Нашего деда Люляя слушать – не переслушать, когда от жены вырвется. Сидит он, бывало, на лавочке. На газетке перед ним полный арсенал – стакан, шпроты и огурец. Дед метко наполняет рюмку и рассуждает вслух:
- Эх, други мои, знаете ли вы, кем были в прошлой жизни?
Хлобыстнёт первые полстакана и луковицу употребит внутридушевно.
- А я знаю! – скажет, вытирая усы. – Был я в молодости изумительно знаком с одной потомственной провидицей. Вот как-то легли мы с ней… ну, то есть сели и давай за жизнь говорить... Раскинула она карты, на звёзды чихнула – тут же всё про меня обсказала. Оказывается, был я в прошлой жизни султаном и величали меня Алехандро-Бамбук-Люляй Единственный! О как!
- Ладно тебе врать, - говорим. – Так-таки и султан?
- Истинно! – говорит Люляй. – Только она мне сказала – я тут же всё и вспомнил, как по писаному. Называется – фантомная память! Точно, был я султан, имел дворец, конницу и гарем численностью до роты! Личный состав жён доходил до полтораста бойцов!
- Где же они жили у тебя?
- Известно где, - говорит Люляй. – В гареме и жили, или по-другому, прости господи, сераль называется. Помещение навроде казармы, только бабьей. И вот нагряну я бывало туды с утра – корона набок, рубаха красная навыпуск, сапоги со скрипом… В гареме, конечно, сразу беготня и фурор – сам хозяин пожаловал, не сотрёшь!
Оприходовав следующую рюмку, Люляй закидывает в пасть шпротину.
- На тумбочке при входе – дневальная жена. Она, ясен пень, сразу орёт команду: «Смирно! Вольно! Строиться!» И налетят со всех углов мои благоверные… тьма-тьмущая, как галок на пашне. Начнёшь по головам считать – собьёшься и плюнешь. Иногда сам недоумеваешь: откуда у меня их эстоль взялось?... По пьянке набрал, что ли?
- А откуда они были у тебя, дед?
- Дык оно по-разному. Султанская жизня – хитрая штука. Валятся эти жёны откель не ждёшь. То другие султаны подарят в знак решпекта. То в карты за пожаркой выиграешь. То на субботних танцах какую подцепишь – вроде ничего, приглянется. Ну, известно, тары-бары, отведёшь её в гарем, сдашь дежурной жене, чтоб на довольствие поставили. Зато налицо многообразие супружеского быта. Вот с утра хочу я зеленоглазую и маленькую. Тут же мне её и выдали! В обед я желаю черноглазую, чтоб тыльный отсек у неё полнеба закрывал! Без проблем, держи и распишись. А к вечеру мне вдруг конопатой восхочется… и тоже есть! Отдельных полвзвода у меня рыжих-конопатых было. От где грех-то! У них же веснушки не только на личности, у них и мозги насквозь конопатые. Хулиганистые шибко.
Дед Люляй прерывается, чтобы наполнить содержанием третью рюмку, ухнет и телепортирует её вслед за двумя первыми.
- И вот, значит, построились все по утрянке. Я им говорю: «Здравствуйте, товарищи жёны! С новым днём вас счастливой супружеской жизни!» Они все орут «Многая лета, супруг наш Алехандро!» и уракают троекратно. Опосля дежурная по гарему докладает: сколько жён сегодня в наличии, кто не с той ноги встал, кто в санчасти, кто на сносях…
- И много ли наследников было у тебя, дед султан?
Люляй качает головой, удивлённый наивным вопросом.
- Да матерь божья, кто их считал-то? Детей у меня, должно быть, в пределах батальона было. При гареме сразу ясли и детсад, одних пелёнок три миллиона сушится и ор стоит страшенный. Я туда трезвым вообще не совался, здоровье нервное берёг.
- А жёны твои чем весь день занимались?
Закурив смолистую папиросу, дед пожимает костлявыми плечами.
