В четвертый понедельник третьего весеннего месяца двадцать первого года ровно в десять утра к воротам распределительного центра номер один города Твери подошел человек. Он был одет самым обыкновенным образом. Цветная рубашка без рукавов с расстегнутой верхней пуговицей. Темно синие брюки чиносы. Мокасины из песочной замши. Кожаная деловая сумка на плече. По его внешнему облику было совершенно невозможно понять, к какому социальному слою и роду занятий относится незнакомец. Он легко мог оказаться кем угодно. Артистом симфонического оркестра. Журналистом. Коммивояжером. Участковым терапевтом. Лицо его тоже не выражало ничего определенного. Серые глубоко посаженные глаза. Острый нос. Тонкие губы. Возраст между тридцатью и сорока пятью. Блондин. Консервативная стрижка. Первые признаки поредения волос. Словом, ничего необычного. Незнакомец подошел к посту охраны, представился Антоном и попросил связаться с Василием Петровичем, сообщив пароль «Я от Эльдара Ярославича».
- Немедленно пропустить, – выпалил Василий Петрович в ответ на звонок с поста охраны и тут же бросил трубку.
Эльдар Ярославич Шойский, отставной генерал-лейтенант Управления МВД по Тверской области, последние четыре года был затворником в мужском православном монастыре где-то на севере области. Но знаменит он был тем, что, по странному стечению обстоятельств, все эти годы руководство области согласовывало с ним любое свое кадровое решение. Будь то новый пресс-секретарь у мэра. Или заместитель председателя заксобрания. Или второй замначальника вокзала. Или даже министр здравоохранения. Консультации выглядели так. От губернатора направлялся лист с напечатанной должностью. Записка просовывалась под дверь кельи старца. После чего нужно было подождать. Иногда день. В иной раз неделю. Ну а когда и сразу приходил ответ – листок возвращался тем же способом, а напротив напечатанной должности углём или воском была нацарапана фамилия и какая-то дополнительная информация, по которой можно было вычислить кандидата – четыре последних цифры телефона, подпольная кличка или даже девичья фамилия матери. Поисками занималось специальное управление «К» – его так и расшифровывали – «Келья», или «Кельевые стражи». Понятное дело, работа эта была глубоко засекреченной. Даже сотрудники этой службы не знали, из какого источника они получают наводку. Кандидата находили не сразу. Как только счастливчика огорошивали перспективами новой должности, за дело брались местные СМИ – «Как же так, третьесортный свадебный ведущий станет главой городского департамента культуры!» «Уму непостижимо, никому не известного бойца Росгвардии в результате тайного голосования избирают руководителем регионального отделения федеральной партии!» Кроме двух или трёх человек из руководства области, никто не имел даже приблизительного понятия, до чего внешне нелепым был механизм выбора. Но на то и слепой жребий судьбы – всякий раз везунчики покорно соглашались с карьерным предложением и приступали к новой работе. Что до приближённых к губернатору, слухи о влиятельном старце из числа отставных силовиков, конечно ходили. И фраза «Я от Эльдара Ярославича» не только открывала многие двери, но и наводила животный ужас своей неизъяснимой загадочностью.
Когда представившийся Антоном молодой человек вошел в конференц-зал, за столом уже сидели оба эльбруса – Александр Маркович и Василий Петрович. Вид у них был напряженный, если не сказать больше. Антон улыбнулся, с интересом посмотрел на обоих собеседников, после чего прошел к столу и занял свободное место.
- Ну как он? – молодой человек не скрывал своего хорошего настроения и чувства превосходства. По тому, как он раскованно, дерзко и одновременно вежливо держался, было понятно, что в своей необычной роли он уже довольно давно, и чувствует себя в ней гармонично.
- Сказали всё, не волнуйтесь. Готовится. – Александр Маркович в свойственной ему манере хищного зверя сверлил взглядом гостя. Тот и не думал смущаться.
- Превосходно! Может, у него возникли какие-нибудь вопросы? Дело-то не шуточное.
- Суть дела ему пока неизвестна. Да и ни к чему. – Василий Петрович спокойно глядел на своего собеседника, демонстрируя ему свое безразличие и бесстрашие. – Зайцев – наш человек, плоть от плоти. Вопросов никогда не задает. Делает что скажут. Такие люди – редкость. Осечек не будет.
