Он легко бежал по пшеничному полю, расправив натруженные руки в стороны, под звонкие трели жаворонков, висящих высоко над землей. Колосья спелого хлеба щекотали его босые ноги, а теплое солнце обнимало крепкое тело своими мягкими лучами, легкий летний ветерок играл с ним в лапту и волновал море спелой пшеницы, с налитыми колосьями, пробегая волнами от края до края поля. Навстречу ему бежала девушка, в белом платье, с распущенными волосами, цвета сжатой соломы. Вот, вот их руки соединятся вместе.
- Мууууу! Мууууу!- надрывно ревела корова в оградке, прерывая его упоительный сон. Он открыл глаза, и, не понимая, где находиться, протер глаза. Потянулся после сна, обиженно проговорил:
- Да иду, иду, чтоб тебя, неужели проспал? И что за сон такой? Чудно!
Быстро вскочил с кровати, оделся и побежал доить корову. Она мотала хвостом и обеспокоенно высказывала ему свое негодование: «Мммм- мммм», но это звучало уже тихо, как « что же ты, хозяин, спишь сегодня так долго, солнце уже высоко, все мои товарки на лугу, а я еще не доена»
- ну, ладно тебе, ладно, не обижайся, сейчас все будет, ты только не сердись на меня,- говорил он ей, заканчивая дойку. Потом погладил ее по боку и по голове.
- Голуба моя, Зоренька, ну прости, сейчас пойдем гулять,- и вывел ее за ворота, - иди, милая, ищи своих подружек,- еще раз хлопнул ее по крупу, и она поспешила догонять свое стадо.
Потом быстро отрезав краюху хлеба, жадно ел, запивая стаканом парного молока, на ходу, одевая рабочую одежду.
-Да где этот чертов механик?- трогая на воротах МТС большой амбарный замок, кричал мужик в кожаной куртке и шляпе.
- Что орешь?- грубо прикрикнул на него подходящий Василий, - народ волнуешь! Занят был, вот и припозднился. А вы уж и подождать не можете. Что у тебя?- строго спросил он.
- Да, мотор барахлит, а мне в район ехать, на совещание уже опоздал, а вот на склад бы успеть. Это дело, - уже спокойнее рассказывал инженер.
Василий в колхозе был на все руки мастер, выточить деталь, отковать любую вещицу, отремонтировать машину и трактор. Что говорить? Мастер на все руки. «Палочка- выручалочка»- называли его люди. Да еще и безотказный товарищ. В любое время дня и ночи можно было попросить его о помощи и никто не получал отказа. А что ему будет: живет один, дома тихо, без работы скучно, а так все с людьми, и поговорить можно и живая душа рядом.
Уже сорок пятый годок пошел Василию, а он все не жениться. Женская часть населения кругами ходила всегда вокруг видного, статного парня, очаровывая его своими прелестями и красотою, ласками и приветливостью. Много, много лет…, но потом, устав от его холодности, равнодушия и грубых отговорок, оставили все попытки обольщения, назвав его «бирюком», раз и навсегда, прицепив к нему это прозвище.
- ОООО! Бирюк пошел! – с долей обиды и злорадства, говорили одинокие женщины.
- Бирюка проси, все сделает,- общались мужики, ремонтируя свои машины,- если запчасть не достанет, сам выточит. Мастер, во!- и поднимали большой палец вверх. Это была высшая похвала среди них.
А бирюк был весьма хорош собою. Черные, как смоль волосы, брови и при этом светлая кожа, махровые ресницы нависали над голубыми, как глубокие озера, глазами. Глазами, всегда грустными и безжизненными, будто бы слезы невыплаканного горя, застыли в них навсегда, и не давали смотреть на мир с любовью и радостью, которая потерялась далеко позади, в прошлом. Он всегда был мрачен и ворчлив в общении…
Теплый летний вечер опускался на деревенские улочки, заполняющиеся влюбленными парочками. Звонкий смех девчонок доносился отовсюду, то здесь, то там из под густых ветвей черемухи и березок слышался тихий разговор. Василий с Олесей стояли под большим раскидистым дубом, на берегу реки, подальше от чужих глаз. Он нежно прижимал ее к груди, глаза горели огнем и ласковые слова слетали с его губ.
- солнышко мое ясное, свет очей моих, не могу без тебя, боюсь выпустить из своих объятий. Все кажется, улетишь ветерком в даль далекую и не найду тебя больше. – Если бы только знал он, как правдивы будут его слова.- Какие красивые у тебя глаза, тону в них всегда, как в омуте черном. И нет сил моих, сопротивляться этому. Хочу слышать голос твой ласковый, приветливый, слушать и слушать бесконечно. Милая моя горлинка. – Он целовал ее искренне и сладко. А она, отвечала ему кротко и мягко. Маленькая, хрупкая, словно пушинка, прижималась пугливо к его огромному горячему телу и мелкая дрожь пробегала по ней от его нежных прикосновений. Он кружил ее под сенью старого дерева. И не могли они расстаться до самого утра.
