2–9 августа 1930 г. в Оксфорде проходил всеобщий конгресс эсперантистов. Итальянский исследователь Оронцо Чилли считает, что хотя Толкина и нет в списках участников, он мог присутствовать на отдельных мероприятиях. У. Хэммонд и К. Скалл не склонны с ним соглашаться по этому вопросу, так как в это время года Толкин мог быть занят проверкой учебных работ.
Тем не менее, они указывают, что эссе «Тайный порок», написанное им в 1931 году, Толкин начал с упоминания этого конгресса и похвалы эсперанто:
«Некоторые из вас, возможно, знают, что около года назад в Оксфорде проходил конгресс эсперантистов. Я сам отношусь к сторонникам «“искусственного” языка». Вернее, мне кажется, что он априори необходим для объединения Европы, пока ее не поглотила не-Европа. Есть на то и другие причины. Я верю в возможность существования искусственного языка, потому что мировая история, насколько она мне известна, представляет собой расширение человеческого контроля (или влияния) в сферах контролю неподвластных, и верю в постепенное распространение более или менее упорядоченных языков. Эсперанто мне особенно нравится, и не в последнюю очередь потому, что он, в конечном счете, – детище одного-единственного человека, не филолога, а потому является «человеческим языком, не пострадавшим от избыточного количества поваров». Это лучшее определение идеального искусственного языка (в узком смысле), на которое я способен» (перевод М. Артамоновой).
О задачах, решавшихся Толкином как преподавателем и организатором учебного процесса, говорится в опубликованной им 29 мая в журнале «Оксфорд Мэгэзин» статье «Оксфордская английская школа».
«Статья «Оксфордская английская школа» опубликована в 1930 году, спустя пять лет после избрания Толкина на пост профессора англосаксонского языка в Пембрук-Колледже. Именно в этот период Толкин уже достаточно утвердился на факультете английского языка и литературы, чтобы предлагать значительные реформы не только учебной программы, но и самого стиля и направленности преподавания английской словесности на новом по оксфордским меркам факультете. В 30-е годы английская филология еще рассматривалась как специальность, не обладающая надлежащим весом и традициями. Именно эти традиции и закладывает Толкин в свою бытность профессором и главой факультета – несмотря на то, что его главный призыв к сохранению филологии и истории языка как ключевых предметов в настоящее время уже практически полностью игнорируется новыми поколениями студентов и преподавателей, общая текстологическая направленность факультета, особенно в отношении преподавания средневековой литературы, сохраняется и по сей день», – комментирует Мария Артамонова. – «"Школа" – в данном случае синоним слова «факультет», сохранившийся в Оксфорде со средневековых времен».
«Перипетии истории Английской Школы привели ее к печально известному разделению на "филологию" и "литературу"», – начинает рассказ Толкин, и предлагает свою схему, которая «представляет собой вполне основательный и сбалансированный курс, сочетающий язык и литературу. Если в ней недостаточно простора для «чистого филолога, не терпящего литературы», то это потому, что зверь это редкий, как единорог; в крайнем случае – если речь идет о настоящем филологе, а не просто глупом студенте, создающем проблемы для своих кураторов, – этому существу придется показать себя в качестве если не поэта, то ученого» (перевод М. Артамоновой).
Кроме университета, Толкин уделял время и домашним заботам: летом 1930 г. он вместе с сыновьями убрал теннисный корт своего дома 20 по Нортмур-роуд, чтобы сделать там огород.
Публикация статьи на Дзене одобрена автором. Оригинальный материал - здесь.
