- Всё, что есть во мне хорошего, это от мамы, я не могу утаить от тебя то, что мама и сейчас мне помогает…
Я не любопытствую, но смотрю на Галку ошарашенно, потому что её мама, Евгения Фёдоровна, восемнадцать лет уже лежит на Южном кладбище.
Без отца его растила
Но Галка рассказывает свою историю без стеснения, потому что верит в неё самозабвенно. В душе её мама всё ещё жива, потому-то она и взывает к её помощи всякий раз, когда жизнь прищемляет ей хвост.
- Что, опять прищемила? – шучу я.
- Прищемила, прищемила, да ещё как, - вздыхает Галка и внимательно смотрит на меня, стараясь угадать моё желание выслушать её очередную невероятную историю.
– Ты же знаешь, я кредит плачу за сыночка, помогаю им с жильём, каждый месяц отдаю по девять тысяч, это от моей-то пенсии. Ну, чтобы самой выжить, прирабатываю чуть-чуть.
А как не помогать? Без отца его растила, некому помочь кроме меня. Папаша его, наверное, где-то жив, да старый уж совсем. В детстве сыну не помогал, а теперь чего от него ждать? Сынок мой дочек его нашёл в интернете, обрадовался: «Сеструхи!», а они тут же удалились, чтобы с ним не общаться.
Нам ведь ничего от них не надо, но сыну хочется знать не только мою родню, но и отца – тоже. Ну да ладно, Бог им судья, моя история не об этом. О кредите.
И вот плачу я этот кредит, три года ещё платить, прошу Господа, чтобы сил у меня хватило поработать, да чтобы работодатель не отвернулся от меня, вроде, хороший человек, дай ему, Господи, здоровья, да только мало ли что, всякое бывает, молодые вон в очередь стоят.
Хорошо, что он пожилым больше доверяет, считает, что мы к делу ответственнее подходим. Да это и правда. Но в этом месяце приболела я, расквасилась, расхворалась, сначала недели три с температурой на работу ходила, а потом слегла. Торгую ведь на улице, как не утепляюсь, а ноги-то всё равно мёрзнут, да и годики сил не прибавляют, вот и расклеилась.
А больничного же у частника нет, сама знаешь. Подходит время мне кредит платить, а я понимаю, что, если пенсию отдам, придётся зубы на полку положить, ничего на жизнь не остаётся… Ты прости меня за откровение, неприятно мое нытье слушать?
- Да о чём ты, Галка? Мы с тобой с семнадцати лет дружим. Помню, какая ты красавица была, тонка, стройна, голубоглаза… А платья какие у тебя были… Мы всей группой тебе завидовали… А годики-то как быстро пролетели, один, другой… и вот уже… Сколько тропинок исхожено за эти годы… А платья-то у тебя и теперь модные, ты умеешь, у тебя вкус…
Говорю, говорю, чтобы хоть как-нибудь успокоить её. И так, и сяк подбираюсь. Успокоилась. Взглянула на меня, вздохнула полной грудью, провела ладошкой по тому месту, где когда-то талия у неё была, будто тоже те годики вспомнила.
А я и есть вне зоны
Откинула она со лба непокорную прядь и рассказ свой продолжила:
- Сынок денежек где-то перехватил, принёс мне. А я же понимаю, как у него всё сложно, улыбается весело, вида не показывает, говорит: «Поезжай, мать, плати, и ни о чём не думай. Прорвёмся!»
А я смотрю на него, и слёзы на глазах, первый раз у сыночка на виске седую прядь приметила. А он: «Мама, да не усложняй ты! Трудной будет эта зима, а весной начнётся сезон, я заработаю…»
Проводила я его, стала в банк собираться, ещё помню, что в зеркало заглянула, проверила, как выгляжу, даже огорчилась, что немолодо. Вот дура старая, лучше бы проверить, надёжно ли денежки положила. Иду по улице, а холод собачий, дорога скользкая. И вот только вошла под арку и поскользнулась, не знаю, как и угораздило.