Олеся тихонечко заходила в дом, боясь спугнуть чуткий сон родителей. Ступая босыми ногами по половикам, прошмыгнула в кухню, а там сидел отец. Он злобно смотрел на нее:
- Что, нагулялась?- тишина была ему ответом. Олеся стояла, потупив глаза.- Опозорить нас с матерью хочешь? Подолом своим машешь, как помелом. Говори, сте… с Васькой - нищебродом колобродила? Узнаю, что на сносях - прибью. Мать! Подь сюды. - Он вскочил с табурета.- Смотри за ней, из дома не выпускай. Ежели, сбежит к Ваське, спрошу с тебя. А сейчас в город поеду, к Михаилу.
Он запряг лошадь и галопом понесся по дороге, сильно торопился. Мать, стоявшая в сторонке, бросилась к Олесе.
- Мама, что же будет теперь. Не люб мне Николай, не будет мне жизни с ним, не погуби, родненькая.
- Что же делать, Олесенька, ты же знаешь отца, прибьет ведь нас обоих, коли супротив пойдем.
- Сбегу! – говорила Олеся,- пусть проклинает, сбегу.
- Да что ты, доченька, бедная моя, кровинушка сердешная, покарает. Ой! Покарает.- Выла мать. - Уж и не знаю, как быть то. Он уж обговорил с Мишкой то все. Сваты вот, вот, должны приехать, а теперь, думаю, все быстрее сладят.
Михаил Иванович был известным в городе человеком, другом отца. Давно уже сговорились они оженить своих детей, да капиталы свои объединить. Сын Михаила Ивановича шел в гору быстро, при папиных то связях, и невеста ему была нужна под стать. Красивая, да честная, покорная и хозяйственная.
После обеда подъехала к дому машина легковая, благо погода стояла хорошая, да дороги целые. Недолго простояла. Только пыль заклубилась за нею, да осев на землю, и следов не оставила, куда же увезли горлинку ясную. Узнал про то Василий, прибежал к дому, мокрый, глаза бешеные, зубами скрипит. Мать в слезах вышла к нему, только говорить стала, а Иван Никодимыч из окна кричит:
- А ну в дом, старая. Нечего перед ним отчет держать.- Зашла она в дом, а он ей: - только попробуй, что сказать кому, ты меня знаешь!- показал свой кулак и так взглядом зыркнул на нее, что она, молча, ушла в сени, только слезы фартуком утирала.
А через год не стало Олеси, повздорила она с мужем, непокорной оказалась, решил он ее проучить, да не встала она после его учения. Дело замяли, сказали, что упала с лестницы, оступившись ненароком. Мать почернела от горя, сгорбилась, пришла к Василию, вместе поплакали. Только сжал он крепко кулаки свои огромные, вроде злобу свою в них собрал, хотел отцу «благодарность» отмерить, да мать удержала, говорит: «негоже тебе за чужие грехи в тюрьме сидеть, а дочку уже не вернуть»; да и то верно, жизнь сама наказала незадачливого папашу. Спился он совсем и зимой замерз на дороге за околицей. А перед смертью все Олеся ему мерещилась. Сидит бывало за столом, рюмочку пропускает, а она встанет перед ним с босыми ногами и пальчиком так грозит ему.
- Уйди, Христом Богом прошу, уйди, окаянная,- кричит он, сам плачет и тарелкой в нее кидается. Упадет на пол, отмахивается рукою и уснет в забытьи.
А Василий стал совсем нелюдим, разговаривал мало, грубо отвечал на вопросы и только с матерью Олеси становился мягким и добродушным,как и прежде. Помогал ей по хозяйству и радовался, когда она улыбалась ему а ответ.
А после ее смерти совсем сторониться людей стал и превратился в настоящего бирюка. Так и жил. Сам. Хозяйство вел справно, все умел делать: и готовить, и полы мыть, и коровушку, свою кормилицу, обихаживал, корма ей готовил самые лучшие, только вот хозяйки в доме не было. Тосковал по своей зазнобушке сильно, все на фотографию смотрел, что висела рядом с зеркалом в красной рамочке. Рукою ее гладил и целовал на ночь, желая спокойствия.
В этот день в мастерские с поля приволокли сломавшийся трактор, только успел помощник отцепить трос, и стал выходить из ворот цеха, махнув водителю Белоруся выезжать во двор, как трактор рванул вперед и чуть не задавил его. Василий успел среагировать и свалить парня в бок, а самого крепко зацепило задней частью крыла за ногу и отбросило в сторону. Рваная рана на бедре кровоточила. Быстро перетянули ногу и отвезли в медпункт. Там обработали рану, наложили швы и перебинтовали. И все это время не сводил своих удивленных глаз Василий с новой фельдшерицы. Ее руки нежно прикасались к нему, но уверенно делали свою работу.
- Потерпите, голубчик, сейчас все будет хорошо,- говорила она. А он не чувствовал боли, лишь сердце сжималось от невыносимой тоски и радости одновременно. Он как завороженный наблюдал за ней, ощущал запах ее духов, запоминал, всматривался в ее улыбку, слушал тембр голоса. Он вспоминал свою Олесю, она так была похожа на нее. И этот сон в руку. Там по полю бежала не любимая Олеся, а новая фельдшерица.