- Кто чем, как в армии. После переклички – развод на работу. Кто, значит, на подсобное хозяйство, кто на грядки. Другие – в наряд по столовой. А то я с утра по графику вызываю к себе конопатую али зеленоглазую и говорю: «Сегодня, зазноба, мы с тобой культурно едем в театр! Давно я в тамошнем буфете портвейна не пил!» Идёт она, гордая, на вещевой склад, там ей выдают лисье манто и валенки, либо босоножки и шляпу от солнца – смотря по сезону. Нарядилась, напомадилась, сели на извозчика и поехали гулять, стало быть…
Докурив папиросу, дед комплектует себе очередную рюмку, отламывает горбушку, посыпанную солью.
- Всё бы ничего, други, но сумашенства в энтом гареме много! Не советую связываться. Особо худо было, когда уходил я в запой. Ушёл я и нету день, другой, третий. А бабы, известно, начинают гундеть, ностальгировать и с тоски вешаться. Скушно им без меня. Дисциплина расшатывается, старые жёны молодых за носы таскают – это у них женовщиной называлось. Баба без внимания – как огурец без пупырышков. Дичает малость…
В подтверждение своих слов Люляй опрокидывает новую стопку и ловит в банке ещё пару шпрот.
- Бывало, пропируешься, протрезвеешь, приходишь в гарем – а там бардак и разложение! Начинаешь разруливать неуставные отношения. Кому выговор в личное дело, кого на гауптвахту, а кого прямо тут через колено перекинешь да горячих выпишешь. Много работы у султана, не приведи боже простому смертному… Но хуже было другое.
- Что, дед?
- Дык что? Одни бабы в тоске есть перестают. Другие наоборот – за двоих мечут. Стало быть, половина худеет, зато вторая половина в двери не пролазит. Эдак глянешь в конце месяца у старшины отчёт по ростовкам… етит же в коромысло, опять обмундирование менять пора! Сплошной расход в царской казне и ущерб бюджету.
- А чем ещё занимались-то твои жёны, дед? Ты хоть султан, но один. Пока до каждой очередь дойдёт – тут поневоле взбесишься!
- Не скажи, - грозит пальцем дед. – Как мужчина я в ту пору очень даже способный был. Повзводно с имя мог заниматься – и хоть бы хрен! А остальные – чего им тужить? Бельё раз в неделю меняют. В цирюльне стригут. В баню водят, волосы красят. Жратвы – от пуза, даже монпансье дают и киселя сколько хошь. Живи и пахни! Единственное, из-за чего их мир не брал – это из-за телевизора, будь он неладен.
- Хочешь сказать, у вас и телевизор в прошлом веке был?
- Ты чем слушал, олух? – сердится дед. – Я же султан, у меня всё должно быть! И телевизор на взлётке стоял, честь по чести. И вот вечером свободные от дежурства бабы садятся передачи смотреть – тут-то у них и начиналось!... Одни новости хотят, другим еротику подавай, а третьим эту самую… как её?... «Давай поженимся», во! Я им говорю: «Ну што вы, дуры? На кой вам эта ересь, если вы и так все замужем за мной?» Но они упорствуют: «Охота посмотреть и всё тут!» И пульт друг у дружки рвут, и всякие крики громкие произносят, аж с люстры пыль сыпется. Тёмный народ, известно…
- Де-е-ед! – прерывает его крик всемогущей бабки из окна. – Хватит там греться на лавке! Поди домой, надо мне тебя!
Люляй хлебнёт последнюю стопку, закусит горбушкой, оправит картуз.
- Проснулась, старая! Забыл сказать: Лизка-то моя в той жизни тоже в гареме у меня состояла! Жаль, не помнит ни шиша. Я уже спрашивал, а она меня чуть в психушку не отправила. Допился, говорит! А у меня же зрительная память! Состояла она там в третьем взводе, только под расчёт никогда не попадала. Потому как учёт личного состава я вёл по головам, а она всю жизнь безголовая была. Вот тебе и гаремские кущи! Сумашенство сплошное… Одно слово – сераль.
Другие рассказы про деда Люляя:
(использованы иллюстрации из открытого доступа)
Мира и добра всем, кто зашёл на канал «Чо сразу я-то?» Если вам понравилось – подпишитесь, буду рад. Здесь для вас – только авторские работы из первых рук. Без баянов и плагиата