- Вы меня прямо успокоили, Василий Петрович. - Молодой человек перестал улыбаться, глаза его заблестели. - Сами понимаете, Эльдар Ярославич – шеф непростой. Надо бы, чтобы наверняка. А не как в прошлый раз. Читали, наверное?
Эльбрусы переглянулись и недоуменно посмотрели на Антона.
- Вы про тамаду того?
- В точку. – Антон даже поднял указательный палец, до того он был рад неожиданной информированности своих собеседников. – Представляете, чего учудил! На театральную реформу замахнулся. Не понравилось ему, видите ли, что репетиции не идут артистам в рабочий стаж. Что засчитывается только концертная или сценическая деятельность. И годы, проведенные, условно говоря, у балетного станка, попросту невидны руководству и стране.
- И что из того? – Александр Маркович ухмыльнулся молодому человеку.
- Ну как же. – Антон снова улыбнулся и посмотрел в окно. – Помните, наверное, это выражение – инициатива наказуема. Так и есть. Задача у него была совершенно другая. Тихонечко надо было. Но он, да. Артист, одним словом. Не получалось у него не быть в центре внимания. Как же, руководит целым департаментом, а о нем ни слуху ни духу. Не выдержал парень.
- Ну, с ним всё в порядке же? – на всякий случай поинтересовался Василий Петрович.
- Теперь уже да. – Молодой человек вновь посерьезнел. – Но вначале непросто было. Мы ведь не сразу. Мы намекали. Предупреждали. Опять же, товарищ наш, проверенный, написал гневный пост в соцетях. Высказал всё, что на душе было, о тверской культуре в целом и о роли одной личности во всей этой истории.
- Это он о росгвардейце своем – Василий Петрович шепнул на ухо Александру Марковичу свою догадку. – Ну, о том самом. Который теперь видный политический деятель. Как там его зовут?
- Но не вразумил – продолжал Антон. – Пришлось. Принять меры, так сказать.
- И что же получается, он под домашним арестом сколько уже, полгода? Год? – оживился Александр Маркович.
- Да ну что вы. Уже пятнадцатый месяц, - не без гордости ответил Антон. На мгновение все замерли.
- И как? Без прогулок? – уточнил Василий Петрович.
- Еще и без интернета. Без почтовых писем. Посылок. Телефонов. Интервью. Только кухня, ванна, книжки и сборка деревянной мебели. Вы не поверите, - гость вновь улыбнулся собеседникам, - только теперь он, наконец, стал продуктивным. Стоило человека выключить, как он, наоборот, включился.
- Как такое возможно? – недоумевал Александр Маркович.
- Да так. Чиновник сидит – служба идет. Шоу маст го он, как говорится. Кстати, об этом. Давайте, все-таки, вернемся к нашей теме.
Внезапно открылась дверь. Любовь Анатольевна принялась подавать чай.
- Я накидал несколько вариантов, – Антон развернул бумажный лист, - предлагаю пробежаться по списку.
- Ну что ж. Побежали – Александр Маркович обрадовался то ли возвращению беседы в привычное деловое русло, то ли горячему черному чаю с лимоном.
- Смотрите. Пункт первый. Кстати, мой фаворит. – Все переглянулись. – Полиграфическая фабрика «Музеонум». Идеальный кандидат. Большое производство в Твери. Сбыт по всей области. И даже в другие регионы, правда, редко. Но, главное, работают со всеми видами бумаг. От листовки до промышленного картона. А сбыт – мама дорогая. По тридцать грузовиков в день, и все куда-то едут.
- Со всеми видами бумаг, говорите – улыбнулся Василий Петрович. – Что, рубли с долларами тоже печатают?
Все засмеялись.
- Пункт второй, – продолжал гость, - молокозавод. Даже не так. Целый агропромышленный комплекс «Крамол». Еще при Советском Союзе этой аббревиатурой разжились. «Калининское Районное Молоко». Но в целом, не знаю, сомнительная история.
- А что не так? – Василий Петрович прищурился. – Молоко – это неплохо.
