Как все молодые нарты, Канж и после женитьбы много времени проводил в походах, дома бывал редко. Возвращаясь из похода, он всякий раз думал: "Быть может, жена моя Нарибгея уже родила сына? Бог жизни, великий Псатха, сделай, чтоб это было так!”
Но желание Канжа не сбывалось. Годы шли, и Канж старел, оставаясь бездетным.
А на самом деле у жены Канжа рождались дети, но об этом никто не знал. Всякий раз, когда наступали родины, Нарибгея ложилась перед пылающим очагом, и ребенок падал прямо в огонь. Когда малютка метался и кричал, погибая в пламени, мать говорила:
— Этот не достоин быть моим сыном, он горит в огне.
Так жена Канжа рожала девять раз, и все девять сыновей ее погибли в пламени очага.
Канж все тревожнее думал о том, что умрет, не оставив потомства. Пришел он за советом к Сатаней, к своей великой наставнице, и сказал ей:
— Сатаней-гуаша! Меня привело к тебе глубокое горе. Ты видишь — я состарился, борода моя побелела. У моих семнадцати братьев сыновья уже выросли, а я все еще не имею сына. Смолоду не довелось мне найти невесту среди нартских девушек и суждено было жениться на великанше. Быть может, она и рожает детей, но убивает их? Пусть будет у меня хоть один-единственный сын! Посоветуй — как быть? Если ты не научишь меня — что делать, я умру бездетным.
Сатаней, подумав, ответила:
— Не уезжай никуда, останься дома. Выследи, когда жена твоя затяжелеет, и, как придет ей время родить, позови меня, быть может я тебе помогу.
Канж вернулся домой. Когда он приметил, что Нарибгея тяжела и вот-вот начнутся родины, он позвал Сатаней.
— Я узнала, что ты должна родить, и пришла помочь тебе, — сказала Сатаней жене Канжа.
Та обрадовалась:
— Благодарю тебя. Ты одна вспомнила обо мне. Нартские женщины, видно, боятся меня и никогда не заходят.
Не успела она это сказать, как почувствовала предродовые муки. По привычке, Нарибгея улеглась перед пылающим очагом. Сатаней подбежала к огню, подставила подол, чтобы подхватить рождающегося ребенка. Но мальчик, прорвав подол Сатаней, упал в самую гущу огня. Его пеленало пламя, но он не плакал. Рдеющие угли забавляли его, он перебрасывал их и смеялся.
Взглянув на него, мать сказала с гордостью:
— Наконец-то я родила достойного сына, он будет храбрым нартом, возьмите его.
Сатаней с Канжем тут же решили, что мальчика, игравшего огнем, следует воспитывать на ледяной вершине Ошхомахо.
Так сын Канжа, единственный сын Нарибгеи, в первый же день жизни попал на вершину неприступной Горы Счастья.
Оставив сына на попечении Сатаней, Канж спустился с вершины Ошхомахо, направляясь домой. Не прошел и сотни шагов, как сверху донесся до него звонкий детский голос. Оглянувшись, Канж увидел, что его новорожденный сын бегает по ледяным уступам и пугает орлов, покрикивая: "Шу! Шу! Кыш! Кыш!”
"Чудеса! — подумал Канж. — Этот мальчик будет богатырем. Только родился, а уже бегает и разгоняет свирепых горных орлов. Я долго и горько страдал, не имея детей, но теперь я счастлив: у меня есть достойный сын!”
С легким сердцем Канж вернулся домой.
А Сатаней на вершине Ошхомахо вырезала изо льда колыбель и, уложив ребенка, поставила колыбель перед входом в ледяную пещеру.
Над входом свисали длинные сосульки. Днем под горячими лучами солнца сосульки таяли.
Сатаней поставила колыбель так, чтобы студеная вода капала в рот мальчику, заменяя ему материнское молоко. Вечером сосульки замерзали, а мальчик засыпал.
