«Праздник закончился недавно. Ещё висели на проводах шары, зацепившиеся и прилипшие словно. Они колокольным тактом мотали всю конструкцию — сами, провод и кажется и столб, впридачу — и внушали опасения. «Вдруг коротнёт — а я под ним..» Незнание физики — 8 класс, раздел «электричество» — не освобождало от древних страхов. За жизнь и сохранность костюма. На брусчатке, уложенной прошлым летом и ещё не расковырянной хулиганами, доставкой и пролетариатом крутился — вьюном «американской красоты» — мусор. Лез под ноги, под каблук-«шпилька», у лаковой «лодочки». Достигал колен, поднимаемый волной горячего летнего воздуха. Хоть, и вечер, и мгла закатная уже шарит по проулкам. Она отпихивала — особо назойливый — лёгким движением «от бедра». И не переминая шага, двигалась дальше.
Ларьки-времянки ещё не все убрали, свезли. Ряды лотков, скарб продавщический. Мероприятия — шумные, выспренные, особые — произошли и закончились лишь в минувшие выходные. И трёх дней не сгинуло! Потому и — без претензий! Праздник — дело не только нарядное, но и грязное.
Юбка, сидевшая «как влитая», тормозила бы ход, кабы не шлица. Смелый разрез, выставлявший ногу в чулке выгодно и прекрасно, заканчивался «самое только». И ни см больше! Блузка тонкая шёлковая атласная, цвета спелой вишни, с крохотными перламутровыми пуговками на обшлагах и одна — по вороту. С воротничком-стойка, обхватывающим высокую, с нежной кожей, шею. Такую не зазорно целовать, «синими ночами». На пальчиках маникюр благородный. Стрижка модная, макияж не броский. И шлейф духов. То ли Irresistible, то ли «Ангелы с Демонами». Пахло чем-то невыразимо прекрасным — как падшая женщина на «Rue des Martyrs».
Людей в центре почти не замечалось, они исчезли вместе с торжеством. Устали обслуживать и внимать! Она шла по пустынной мостовой, с непроезжей большой частью. С престижными магазинами по обе стороны, бойкими кафе, сувенирными бутичками. Лавки кованные — витые чугунные «ноги» и подлокотья. Вывески яркие, дизайнерские. Прозрачные огромные витрины — силуэты прилавков, стеллажей, столиков, барных стоек, «новинок сезона» и манекенов, за ними.
Деревья росли «плотной застройкой», но с огороженной корневой системой и коротко «филированные» по весне. Через каждые метров -надцать вставал «новый герой» — липа, вяз, ясень. Хочешь пьяненьким привались, держись за ствол. Хочешь романтическое свидание устрой под кроной.
На афишных тумбах ещё трепыхались обрывки сдёрнутых «приглашений» — филармония, театр, ДК, открытые сцены, площадки в парках. Зазывали повеселиться, отдохнуть и культурно подрасти. Предлагались напитки различной стоимости, скамейки, навесы, «мороженная» сладкая продукция, соки-воды, плюшки-баранки. Приходите всей семьёй, не пожалеете! Она двигалась в одиночестве, общество давно не прельщало её. Как раз, с того самого года, как близкая подруга увела возлюбленного. Такой вот, пассаж!
Устатый за гулянку народ возникал тенями в подворотнях — что протягивались «спрутами» от центрального променада. Озабоченный «головняком» и отсутствием средств поправить дела, орал блажно — по поводу и без. И смывался при первом приближении нарядов «дел внутренних». Торговки и официантки — с мятыми лицами и кругами тёмными под очами — толкались стайками. И испрашивали у судьбы отпуск! Их было жалко, и неудобно как-то.
Цель движения была не ясна. Она вышла из дома просто прогуляться. И час спустя всё ещё не знала — зачем идёт. Выйдя на местную «рю де», повальсировала медленно, как умела — с потягом, с искоса притаённым взглядом, с грацией сытой кошки и нутряным пылом, неоценённой этимологии. Шаг пружинил, бедро совершало круговое недвусмысленное «грассирование». Плечи откинуты назад, поворот головы «вольный». Девка или принцесса — кто поймёт. И лишь стоимость наряда намекала на доход.
В самом конце широкой — бывшей трамвайно-проезжей — «трассы». Она повстречала «любовь всей своей жизни». Замызганный, плешивый несколько, вроде бы датый, плохо бритый и одетый. Осевший пыльным мешком картофельным, растерявший стать, походку и «грудь колесом». Подруга — тоже сильно бывшая — трусила рядом. Толстая, огрузневшая, заскорузлая. Авоська на сгибе локтя, малиновая помада на губах. Стёртые шлёпки на раздавшихся ластообразных конечностях. Шустрая «химия» на голове, платье столетней давности. Сзади, поднывая и прикидываясь голодным, шлёпал «трудный подросток». Внук? И бабка, регулярно оглядываясь, шпыняла его. А кого ещё?! Вся кавалькада торжественно проплыла мимо. И не заметила исхода истории!
Она обернулась и задумчиво ввинтила взор в спины. «Аромат» бывалого перегара, бедности и «оглашённости» ещё ветрился и кидался подробностями. Немытость, кислые щи, поношенность, «Красная Москва», «Рислинг». А у неё в груди и ниже, и во всём организме. Лавиной, сходом бед, мойкой «боинга», выступлением «виртуозы вселенной» шёл перенастрой системы. И ржач потоковый! Она кашлянула, поперхнулась первым позывом смеха. Вернула прежний вектор движухи, прибавила темп и всё же оросила окрестности хохотом. Ещё десяток шажков вприпрыжку и остановилась. Прижавшись к дереву, согнувшись крестьянкой-подёнщицей, уперев руки в ляжки она смеялась до рыданий, икоты и нервного приступа. Слёзы выскакивали из-под век, она стирала их быстро и механически. И освобождалась от застарелой болезни ужаса. Перед предательством людей и подставой судьбы. Всё удивительным образом сошлось! Срослось в одночасье и развалилось на её глазах.
«Есть Бог на небе!» — вспыхнула ослаблено она. И повернула к дому. Цель достигнута!»