Я не очень люблю созерцательное кино. Мне кажется, созерцательное кино – это когда не получилось придумать историю, которая дорогого стоит. Друзья-любители бессюжетных фильмов возражают мне, что, мол, это не совсем кино, а это поток, сон, возможность остаться наедине со своими мыслями; урок для ощущения и восприятия, а не для абстрактно-логического мышления; а я просто не понимаю. А я, и правда, не понимаю: если это не кино, а что-то «другое», то зачем тогда оно идёт в кино, да еще и вход по билетам.
Но, как это часто бывает, в нелюбимом жанре прописался один из моих самых любимых фильмов – «Трудности перевода» Софии Копполы. А теперь мне еще и очень понравился «Снега больше не будет» – польско-немецкий фильм режиссеров Малгожаты Шумовской и Михаила Энглерта. Созерцательное кино, созерцательней некуда.
Главный герой картины, массажист Женя (Алек Утгофф), работает со своими клиентами, проживающими в элитном посёлке; волей-неволей наблюдает жизнь его обитателей и немного участвует в ней. О Жене мы знаем, что он родом из Припяти и что его способность облегчать человеческие страдания выходит за пределы массажной практики. Вот и всё. И в то же время не всё.
Кое-что в фильме всё-таки происходит, и это даёт нам богатый материал для интерпретаций. Героя, незаметно вошедшего в жизнь состоятельного сообщества, можно счесть кем угодно: врачом (делает массаж); гипнотизёром (время от времени при помощи гипноза переносит своих клиентов в таинственный лес, где каждый из них встречает нечто важное для себя); шарлатаном (иногда проводит время в домах клиентов, спящих под гипнозом, на своё усмотрение); святым (развоплощается, чтобы искупить содеянное над природой насилие) – придумывать можно бесконечно, практически для любой вашей версии найдётся зацепка.
Проблема всех этих интерпретаций в том, что центральный персонаж никак не желает ехать по каким-то конкретным рельсам. Он становится на них, но потом соскальзывает и возвращается в первоначальную точку неопределённости. Хоть и делает Женя массаж, но облегчение от него – мимолетно; хоть и наделён он способностями целителя, а люди всё равно умирают и никого он в итоге не исцелил; хоть и разгуливает он иногда по домам клиентов, но просто разгуливает и всё, ничего у них не берёт, никаких особенных действий не совершает; хоть он и из Чернобыля – но это не имеет значения…
Не поддаваясь никакому сценарию, герой остаётся просто равным самому себе, постоянно возвращается к состоянию здесь-бытия. И нас заодно с собой в это состояние возвращает. Именно поэтому весь фильм наполнен чем-то очень сиюминутным, пиковым, актуальным; предвкушением, что вот сейчас что-то случится, что-то произойдёт. Что-то такое, чего мы всегда ждём и на что надеемся, – речь идёт о чуде, конечно. Благодаря этому состоянию лёгкой экзальтации, любопытству ребёнка, который утром первого января собирается заглянуть под ёлку, время просмотра пролетает незаметно. И после него, действительно, хочется спросить: что это было? – как спрашивали друг друга журналисты после премьеры на Венецианском фестивале (факт, почерпнутый из статьи Андрея Плахова «Скромное обаяние Чернобыля» – журнал «Искусство кино», №11/12, 2020).
Давно ли вам приходилось предчувствовать чудо на протяжении двух часов?.. Теперь, если захотите побыть в этом волшебном состоянии, вы знаете, что посмотреть.