Всякое говорили про эти развалины.
Говорили, что вождь варварского племени однажды взял в жены демоницу. Супруга принесла ему в приданое армию нечистых, и те за одну ночь отстроили замок посреди непроходимого леса и скрепили камни человеческой кровью. Недолго, правда, она ложе смертному грела: что-то не по нраву ей пришлось, скормила муженька красным муравьям, а сама ушла обратно в преисподнюю и слуг своих забрала. А замок остался – медленно разрушаться год от года. Нехорошее это место, злом накрыто, словно платком, бог тебя здесь не видит.
А другие говорили, что на этом месте был монастырь. Что однажды некий правитель воспылал грешной страстью к Солнечной Ангелице, построил монастырь в ее честь и стал его настоятелем, утопив трех своих жен в Гнилой Луже, чтобы освободиться. И рассказывают, настоятель решил самого себя принести Ангелице в жертву, дабы на солнечных ступенях пасть ей в ноги и добиться взаимности. И в тот момент, когда он готовился вскрыть себе горло янтарным ножом на алтаре, терпение Ангелицы лопнуло, и она уронила на крышу монастыря хвостатую звезду, раздавила богохульника и уничтожила нечистое место.
Никто уже не помнил, что здесь произошло. Развалины затянул дикий хмель, кабаны подрыли фундамент, под потолком сыч да роньжа свадьбу сыграли. Торчала в небо оружейная башня, как гнилой зуб, да чернел колодец на внутреннем дворе.
Однажды на апрельской убывающей луне к развалинам вышел мальчик-сирота.
Накануне мальчик получил знатную трепку от доброго человека. Сирота жил у него из милости, выкормышем, ночью спал под лавкой, утром выносил срамную кадку, днем сторожил овец, а вечером выслушивал тридцать три попрека да дюжину проклятий. И случилось же ему не уследить за старой черной овцой – отбилась от стада, а пропажу обнаружили только на закате.
Весь день мальчик продирался сквозь переплетения колючих веток, ходил звериными тропами, перепрыгивал ледяные ручьи, изорвал последние штаны о горючий куст и вспугнул лисицу с лисенятами. Но овца словно в болоте утопла, хоть и не было на три дня пути никаких болот.
Когда совсем стемнело, он заметил вдалеке огонь костра. На него-то и пошел, к нему-то и вышел.
Горькой копотью тянуло от древних камней, лесную тьму сосали щербатые пустые окна. На круглом дворе пылал костерок - а возле него сидел молодой, статный незнакомец. Был путник одет в черное с ног до головы и ничем человеческим от него не пахло – ни соленым хлебом, ни сладким мясом, ни горьким вином, ни острой кровью. А в оранжевых языках пламени нет-нет да и вспыхивали зеленые искры. Но улыбка у незнакомца была ясная, как у младенца, а мальчику было негде переночевать, и он согласился дождаться рассвета в развалинах.
Они коротали ночь в разговорах. Путник знал много новых сказок и старого вранья.
- Видишь этот колодец? – сказал он, указывая на грубо обтесанное кольцо известняка, затянутое кислым виноградом. – Я здесь ради него.
* * *
Сотню лет назад жила в недальнем селе одна баба. Самая обычная была баба - не добрая, но не сказать, чтоб злая, не глупая, но и невеликого ума. И был у нее дурной глаз.
Если случалось бабе похвалить чей-то выводок цыплят или новорожденного барашка – на следующий день помирала живность. Если заходила она в церковь, где венчались молодые – свадьба непременно пьяной поножовщиной заканчивалась. Если давала соседке решето яиц или крынку простокваши – ребенок в доме заболевал. Не желала она зла людям, просто вот такой глаз у нее был, дурной. Правый, черный.
Стали бабу сторониться. На праздники не зовут, зимой в лопате снега откажут, а как по улице пройдет – на тень ее плюнут и сапогом размажут. Правильно делали, конечно. А потом и вовсе из села выгнали: иди живи, говорят, как знаешь.
Погоревала баба, а деваться некуда. Стала она жить в лесу, в старой охотничьей избушке.
Тяжело жила, трудно. Горсть ягод наберет – тем и сыта. В чем только дух держался.
И вот однажды собирала она хворост и заплутала. И вышла кабаньей тропой к развалинам замка.
Захотелось ей пить. Подошла она к колодцу, привязала старое ведро к своему кушаку, набрала воды – а ведро возьми да развались.
Села баба и заплакала. Плачет, причитает, житье свое проклинает и глаз свой дурной. И до того баба доплакалась, что в помутнении разума глаз себе вырвала и в колодец швырнула. И чувств лишилась.
А как очнулась – оба глаза на месте были. Оба голубые, и вреда от них никакого нет.
Баба, конечно, в свое село не вернулась. Пошла в другую деревню жить. А как невеликого была она ума – разболтала со временем, что с ней случилось. Люди охали, ахали, не верили.
Да только спустя несколько лет пробрался к замку еще один гость - окровавленный, еле живой.
Воришка это был, мелкий да тощий. Из тех, кому в воровском ремесле никогда удачи не бывает. Стянет краюшку – а поймают да бока намнут, как за целого поросенка. Ему бы каким честным ремеслом заняться, да ни к чему способен не был: рука его, вишь, подводила, дурная, несчастливая.
Поймали его в очередной раз на краже трех грошей и поколотили так, что воришка чуть на Ту Сторону не отправился. Жестоко побили, без меры: злой народец попался и пьяный. А на прощание руку ему правую колесом телеги переехали, чтоб, значит, неповадно было в чужие карманы ее запускать.
