22 июня 1941 года. Это страшная дата начала Великой Отечественной войны. Но как бы ни был далек этот день, мы всегда будем помнить всех тех, кто грудью встал на защиту любимой родины, за свободу всех живущих сегодня. Отрадно отметить, что с первых суровых дней войны и до последнего воевал наш земляк-благовещенец летчик-бомбардировщик, командир экипажа самолета ТБ-3 Алексей Иванович Калентьев. Об одном эпизоде из его биографии и наш рассказ.
…Капитан лежал в густом орешнике, куда приземлился на парашюте. Четвертый день он ничего не ел и не пил. Сухой паек – плитка шоколада и банка сгущенного молока – остался там, в горящем самолете. Покидал он свой бомбардировщик последним, как и подобает командиру. До пайка ли тут, если самолет занялся, как спичечный коробок?
Капитан водил потускневшими глазами по сторонам и сглатывал голодную слюну. Ему вдруг вспомнился родной Благовещенск, средняя школа, где работал физруком. Вспомнился и тот день, когда он в сопровождении своих учеников шел в военкомат, где ему должны были дать направление в летное училище. Ах, как это было давно, а вот сейчас вспомнилось все до мельчайших подробностей.
В Челябинской летной школе летать их учили на всех типах самолетов, начиная с У-2 (кукурузник) и кончая транспортными ЛН-2 и тяжелыми фронтовыми бомбардировщиками ТБ-3. Была мечта у Алексея – стать летчиком-истребителем, да не получилось, хотя в совершенстве освоил тогдашние лучшие истребители И-15, И-16 (их ласково называли «ишачки»).
Курсант Калентьев уже оканчивал летную школу, когда началась война. Тут уж было не до выбора: как и все, он рвался на фронт и был согласен сесть на любой самолет, лишь бы бить врага.
…В густом орешнике, где он сейчас лежал, было сумеречно. От голода резало в животе, оттого, что не пил много дней, во рту было вязко, а язык, казалось, разбух, и им было трудно ворочать.
Капитан осмотрелся. В памяти всплыло, как он мальчишкой бегал дома в Черенский овраг и набивал полные карманы ядреными орехами. «А может, и здесь они есть?» – подумал он, ощупывая взглядом кусты. От напряжения заслезились глаза. Алексей привстал на колени и прямо перед собой увидел целых две гранки орехов. Летчик осторожно, словно перед ним было дорогое изваяние, отцепил от куста одну гранку, затем другую. Такой сладости, какую почувствовал сейчас во рту, он еще никогда в жизни не испытывал.
Съев орехи, капитан полежал еще немного, а когда на землю опустилась ночь, выполз из своего убежища. В лесу царил мрак, но привыкшие к темноте глаза различали деревья. Так он шел, не зная, где восток, а где запад. Шел на звук далекой канонады, считая, что там фронт, а значит, и линия фронта.
Ближе к утру посреди тумана летчик вышел на широкую просеку, по которой пролегала еле заметная тропа. Не прошел Алексей и ста метров, как заметил впереди себя неясную фигуру. Не раздумывая, он пригнулся и шагнул в ближайший кустарник, тут же залег, достал пистолет и взвел курок.
Человек приближался. И когда поравнялся с ним, летчик увидел, что это женщина, несшая вязанку хвороста. «Значит, где-то рядом хутор. Попросить бы кусочек хлеба», – мелькнуло в голове у Калентьева. Он встал и хотел окликнуть женщину, но вместо слов из горла вырвалось что-то вроде стона. Тогда он замахал рукой, надеясь, что она поймет его. Женщина действительно заметила его, но быстро заговорила:
– Тикай скорее отседа, хлопец! Тикай скорее!.. Германцы ищут тебя по всем хуторам. С собаками. Тикай!
Алексей снова лег в кустарник. И опять потекли мысли в голове нескончаемой чередой. От холода и бессилия все путалось, но ясно вспомнился день, когда в их палатку прибежал посыльный из штаба полка и, обращаясь к нему, сказал:
– Товарищ капитан, вас срочно вызывает командир полка.
Калентьев тут же прибыл в избенку, где располагался штаб полка.
– Товарищ подполковник, по вашему приказанию… – начал было капитан.
Но комполка подполковник Маслов махнул рукой, сказал:
– Проходи, капитан, к столу и достань планшет.
Алексей подошел к столу, на котором была расстелена карта, достал свой планшет, вынул карту.
– В квадрате сорок восемь, – начал подполковник, не отрывая взгляда от карты, – узловая станция Шандры… Это район Пинских болот… Нашел?
– Так точно.
– По данным разведки туда прибывает мотопехота врага. Вам надлежит разбомбить станцию. Вылет приказываю, – Маслов взглянул на часы, – ровно в час ноль-ноль. Задача ясна?
– Так точно.
– Тогда идите и готовьтесь к вылету.