Вскармливая ледяной водою, баюкая в ледяной колыбели, растила Сатаней сына Канжа, пока у него не прорезались зубы. Тогда его пищей стали орехи и фазанье мясо.
Прошли годы. Сын Канжа — Канжоко — из ребенка стал подростком. Однажды Сатаней сказала ему:
— Сын мой, тебе пора выйти из ледяной пещеры. Ступай в Нартское поле. Там увидишь табун коней. Возьми одного, какой приглянется, и возвращайся. Вот тебе уздечка.
Сказала ль, не сказала Сатаней эти слова, услыхал ли, нет ли эти слова Канжоко, только спрыгнул он с вершины Ошхомахо прямо в Нартское поле. Увидев огромный табун, он схватил первого попавшегося коня и прискакал к Сатаней.
Она вышла ему навстречу из ледяной пещеры.
— Теперь покажи, сын мой, как ты управляешь конем. Если ты храбрый нарт, конь заиграет под тобою.
Канжоко ударил коня плетью, конь понес и сбросил всадника.
— Нет, ты еще не годишься в нартские наездники. Рано тебе покидать пещеру, — сказала Сатаней, и Канжоко остался жить на вершине Ошхомахо. Сатаней наставляла его в храбрости и кормила орехами, дичью, олениной. А конь юноши пасся на зеленом склоне горы.
Прошел год. Снова Сатаней вывела Канжоко из пещеры и велела сесть на коня:
— Погляжу, насколько ты возмужал, заставишь ли ты коня играть под тобою!
Юноша хлестнул коня плетью, конь рванул, понес, всадник закачался, но не упал.
— Нет, ты еще не нартский наездник, — сказала Сатаней, и Канжоко остался жить в пещере, а Сатаней кормила его орехами, дичью, олениной и мясом кабана, обучала юношу джигитовке и метанию тяжелых камней.
Прошел год, и она вновь сказала Канжоко:
— Покажи умение наездника. Заставь коня играть и плясать под тобою, если ты храбрый нарт!
Юноша так хлестнул коня, что тот перелетел на другой хребет Ошхомахо, помчался вниз, обежал великое Нартское поле, вновь прискакал на вершину и долго носился так то вниз, то вверх, радуя всадника.
— Довольно! — крикнула Сатаней. — Я вижу — ты настоящий нартский наездник. Но этот конь для тебя не годится. Снова наведайся в нартский табун и пригляди себе достойного коня.
Юноша взял уздечку и спустился в Нартское поле. Кони шарахались от его голоса, когда он подзывал их криком: "Пшей, пшей!” Но один облезлый каурый конек, у которого одно ухо было длиною в одиннадцать локтей, подошел к юноше и просунул косматую голову в уздечку.
— Хуже тебя не найти во всем табуне, — возмутился Канжоко, — ты мне не годишься, — и, отогнав облезлого конька, пошел дальше. Но каурый забежал вперед и опять просунул голову в уздечку.
— Я сказал тебе, что ты мне не нужен. Отвяжись! — нетерпеливо крикнул Канжоко. Он пошел в другую сторону, держа уздечку наготове для коня, который ему приглянется. Но каурый снова очутился впереди и, дождавшись Канжоко, опять просунул голову в уздечку.
— Да провались ты, окаянный! — вконец разозлился Канжоко. — Я же сказал, что ты меня недостоин. Не смей мне попадаться на глаза!
Каурый конек ответил человечьим голосом:
— Если ты будешь достойным меня всадником, я буду достойным тебя конем. Не гляди, что я неказист. Хоть надо мною и подсмеиваются, но кличку мне дали "Джамидеж”, а ведь это означает "Надежный каурый”. Ты сначала меня испытай, а потом говори — гожусь я тебе или нет.
Именем Вершины Счастья
Я клянусь тебе, Канжоко,
В верности неколебимой.
Буду другом неизменным,
Смелым, преданным конем.
Провалиться мне сквозь землю,
Если честь твою унижу!
Прокляни меня, Канжоко,
Если трусом окажусь!
