- Я знаю, почему всё так получилось, - Юля опускает глаза. - Знаю, почему мне дан такой ребенок...
- Почему?
- Я вымолила его у Бога. Когда он в реанимации лежал, уже после клинической смерти, я Бога молила: "Оставь его мне, Господи, любого оставь, умоляю...". И Он услышал...
Клиническая смерть с Артёмом случилась в отделении выхаживания недоношенных детей. А туда он попал, потому что родился на 31 неделе беременности весом 1650 грамм.
Роды были преждевременные и стремительные. Стремительные настолько, что Юля родила, не добежав до родзала...
Потом остановка дыхания у малыша, реанимация, угнетение центральной нервной системы, подключение ИВЛ (на целых 19 дней), переливание крови, плазмы, антибиотики, из-за которых глухота и ретинопатия, затем то самое отделение выхаживания недоношенных детей, клиническая смерть...
Это я пишу вот так, через запятую, как будто это просто стрессовые события, а по факту это два месяца жизни в аду: в страхе, что твой крохотный ребенок в любой момент может умереть.
Юля проходила это второй раз.
Её первый сын тоже родился недоношенным, но там была не 31 неделя, а 35 неделя (всё-таки на месяц больше), и со временем всё компенсировалось. На момент рождения Артёма старшему сыну Юли было уже 14 лет, и это был взрослый, здоровый и жизнерадостный подросток.
Он, кстати, очень ждал рождения брата, и имя - Артём - придумал ему именно он, и потом он будет постоянно спрашивать у мамы про брата: "Ну когда, когда он пойдёт сам? Когда заговорит? Когда?"
Спрашивал в год. В два. В три, в четыре...
Артёму семь - и он пока не пошёл. Да что там - Артёмка пока даже не сидит сам, только с поддержкой. Юле многие врачи обещали более благоприятные прогнозы, что в 4,5 года точно пойдет, но... ожидания разбились о реальность. Юля это уже отрыдала.
И старшему сыну как-то раз сказала очень откровенно:
- Я не знаю, милый, когда пойдёт твой брат. Правда не знаю. Может, никогда. Я понимаю, тебе трудно, ты себе иначе представлял всё. Но знаешь... От такого никто не застрахован... Даже ты... Ведь тебе чудом повезло, что ты не на его месте, что родился на 35, а не на 31 неделе, что Бог задумал тебе иную судьбу...
Старший сын услышал. Брата он очень любит, охотно сидит с ним, если родителям куда-то надо.
Но это редко. Чаще всего родителям никуда не надо. Ну, то есть...
На мой вопрос, "когда вы с мужем в последний раз ходили в театр", Юля задумчиво ответила: "Не помню...Мы в кино ходили как-то... Но я ничего не поняла, что там на экране происходит. Думала только о том, как там мальчишки дома".
Домой, кстати, их выписали 30 декабря 2014 года. Новогодний подарок по имени Артёмка.
Сразу было понятно, что у ребенка проблемы со здоровьем. Видел плохо, не слышал совсем, в полгода не держал голову, не переворачивался...
Основной диагноз, по которому выдана инвалидность Артёму - ДЦП, но много сопутствующих.
Вся их жизнь - реабилитации, в 2,5 года прооперирован на одно ушко (кохлеарная имплантация).
Юля рассказывает эту историю, а рядом сидит Артемик и каждые 10 секунд: "Мам. Мам. Мам. Мам. Мам. Мам. Мам. Мам. Мам. Мам".
Я понимаю, что для Юли это давно стало жизненным фоном, она говорит сквозь.
Артем к 7 годам выговаривает "Мам", "Да", и еще , сколько ему лет. "Семь".
Мы общаемся, как бы перекрикивая Артёма, но иначе никак: он требует полного погружения в него и только в него.
- Дим, ты не подменишь меня, хоть на 10 минут, не побудешь с Артёмом? Нам бы поговорить с Олей... - виновато звонит Юля мужу, который привез их и ищет парковку за пределами кафе.
Меня смущает концентрация вины в ее вопросе. Ведь это не только её сын, но и папин. А она будто извиняется: подмени меня, умоляю, буквально на 10 минут.
Очень часто мамы кладут свою жизнь на плаху диагноза ребенка из чувства вины.