- Вот и все. Теперь будете, как новый, на перевязку ходить буду к вам сама, а вам необходим покой. Давайте запишем ваши данные, как вас зовут?
- Би, ой! Василий, Василий Алексеевич Смирнов. – он чуть не сказал «бирюк»
- Год рождения?
- 1946, 12 сентября.
- кем работаете?
А он лежал на кушетке и его мысли были о другом. Он сбивчиво отвечал на вопросы, боясь спугнуть свое счастье. Лишь бы это не оказалось наваждением: он крепко жмурился, потом открывал глаза и снова видел ее перед собой. Реальную, живую. И выдыхал спокойно, да, она здесь, это не мираж.
- А как вас зовут?- решился он спросить.
- Елена Николаевна.
С того дня нашего Василия словно подменили. Он летал на работу, а не ходил, улыбался всем и каждому, смеялся, шутил. Знакомые не узнавали его.
- Вот, что любовь делает!- говорили мужики.- Погиб в неравном бою. Сдал свои позиции на радость врагу. Эх, Васька! Какого мужика потеряли,- словно они вместе с ним раньше бывали.
Бабы завидовали фельдшерице, называли ее ведьмой.
- Ишь, приехала, охмурила, окрутила, а он, словно телок на привязи, за ней бежит. Бирюк. Сколько лет мы за ним ухлестывали, а? Все без толку, а она с ходу завлекла его в свои сети. Ну, мы еще посмотрим, чья возьмет. – и они с завистью смотрели вслед мужчине.
Елена Николаевна оказалась приятной в общении женщиной, она приехала из города с девочкой двенадцати лет, которая успешно училась в местной школе и по мере возможности помогала матери. Василий стал частым гостем в их доме: поправить забор, почистить трубу на крыше, покрасить окна, починить телевизор - все заботы на себя взвалил сам. Без просьб и принуждения. Приносил молоко от своей Зорьки по утрам, ставил на стол и присматривался, чтобы еще поправить в доме. Прошло лето и уже все население деревни перестало следить за жизнью двух одиноких людей, просто привыкли видеть их вместе: идущих из магазина с покупками, или едущих на велосипедах с поля, с красивыми венками на головах и ворохом луговых цветов. Им было легко и весело втроем, они доверяли друг другу все свои маленькие тайны, каждый заботился о другом: нежно и просто, не усложняя свои отношения ничем. Просто жили и наслаждались: летом, счастьем, общением.
Однажды войдя в калитку, Василий услышал громкий разговор, доносящийся из открытого окна.
- Послушай меня внимательно: ты что думаешь, я буду тебя сильно упрашивать? Платить не буду. Подумай. Как ты тут будешь жить? Иришка уже подросла. Ей нужна хорошая школа. Поедем в город. Собирайся.- грубо приказывал мужчина.
Василий хотел уйти, но тут произошло…
- как мне это надоело! Все время ты строишь из себя непонятно что, устал я от тебя. Правильно мне мама говорит, что ты никто. – донеслось до него.
- Поезжай к своей маме и к Маргарите, она тебя ждет! Я тебе не мешаю.- Лена вытащила сумку мужчины на крыльцо и бросила ее на траву.
- Что? Да я тебя сейчас, – он вылетел за ней и схватил за плечо, рванул на себя, замахиваясь кулаком. Но в этот момент сильная рука зажала его кулак так мощно, что он заорал и упал на колени.
- Отпусти, руку сломаешь!- он потирал больную руку и снизу вверх смотрел на непонятно откуда взявшегося здесь здоровенного мужика.- Уже защитников себе нашла. – пугливо озираясь продолжал он,- Шустрая!
Василий взял его за ворот рубахи, и, подняв на ноги, легонько двинул его к калитке.
- Тебе же ясно сказали: ехать к маме. - Как можно тише и спокойнее произнес он. – Может повторить еще? Я могу.- Он сделал шаг вперед.
Игорь, так звали молодого человека, спотыкаясь, направился в сторону остановки автобуса, следом бежала Ирина, она, молча, отдала отцу сумку и вернулась назад.
Испуганная Елена стояла у крыльца, он подошел к ней и, первый раз за все время, обнял.
- Не позволю больше обижать тебя. - Произнес он, а она посмотрела в его голубые глаза и пропала в них навсегда. Она верила ему. Ей было хорошо и спокойно. Подошла Иришка, она обняла их обоих и радостно сказала:
- Может, еще собаку заведем! Для полного счастья.
- И кошку тоже,- в один голос сообщили ей родители.
Как просто быть счастливыми.
Смеяться и любить,
Под сенью неба синего,
Друг другом дорожить.
А еще лучше, если свою судьбу ты создаешь сам, и ее не трогают чужие, грязные руки. Настоящая любовь существует, она рядом, только увидеть и сохранить ее может не каждый. И даже бирюки, спрятавшие свои раны от посторонних глаз в тайниках своей души, могут быть любящими, нежными и счастливыми.