Разбилась бы, наверное, только в это время мимо меня паренёк проходил. Подхватил он меня, поддержал, помог подняться, и не успела я опомниться, как он нырнул под эту арку и скрылся. А я, будто в полусне, отряхиваюсь от снега, привожу себя в порядок, а не соображу, что сумочки-то на руке у меня нет…
Какое-то помутнение случилось, видимо оттого, что так испугалась я, что упаду и руку сломаю… А уж когда опомнилась да поняла, что профукала денежки, было поздно. Опустилась на ближайшую лавочку и так ясно ощутила, что осталась гол, как сокол, ни денег, ни телефона, ни паспорта. Загудело всё в голове, испугалась, не парализовало бы.
Шёл мимо мужчина, заинтересовался моим состоянием, остановился, начал расспрашивать, что да как? А я не знаю, как и высказать, испугалась про себя, только бы не подумал, что пьяная. А он ничего, поверил мне, денег на дорогу дал, до троллейбуса проводил.
Добралась я до дома, разделась, главное, всё честь по чести разделась, будто на ночь спать улеглась, хотя был ещё обед. Уснула и проспала весь день и всю ночь, вот какой шок был. Утром слышу, стучат в дверь. Пошла, открыла. Сынок мой стоит, вижу, что не в себе, спрашивает:
- Ты что, мать, на звонки не отвечаешь, ни вчера, ни сегодня, всё время вне зоны действия…
- А я и есть вне зоны…
- Что за глупости?
- Не глупости, сынок, а беда…
- Что ещё за беда? Ты что, как ребенок?
Чувствую, всё во мне сжимается, как пружина, ну, думаю, ещё слово и я закричу…
«Спасибо тебе, мама…»
Бывало ведь, крутили меня годы, как могли, но так тяжело ещё не было. А сынок видит, что со мной неладное что-то, взял меня за плечи, в комнату привёл, на диван усадил, слёзы, которые по морщинкам заструились, старательно вытер.
А я сижу глупая, глупая, ощущение такое, будто кто-то мне массаж делает, а я балдею. А в голове гудит, добирается до сознания мысль, что на работу мне надо. Только сынок видит, какая я, достал телефон, позвонил моему работодателю, отгул попросил. А сам вижу, что нервничает, вышел на балкон, закурил… Бросал ведь… Это я уже соображаю. А потом и всё, что со мной произошло, вспомнила, зову его:
- Сынок, иди сюда, я всё тебе расскажу…
Не поверишь, я думала, что он расстроится, а я увидела его счастливым.
- Мама, - говорит, - я же подумал, что у тебя что-то с головой случилось. А это? Переживём…
За руку меня держит, словами успокаивает. А я:
- Сынок, это же такая несправедливость… Совсем пригнуло меня к земле…
- Глупости только не городи, какая земля? О чём ты? Ты здорова, ничего не сломала, не встряхнула, даже в грязь не упала, будь благодарна этому парню, что упасть тебе не позволил, девять тысяч – не такая уж и большая плата за сохранённое здоровье.
- Какая грязь, сынок, там снег был… Он обманул меня, поддержал, а сам сумку мою прихватил… Пусть эта ложь на его шее петлёй затянется…
- Мама, ты что говоришь? Проси прощения у Господа…
А у меня и прощального слова выговорить сил нет. В общем, успокоил меня сынок, оставил мне свой телефон и ушёл. А я достала мамины фотографии, начала их перебирать, всегда так делаю, когда горько.
Смотрю, на дне шкатулки старые сберкнижки лежат, подумала, что надо их выбросить, лежат какие-то советские копейки. Но прошли годы, захотелось узнать, не превратились ли копейки в рубли.
Подруги моей дочка Люба в банке работает. Позвонила я подруге, а она дочке, та и сказала: «Пусть тётя Галя придёт с этими книжками».
Не знаю, откуда и силы взялись, собралась и пошла, хоть и без всякой надежды. Люба книжки мои взяла, вышла куда-то, вернулась буквально минут через двадцать, улыбается мне:
- Тётя Галя, у вас здесь девять тысяч, снимать будете или переоформим на новый вклад?
А я слова вымолвить не могу, стою и плачу, а в голове одно вертится: «Мамочка, милая мамочка, спасибо тебе, не дала мне пропасть… Спасибо…»
Дорогие читатели! Буду благодарна за лайки, комментарии и репосты!