- Логистики толком нет. Хотя производство внушительное. Аж четыре завода. Один в Твери, остальные в области. Но, послушайте, молоко, серьезно?
- Васька, ну, в самом деле, не наша тема, - обратился к компаньону Александр Петрович. – Переходим к следующему варианту.
- Да ты погоди. – Василий Петрович не сдавался. – Сань, молоко – это второй хлеб. Прикинь? Люди покупать еду не перестанут. Что бы ни происходило, человек всегда будет есть, пить и одеваться. Ну, ты же помнишь.
Они переглянулись. Гость с интересом наблюдал за собеседниками и не мешал.
- Вась, ну может быть. Может. Давай так. Взвесим. Подумаем. Смысл есть. – Александр Маркович обратился к Антону. – Что-то еще осталось?
- Конечно. Есть еще вариант. Тоже неплохой. Рекламное агентство «Хворост». Как вам?
- А это уже интересно. – Александр Маркович посмотрел на Василия Петровича. - Большое?
- По региональным меркам огромное. – Антон улыбался. – Три этажа собственных помещений. Шестьдесят восемь человек штатного персонала. Красота!
- И никакой логистики – причмокнул Василий Петрович.
- Ну почему же – Антон покачал головой. – Наоборот. До двадцати выставочных мероприятий и ивентов в месяц. И все в разных регионах. Большинство в Москве, конечно. Сборные конструкции, баннеры и наружная реклама, стенды - передвижной работы хватает. И профессиональные награды есть.
- Солидно звучит. – Александр Маркович снова посерьезнел. – Сколько у нас времени?
- Нисколько. – Гость не переставал улыбаться. – Вам надо определиться прямо сейчас. И приступать уже завтра. Иначе не успеем.
- Хорошо. – Собеседники переглянулись. Василий Петрович встал из-за стола. – Тогда я предлагаю вот что. Я сейчас пойду к себе. За бутылкой. – Он подмигнул всем. Антон присвистнул. – Меня не будет пару минут. Достаточно времени, чтобы определиться. Так что вы тут сами всё и решайте. С Александром Марковичем.
- Ну ты даешь, Вась. – Александр Маркович демонстративно закатил глаза. – Неси скорее.
Зайцев давно перестал удивляться чему бы то ни было. Выработал привычку. Любой поворот принимать с пионерской готовностью. «Наш девиз – слабоумие и отвага», - только и приговаривал он своим коллегам. После очередного разноса. Крика. Придирки. Заскока. И всякий раз он хладнокровно исполнял всё, чего от него требовали. Ссорился с партнерами, переделывал, переносил, выжимал, наезжал и врал. Получалось даже забавно. Чем точнее он выполнял самые абсурдные задачи, тем невыносимее были новые вводные по срокам и деталям. Он бы давно уже бросил всё это, если бы не его талант относиться ко всему несерьезно. И оставаться при этом невозмутимым. Будучи образованным человеком, Зайцев не только читал Салтыкова-Щедрина с его крылатым выражением о сочетании крайней строгости российского законодательства с абсолютной необязательностью его выполнения, но и претворял это высказывание в жизнь. Говоря проще, он ничего не делал из того что, действительно, требовало решения, и при этом постоянно рисовал химеры своему начальству о проделанной работе, потому что эльбрусам ничего другого от него и не надо было. Конечно, он понимал, что в его стране так много где было, но в основном в бюджетных государственных организациях. Чтобы коммерческая структура без госконтрактов и подпиток извне функционировала перпендикулярно логике самой деловой жизни - такого Зайцев не встречал больше нигде.
Вечером того же дня его пригласили в отдел кадров подписать кое-какие бумаги, из которых он узнал, что он уже три недели работает генеральным директором ООО «Два Эльбруса». Жизнь изменилась тут же. Ему выделили отдельный небольшой кабинет. И он стал подписывать больше бумаг. Точнее, теперь Зайцев только и занимался тем, что подписывал документы. Договоры и акты. Иногда счета. Временами служебные инструкции. И больше ничего. Никаких встреч с руководством. Командировок. Совещаний. Один раз к нему в коморку заглянул Широков, удостовериться, что новоиспеченный гендир хорошо устроился, походил по кабинету, покритиковал работу кондиционера и ушёл. Зайцев перестал ходить не еженедельные встречи с эльбрусами. Он не на шутку встревожился лишь однажды, через полтора месяца, когда ему с первого раза подписали заявление на отпуск. В его практике такого не было – обычно отпуска или не согласовывали, или прерывали. Но зарплату, вопреки обещанию, не прибавили. И документов на подпись меньше не становилось. Из чего Зайцев в итоге сделал вывод, что его положение в компании стабильное, и немного расслабился.
