Найти тему
Правила жизни

Несладкая жизнь: почему Джеймс Джойс ненавидел Рим, но именно там зародился его «Улисс»

Именно в Риме Джеймс Джойс задумал написать «Улисса» — не только свой главный роман, но и одну из величайших рукописей XX века. Рассказываем, в каких обстоятельствах его посетили идеи и что ему пришлось пережить, прежде чем стать легендой.

Джойс приезжает в Рим в августе 1906-го. Никому в этом городе не известный и не интересный двадцатичетырехлетний ирландец останавливается с женой Норой и сыном Джорджио в скромной комнате на третьем этаже на Виа Фраттина. В Рим, разумеется, ведут все дороги, но Джойс прибывает по наименее героической — это был пример не гоголевского «паломничества» к любимым местам, а типичный relocation. Прокладывая путь будущим великим клеркам двадцатого века — Кафке, Кавафису и Элиоту, — Джойс переезжает в Рим на работу — служащим в отдел корреспонденции банка «Наст-Колб и Шумахер».

Каждое утро он начинает с короткой прогулки по одной из главных римских улиц — Корсо. Даже в жару Джойс не снимает своего длиннополого «фрака», потому что на штанах у него две заплатки. Денег на новые штаны нет, а перед коллегами стыдно.

Деньги в тот период (как, впрочем, и после) в письмах у Джойса встречаются гораздо чаще, чем в карманах. 6 сентября он пишет брату: «Вчера ко мне пришел новый ученик (Джойс периодически давал частные уроки английского, чтобы подзаработать. — Прим. АЗ). Я попросил его заплатить вперед. Он дал мне двадцать лир, так что, если экономить, мне хватит этих денег до утра понедельника. Мы договорились на тридцать занятий, которые обойдутся ему в пятьдесят лир. Так что он должен мне еще тридцать лир. Но я, конечно, не знаю, когда он заплатит вторую часть... Уроки будут каждый день. Из банка я выхожу, как правило, около половины восьмого, с восьми до девяти у меня урок, так что расписание довольно плотное. Но это все неважно, если мне только удастся благополучно дожить до тридцатого числа».

Джойс придерживается диеты («За весь день я съел только тарелку супа — чтобы сэкономить»), устает и раздражается на работе («Сегодня тот немецкий клерк в банке любезно сообщил нам, какой должна быть его „идеальная супруга“: вкусно готовить, шить, следить за домом и музицировать... Как же мне тяжело выносить подобные разговоры») и — главное — постоянно ждет новостей из Британии о судьбе «Дублинцев» — сборника его рассказов.

Наконец, в середине сентября 1906 года, Джойс получает очередное письмо с отсрочкой: Ричардс, который, по всей видимости, в это время еще колебался, пишет: «Простите, что мой окончательный ответ относительно „Дублинцев“ задерживается. Он последует, я надеюсь, в ближайшие дни». Джойс мрачно прокомментирует это в одном из писем: «А он чертовски обнадеживающий человек! Помнишь его открытку два года назад? „Я надеюсь написать вам очень скоро“. Надежды полные штаны!»

Джойс тогда еще не знает, ни сколько эпопея «Дублинцев» продлится, ни чем закончится. И это, наверное, к лучшему. Волокита со сменой полудюжины потенциальных издателей, которые — из страха публиковать столь смелые для начала XX века рассказы — будут один за другим отказываться от сборника, продлится до 1912 года. Тогда 1000 экземпляров будет наконец напечатана... а потом сожжена.

Словом, в этом образе нищего молодого таланта, прислушивающегося не к голосу лиры в груди, но к ее шелесту в кармане, безуспешно бьющегося за публикацию своих рассказов, в прямом смысле слова «просиживающего штаны» на жестком соломенном стуле, занятого скучной и неинтересной работой и скрывающего от окружающих заплатки чуть ниже спины, — весь римский Джойс.

Он возненавидит Вечный город вечной ненавистью и, уезжая через несколько месяцев из столицы, оставит после себя афоризм столь же ядовитый, сколь и остроумный: «Рим похож на человека, который зарабатывает на жизнь тем, что показывает туристам труп своей бабушки».

Тем не менее до 30 сентября Джойс все-таки доживет, чтобы отправить в этот день свое главное римское письмо брату. Он напишет: «Хозяйка только что объявила, что повышает нам цену аренды. Как вовремя! Постскриптум: придумал новую историю для „Дублинцев“. Одним из героев будет мистер Хантер».

Это — первый росток «Улисса». Мистер Альфред Хантер был дублинским евреем, которому, по слухам, изменяла жена. Именно эту роль сыграет много позже в «Улиссе» главный герой романа Леопольд Блум. Рассказ о мистере Хантере Джойс так никогда и не напишет, но уже там, в Риме, он придумает для него название — «Улисс».

Понравилась статья? Ставьте «Лайк» и подписывайтесь на наш канал.

#джеймс джойс #рим #улисс #дублинцы