Воришка из последних сил в лес утек. Как он замок нашел – то никому не ведомо: верно, черти помогли. Рука к тому дню почернела вся до локтя, отгнивать от костей начала. Он ее топором рубанул да в колодец и ухнул – отчаялся совсем.
А наутро – да, всё верно, с обеими руками воришка был.
В столицу подался. Первым карманником стал, самым удачливым из всей воровской братии – говорили, мог исподние штаны на ходу с человека снять, а однажды украл изумрудный зуб изо рта епископа - прямо во время проповеди.
И слава о колодце дальше побежала, шепотками да небылицами. Мало кто верил, конечно – а из тех, кто поверил, мало кто решался на такую страсть. А из тех, кто решался, мало кому удавалось замок найти. В общем, каменной дороги к нему не проложили и фонарей с гусиным жиром посреди леса не навтыкали.
Шли годы, шепотки кружили в народе – больше вранья, но бывала и правда. Кому надо – тот знал.
Лет пятнадцать спустя столица шумно отпраздновала рождение первого наследника. Жена у князя, видишь ли, хворая была насквозь: поговаривали, что утроба у нее гнилая, и рождаются от нее только уроды с собачьими головами.
И вдруг княгиня, словно гладкая кошка, каждый год по мальчонке начала мужу приносить - да все на подбор здоровые, толстые, лобастые, горластые. Десятерых родить успела, пока не померла, порвавшись. А как скончался старый князь, эти десятеро горластых, правда, в драке за наследство всю страну кровью залили, но сказка не об этом…
Сказка о том, что пролетела так сотня лет.
Не часто колодец гостей видел – нехорошее все же место, и волшебство у него кровавое, жестокое. Однако самые отчаянные доходили.
И вот однажды настал день, когда очередной храбрец, прежде чем отрезать себе… кажется, ухо, в которое мертвецы по ночам нашептывали всякое… ну да неважно. Важно то, что он заглянул в колодец.
И увидел, как на его дне, в зеленом мраке, что-то ломко и болезненно шевелится.
И вот тогда призадумался даже сам Дьявол.
***
- И тогда призадумался даже я, - сказал мальчику незнакомец. – То, что вызрело в этом колодце, меня встревожило. Видишь ли, дитя, — это не мое создание. Люди годами оставляли здесь свое зло и уродство, стоявшее им поперек жизни, и оно срасталось – кусок за куском, боль за болью, тьма за тьмой. И я решил, что такая ноша будет неподъемной для мира. Вы этого не заслужили. Поэтому сегодня я здесь. Не благодари.
И пока мальчик слушал, приколоченный к земле ужасом, луна вошла в зенит, а из колодца раздалось легкое царапанье когтей о камни.
- А вот и оно, - сказал Дьявол и обернулся.
***
- Так и думал, что ты будешь женщиной, - сказал Дьявол. – Но все же я удивлен.
Она стояла, светло улыбаясь Дьяволу. Длинные золотые волосы, которые могли бы прикрыть ее наготу, были отброшены назад. Блестящие глаза сияли чернотой, как кровь в лунном свете. И была она прекрасна так, что сердцу становилось больно. Наконец она тихо подняла точеные руки и призывно протянула их.
- Даже жаль тебя убивать, - вздохнул Дьявол и шагнул ей навстречу, словно его вела страсть.
И женщина раскрыла ему объятия, жадно прильнув к его телу, заструилась, как пьяный сок, что стекает по коре весной, и две тени в бледном молоке превратились в одну – темнее, чем сама тьма.
А потом женщина стиснула ладони на висках возлюбленного и коротким, равнодушным движением свернула Дьяволу шею.
Тот еще несколько мгновений стоял прямо, а потом рассыпался серым пеплом, покрывшим груди и живот красавицы.
И больше его никогда не было.
***
Я бежал до рассвета. Не знаю, как я тогда не сломал голову, не напоролся глазом на острую ветку и не свалился в волчью яму.
Остановился только на опушке леса, замертво упав на мокрую траву.
Места были мне не знакомы. Но обратной дороги в деревню, к своему хозяину, я искать не стал.
С тех пор я скитаюсь по свету – по мощеным дорогам и пыльным тропам, берусь за любую работу, а иногда меняю сказки на кусок хлеба - вот как сейчас.
Рассказывал ли я людям о том, что видел в ту ночь?
Да, и не раз – особенно когда был молод и глуп.
Поверил ли мне хоть один? Священник, что принимал мою исповедь? Девица, с которой я провел летнюю ночь? Друг, с которым мы спина к спине отбивались от разбойников?
А сам как думаешь?
Со временем я и сам начал сомневаться, что видел это. Но чем шире моя плешь и белее усы, тем бесприютнее и теснее мне кажется этот мир. Люди – глупее и мелочней, дети – злее, войны – грязнее и кровавей, шлюхи – дороже, деньги – дешевле, солнце – тусклее, вино – кислее.
Может, так оно и должно быть, когда молодость давно миновала и с Той Стороны на меня уже веет гнилым ветерком.
Может быть, туман, окутавший мои глаза, начал переползать и на мой рассудок.
Иначе почему я боюсь собственной тени, на десять шагов не подойду ни к одному колодцу, а намедни шарахнулся от портрета нашей прекрасной молодой императрицы, стоило мне завидеть золотые локоны и сияющий взгляд, черный, как кровь в лунном свете?..
#страшные истории #страшилки #страшные сказки #авторский рассказ #сетевая литература #хоррор #ужасы