Полгода спустя он отправился вместе с эльбрусами на вечеринку. Тверская государственная теле радио компания «Выстрел» презентовала новый сезон. Были все. Даже губернатор. На четвёртом часу мероприятия Александр Маркович предупредил Зайцева о том, чтобы он ничему не удивлялся, после чего вывел его в центр зала и плеснул в лицо виски. Все ахнули. Кто-то даже уронил тарелку на паркетный пол. Василий Петрович выскочил из-за угла и театрально вывел своего компаньона в бар. Какое-то время Зайцев позировал двум светским фотографам, после чего кое-как вытер лицо рукавом пиджака и поехал домой. Через день ему позвонили из «Кромол». Тактично намекнули, что узнали о кадровых переменах в компании «Два Эльбруса» и попросили помочь им использовать этот момент, чтобы усилить свою команду освободившимся руководителем. Четыре встречи с собственниками молочного бизнеса закончились оффером. Так Петр Зайцев и стал генеральным директором Торгового Дома «Кромол». Он не ожидал, что дичайший план Василия Петровича сработает. И первое время на новом месте вникал во все нюансы производства и продажи молочной продукции. Он только никак не мог понять, почему именно агрокомплекс является тем самым таинственным конкурентом в таком, казалось бы, прозрачном деле как грузоперевозки. Но вскоре выяснилось, что есть свои нюансы. Что десятки фур с продукцией молокозаводов ежедневно уезжают в столицу гружеными и возвращаются пустыми. И что эта пустота обратной ходки есть только на бумаге. Сами машины в это самое время набиты нелегальным товаром. И что схема эта работает давно. И за счёт такого простого челночного хода тверской рынок грузоперевозок, действительно, испытывает гравитационное искажение. Убедившись в наличии скрытого конкурента, Зайцев приступил к своему заданию. Он начал работать. Усердно. Неистово. Организовывал встречи. Проводил летучки. Делал разносы. Критиковал отчёты. Даже вошел во вкус. Оказалось, что быть самодуром по-своему приятно. И в чём-то даже эффективно. Что именно этот стиль работы почему-то и воспринимается большинством как сильный командный менеджмент. Доходило до смешного. Чем больше Зайцев рвал и метал, срывал выгодные контракты, выводил топовые продукты, снимал с реализации перспективные товарные позиции, тем больше его благодарили собственники и боготворили сотрудники – те самые, о которых он буквально вытирал ноги, которых унижал, оскорблял, увольнял. Через четыре месяца такой работы, под всеобщее одобрение и восхищение, «Кромол» сократил свое присутствие с двенадцати регионов до трёх, уменьшил товарный портфель с трехсот единиц до восьмидесяти и ликвидировал три молочных бренда из пяти. Это была победа. Вот только вкус её не был таким уж чистым. Чем больше Зайцев вникал в деятельность «Кромола», тем больше убеждался в том, что успешным этот молочный бизнес был только в воображении собственников. Выяснилось, что на производстве молока они вообще ничего не зарабатывали, что всю наценку съедали транспортные издержки и зарплаты сотрудников. Что такие популярные в Твери продукты «Кромола» как сметана и творог, списывались тоннами, потому что из-за маленьких сроков годности их не успевали распродать в торговых сетях. Что офис погряз в бессмысленных отчётах, которые ничего не значили, которые никто не проверял, а те, кто должен был следить за рентабельностью и точностью экономических данных, ничего в этом не понимали и обладали единственным талантом – покидать в семнадцать – ноль – ноль даже запертые помещения, чтобы отправиться домой. Что из-за бесконечных и бессмысленных командировок самих владельцев этой молочной империи сливались в никуда те немногие заработанные средства управляющей компании, которые можно было бы сохранить и направить на что-то дельное. И что в сухом остатке денег на счетах кромольцев было куда меньше, чем у эльбрусов, несмотря на очевидную внешнюю разницу масштабов бизнесов. Когда