец. Зонт возьми!
Женщина сказала это таким приказным тоном, что Розе захотелось послушаться. Она встала, вытерла грязные руки о юбку, схватила ручку зонта и побрела за Клушей.
Казалось, что шли целую вечность.
Алексей прижался к незнакомке и улыбался шагающей за ними Розе.
Роза чувствовала и стыд, и злость, и недоумение, и благодарность. Чувства сменялись быстро. Но она продолжала идти.
Когда Клуша открыла высокую резную калитку длинным ключом, висящим на золотой цепочке на груди, Роза ахнула.
Двор был засажен хвоей. Дурманящий тягучий аромат вдруг напомнил Розе о том, что она очень голодна.
Заходить в дом Роза поначалу отказалась.
Когда увидела белые ковры на полу и такие же белые стены, посмотрев на свои грязные калоши, встала как истукан на крыльце и не двигалась с места. Алексей стыда не чувствовал, и как только Клуша отпустила его, пошлёпал по белому ковру.
Его маленькие стопы утопали в высоком ворсе. Розе мерещилось, что мальчик бежит по только выпавшему пуховому снегу.
Женщина буквально силой втолкнула Розу в дом.
Та разозлилась и пробормотала:
— Не трогайте меня, я всё выпачкаю.
На что Клуша громко расхохоталась и произнесла:
— Милая моя, а для чего мне штат слуг в сто человек? Они очень давно разнежились. А тут придётся поработать. Мой ковёр — не твоя забота, моя милая.
Я делаю это для ребёнка, который замёрз и продрог. О том, как так вышло, ты мне ещё расскажешь. А сейчас немедленно заходи в дом. Я велю растопить печь.
Роза сняла калоши и сделал шаг по белому ковру.
— То-то же, — одобрительно пропела Клуша и крикнула громко: — Иринкаааа, приберись! Герасим, затопи печь! Лушка, иди ко мне!
Роза озиралась по сторонам, ища глазами Алексея. Заметила не сразу.
Он восседал на круглом стуле с высокой спинкой, обитой красной парчой и бил по клавишам рояля, хохоча от получающихся звуков.
Продолжение тут
Дорогие читатели, у меня в наличии осталось 14 книг "Зоя" и 7 книг "Бобриха". Если кто-то не успел, можно написать мне в ватсап или смс 89045097050