…«Мессершмитты», а их было четыре, Калентьев заметил еще на подлете к району станции. Они охраняли восточную часть неба, ожидая наших бомбардировщиков. Алексей решил перехитрить врага. Он набрал максимальную высоту, недосягаемую для истребителей, и резко взял курс на юг, чтобы потом с западной части ночного неба подлететь к станции. Маневр удался.
Как только ТБ-3 оказался над станцией, где уже вовсю шла выгрузка дивизии, капитан дал команду на поражение. Более шести тонн смертоносного груза обрушилось на станцию.
Последнее, что увидел Калентьев, – это сплошное море огня и мечущиеся в его отсветах люди. «Мессершмитт» догнал бомбардировщик, когда он уже подлетал к линии фронта, а до аэродрома оставалось совсем немного.
…Была уже ночь, и Алексей вышел на просеку, по которой утром шла женщина. Иногда сходил с тропы, хватался за первые попавшиеся деревья, а потом, отдышавшись, снова шел, чувствуя, как дрожит от бессилия все тело, словно в ознобе. Ноги с каждым шагом становились все тяжелее и подгибались в коленях. Алексей задыхался, из раскрытого рта со свистом и хрипом рвалось дыхание, лоб покрылся испариной. Сил почти не оставалось.
В голову лезли мысли: они путались, исчезали и вновь возникали. Почему-то вспомнилась Алексею деревня, куда он часто приезжал к родным во время летних каникул. Особенно незабываемым было то предрассветное утро.
Восток чуть-чуть засветлел, на небе еще мигают редкие звезды. Кругом тихо и спокойно. Вот пробежал еле заметный ветерок, прошелестел листвой в камыше, отчего тот как будто зашептался с кем-то. От заводи пруда, подернутой тиной, скрипуче и надоедливо покрякивают лягушки, а из зарослей ивняка слышится, как выплакивает иволга зорьку. На память пришел и обрывистый берег, из-под самого яра которого бьет родник, его хрустально-чистые струи дробятся и ломаются на выступах камней, а потом беззвучно уползают в щетинистую заросль осоки.
«И неужели всю эту красоту будет топтать, гадить чужеземный сапог?» – пронеслось в голове летчика.
– Нет, – со стоном вырвалось у него из груди. – Нет, буду землю грызть, а не допущу этого! Лишь бы дойти до своих и бить, бить этого проклятого фашиста – и обязательно победить. До самого последнего вздоха отдам всего себя, а не дам топтать родную землю…
Алексей из последних сил перевернулся сначала на живот, потом на четвереньки и встал. С усилием поднялся. В голове гудело, вокруг все кружилось, но он продолжал стоять, а потом пошел. В одном месте он скатился в овражек, выполз из него, затем набрел на болотце, припал к нему и долго пил вонючую воду.
В утреннем свете увидел перед собой небольшую речку. Спустившись к ней, огляделся, затем скинул изодранные в клочья унты, решив: если придется плыть, они будут только мешать. Зашел в воду и сразу же почувствовал вязкое дно и холод воды. Противоположный берег был обрывист. Алексей выбрал более пологий участок, там, где росла лишь трава, а наверху желтели огромные сосны. На счастье, речка попалась неглубокой, и он ее быстро преодолел. Стал выбираться на берег. Но вот незадача – как ни старался летчик, трава, за которую он цеплялся, рвалась, и он каждый раз скатывался к воде. Он ломал ногти, в кровь исцарапал руки, а выбраться наверх так и не мог.
Фронт по его расчетам был где-то рядом. Алексей отчетливо слышал, как стрекотал пулемет, иногда раздавались отдельные выстрелы, время от времени ухали разрывы снарядов.
И вдруг до него донесся приглушенный разговор. Говорили двое – на родном до боли языке. «Партизаны? – подумал Алексей. – Хотя в прифронтовой полосе их не должно быть. Может, фронтовая разведка». На всякий случай он сунул руку в карман комбинезона… Пистолета там не было.
– Никак утопший? – раздался совсем рядом голос. – Митрий, посмотри, можа, еще жив?
Капитан почувствовал над собой чье-то быстрое дыхание, пахло махорочным дымом. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой усатое лицо. Скользнул взглядом вверх: на приплюснутой выгоревшей пилотке ярко горела красная звездочка. «Свои», – пронеслось в голове летчика, и он потерял сознание.
Только через две недели доставили Алексея на аэродром тяжелых бомбардировщиков. И снова он летал командиром экипажа, громил врага и в воздухе, и на земле. Окончил войну в мае 1945 года в звании подполковника, имея на своем счету более ста боевых вылетов и 18 лично сбитых вражеских стервятников.
Многие годы отделяют нас от тех жестоких дней войны, но благовещенцы до сих пор свято хранят память о своем земляке, отважном летчике Алексее Ивановиче Калентьеве.
Николай Муругов
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!