Зайцев рассказал обо всём этом Широкову и Рэю, они долго смеялись, после чего предложили своему бывшему сослуживцу новую, последнюю сделку. Они якобы выставят «Два Эльбруса» на торги, и «Кромол» их якобы купит. Эльбрусы не получат денег, потому что их нет у кромольцев, но официально будет опубликована сумма сделки, и она будет астрономической. Благодаря чему эльбрусы откроют новую компанию и привлекут мощные инвестиции от одного московского фонда, в котором сидят приятели Рэя, и которые купятся на эту туфту. Сумма инвестиций будет такой, что получится открыть четыре компании подобных эльбрусам, при этом по затратам они всё распишут так, что всё падет на плечи новых партнёров. А эльбрусы мало того что поднимут на этом хорошие деньги, они ещё и сохранят свою нынешнюю компанию, потому что просто переименуют её, ведь Зайцев за воздух вместо денег приобретёт тоже воздух – просто название компании, шапку без головы. И даже нынешний офис эльбрусов останется в том же составе на том же самом месте, и даже Любовь Анатольевна не перестанет подавать свой черный чай. Каково же было их удивление, когда Зайцев отказался. Он спокойно и чётко дал понять, что свою работу он выполнил и не планирует продолжать принимать в этом участие, что всё озвученное пахнет авантюрой, и он на это не будет подписываться. Угрозы, уговоры, шантаж, анекдоты и ласковые слова не действовали. В конце концов, эльбрусы сдались и попросили только об одном неожиданном одолжении – отправиться в малоизвестный монастырь на севере области и попросить совета на эту тему у некого старца. Только совета. И если Зайцев и в этот раз не изменит своего решения, значит, так тому и быть. Зайцев согласился и отправился в монастырь.
Старца звали Паисием. Поговаривали, что он никогда никого не принимает. Но его можно внезапно остановить - после службы он всегда одной и той же дорогою возвращается из храма в келью. И в этот момент, если не робеть, можно задать мучавший вопрос. И, вроде как, есть свидетельства, что иногда старец отвечает. Благословляет. Творит чудеса – исцеляет больных. Но обычно все-таки проходит мимо, может стукнуть палкой, взять за ухо, обматерить и даже плюнуть под ноги. Зайцев узнал день и час, когда наиболее вероятно пересечься с Паисием, приехал в монастырь и принялся ждать. Когда же старец, действительно, пошел в свою келью, Зайцев выскочил из засады и попросился на короткую аудиенцию. Тот остановился, ответил, что не знает, чего от него хотят, и, признавшись, что очень устал, побрел дальше. Эту сцену наблюдал монастырский садовник – молодой человек в красной бейсболке, опрыскивающий химикатом газон. Когда старец скрылся за углом, он подошел к Зайцеву и, извинившись за Паисия, попросил не принимать близко к сердцу его отказ, потому что он, по большому-то счету, старый больной человек. И что можно написать записочку, а уж он её передаст, всегда так делает, лично в руки. Они поговорили. Молодой человек оказался милым собеседником, отзывчивым и любезным. Зайцев даже не знал, как его повежливее отбрить, до того садовник был навязчив. Но не стал. И когда тот, наконец, протянул ему лист бумаги и шариковую ручку с предложением записать свой вопрос старцу, Зайцев с благодарностью принял канцелярские принадлежности, сел на монастырскую скамейку и решил сформулировать свою мысль. В голову ничего не приходило. У него не было ни разочарования от нелепости всей этой ситуации, ни злости на эльбрусов за их странную просьбу, ни угрызений совести, что он упускает какой-то важный деловой момент в собственной карьере. Вообще ничего. Так он сидел долго. Слушал пение птиц и смотрел на монастырскую ограду. После чего сложил лист и протянул его садовнику со словами благодарности. Вернувшись в город, уже на следующий день Зайцев написал заявление об увольнении с поста генерального директора Торгового Дома «Кромол» по собственному желанию.
(Продолжение следует)