Юля рассказывает, что так и есть: она сначала очень злилась на себя, что не выносила, потом на врачей, что не спасли, потом на Бога, потом... потом не злилась, а училась любить.
И принимать свою новую жизнь.
Артем ходит в обычный детский сад в коррекционную группу. На полдня. До сада ехать час. Час туда, час обратно. Дома дела поделала, с собакой погуляла, снова надо ехать за Артёмом. Во второй половине дня - занятия: лфк, логопед, растяжки, бассейн, вертикализаторы, дефектологи...
Всё это - деньги. Папа работает на двух работах, и 70 процентов бюджета уходит на эти занятия и реабилитации.
- Юль, можно я вот прямо сейчас задам ужасно наглый, переходящий все границы вопрос? А ты не ответишь, если не захочешь.
- Давай.
- Когда ты покупала себе в последний раз платье?
- Платье... Не помню. Штаны помню купила новые, когда старые порвались...
Юля ответила и вздохнула. Сама всё поняла.
- Юль, а когда ты с подружками в последний раз сидела в парке или кафешке?
- Подруг не осталось у меня. О чем мне с ними говорить? У меня же одна тема... реабилитация. А им это не интересно. Одна, та, что дольше всех держалась, сказала как-то: "Я бы не смогла растить такого ребенка". Мне прямо интересно стало: "А куда бы ты дела его?"
Юля говорит, что до сих пор психологически сложно отвечать на вопросы здоровых детей, которые подходят к ним и спрашивают, чем Артем болен и что с ним. Хотя чаще всего спрашивают, что такое у него на ушке.
И тогда Юля отвечает, что его родное ушко сломалось, а врачи сделали ему электронное ушко...
Удивительный ответ прозвучал от неё на вопрос про мечту. Юля сказала: "Хочу себе, знаешь, такое кресло подвесное на дачу. В потолок вворачивается, и сидишь, качаешься. У нас качели подвесные есть, но стоит мне сесть, так все сразу подсаживаются, начиная с Артёма... и не отдохнуть".
Я поняла, что Юля хочет не столько кресло, сколько место, где помещается только она. Одна.
Ей жизненно необходимо побыть одной, ведь за семь лет, с момента рождения младшего сына, такой возможности у нее не было.
- Это значит, старшему сыну уже 22? - посчитала я.
- Ага.
- Он отдельно живет?
- Пока с нами. Но вместе уже сложно. Я ему вечно, то про кроссовки, то про посуду замечания делаю, лезу к нему, а он - от меня.
- "Лезу к нему" - это тоже... вина?
- Ага. Я с его 14 лет почти отсутствую в его жизни. По больницам с младшим ношусь. А он раз - и вырос в отдельного взрослого дядю. И я теперь не знаю как додать ему маму...
- Додать, - смеюсь я. Удивительный глагол.
- Юль, а себе себя не хочешь додать?
Ты сама для себя есть?
- Как это?
- Ну, что-нибудь любимое, занятие какое-то, хобби, есть у тебя?
- Времени нет. Но я мечтаю, знаешь, плести корзинки, кашпо из ротанга... Очень красиво выходит...
- Ротанг - это что?
- Ну, материал такой. Искусственный ротанг.
- А. Ясно. У тебя уже есть ротанг, Юль?
- Нет пока. Никак не решусь... потратить на себя... а вдруг не получится. А я потрачу на корзинки...
- Не на корзинки, Юль. А на счастье. На счастье обнаружить себя, разрешить себе себя и побаловать себя. А то ты в тюрьме диагноза живёшь Артёмкиного. А он, если бы мог выбирать, выбрал бы счастливую маму. И вообще... А вдруг ее нет, тюрьмы этой, Юль? То есть есть, но решетки в ней - стебли ротанга...
Юля плачет, а Артемка смеётся.
Он вообще хулиганчик. Кидался игрушками, мамкал, ел - перемазался весь.
Настоящий бунтарь.
Бунтарю для счастья не хватает коляски.
Легкой, карбоновой, манёвренной.
Вот такой, как под ссылкой. Чтобы он стал самостоятельным.
Если отзывается текст, поддержите нас, пожалуйста, вот тут.
На фото мы с Артёмкой.