Ожидание меня раздражало. Время тянулось медленно, но ещё большее беспокойство доставляла то, что я не знала, о чём они там разговаривают.
Девчонки занимались своей работой: Лиза наводила порядок во дворе, Сонька пошла в сарай, проверить яйца в курятнике, который нам недавно сделал Никита.
А я ходила по двору и ждала, чем же закончится разговор мужа со старостой. Ничем не могла себя занять, руки ни за что не брались, поэтому я успокаивала себя ходьбой вдоль конюшни. Криков из дома не было слышно, и это было даже как-то странно...
В этом поселении в норме иметь две жены, меня и моё поведение по отношению к Марьяне никто не примет и не поймёт.
Хотя...
Никто не знает: какие там за стенами домов разворачиваются иной раз трагедии...
Я кусала губы и накручивала себя: «Я не хочу никому отдавать своего кузница. Он ведь сейчас принадлежит только мне. Да, я пока не понимаю, как к нему отношусь, и может, я просто привыкла к нему, но видеть никого рядом с ним не хочу ни под каким видом! Если у него и будет другая жена, то это – без меня!
У меня заболело в груди, мне очень хотелось, чтобы кузнец за меня заступился перед старостой. Где-то в глубине души очень хотелось верить, что он ко мне не равнодушен. За эти дни он ни разу не сказал, что меня любит.
В этот момент дверь открылась, староста вышел на улицу, посмотрел на небо, потом – на меня, подошёл ко мне и сказал:
– Лада, я вообще-то – справедливый человек, но в моей деревне женщины себя так не ведут. Может, Степан – твой бывший – и разрешал вам своры и драки в своей деревне, но здесь этого не будет! Если ты не научишься себя вести и держать в руках, то двадцать палок тебе в следующий раз будет ещё лёгким наказанием! И я лично тебя побью! – я чуть не задохнулась от такого, а староста продолжил. – Сегодня мы с Никитой всё решили, но в следующий раз, если он не сможет тебя приструнить, и ты не станешь, хорошей и покладистой женой – наказания тебе не избежать. Жёны должны уважать своих мужей, ты меня поняла? – я только кивнула в ответ.
Хотя чувствовала себя я так, как будто стою перед директором школы, и меня точно не за двойку ругают, а как минимум я сожгла чучело птицы в кабинете биологии. За спиной старосты я увидела кузнеца, но он не проявлял эмоций – он просто молча смотрел на меня. Я никогда не смогу разгадать этого мужчину. Его мысли – это ребус для меня. Столь замкнутого человека мне в жизни встречать не приходилось.
Староста остановился, повернулся в сторону Никиты и сказал уже ему:
– Как мы с тобой и сговорились: до праздника Матери Земли Марьяна здесь не появится, а потом – если ты не решишь наш с тобой вопрос – то... Даже не знаю, как мы будем с тобой выкручиваться!
После этих слов он развернулся и ушёл.
Я смотрела на кузнеца, и противные тараканы – со всякими гадкими предположениями – роились у меня в голове.
А мой муж смотрел на меня и не говорил ни слова.
– Что ты пообещал старосте? Говори, не молчи! – чуть ли не прокричала я свои вопросы. – Я хочу знать, как ты меня решил наказать?
Но в ответ...
Молчание...
К горлу подкатил комок, а в голове вертел мысли и вопросы: «Что же он пообещал старосте? Наверное – жениться на Марьяне, чтобы меня не наказали?
Но лучше меня побьют, чем я увижу другую женщину рядом!
На мои глаза навернулись слёзы, очень хотелось подойти и врезать ему как следует , но я отвернулась, чтобы даже не смотреть на этого гада.
– Через пять дней мы поедем в город, если ты захочешь, то я возьму тебя с собой, но пусть и Сонька едет с нами. Решай, – неожиданно сказал Никита, развернулся и пошёл в кузню.
«Вот и хорошо! А я там сбегу от тебя, чтобы больше не видеть никогда!» –подумала я, зашла в дом и разревелась.
Девчонки меня не успокаивали, просто иногда заходили посмотреть на меня. Лиза молчала, а Сонька гладила меня по голове.
Успокоившись, я занялась домашними делами...
Вечером кузнец вернулся домой и – как обычно – поужинав, лёг в кровать.
А я...
Я не знала, что же мне делать. Меня тянуло к нему, и в тоже время я обижалась на него.
Ладно...
Что там будет дальше – это будет без меня, а сейчас у меня есть несколько дней побыть с ним. Я легла в кровать, и кузнец привычным движением подвинул меня к себе.
Я отдавалась ему, наверное, ещё сильнее, чем в первый раз – так мне хотелось быть с ним и хотелось впитать в себя всё до последней капли. Потом я, уставшая, прижалась к нему спиной и уснула.
* * *
Все эти дни мы работали в поле, переворачивали сено, потом – после обеда – складывали их в стога и закидывали на телеги. До обеда мужчины косили, а после приезжали с телегами и забирали сено.
Мне было тяжело – я не чувствовала ни рук, ни ног. Мне казалось раньше, что это так легко – таскать сено – но это оказалось очень нелёгким трудом...
Хотя...
Ночами я всё также отдавалась кузнецу, как будто и не было этого тяжёлого рабочего дня...
Я так и не смогла узнать, о чём Никита договорился со старостой – он мне так и не сказал – но Марьяна перестала приходить в кузню.
На пятый день, утром мы погрузились и поехали на рынок в город. На телеге поместились я и Сонька, а кузнец поехал верхом. Телегу мы загрузили всем, что могли продать в городе. Вещи мы свои с Сонькой завязали в узелки.
Лиза и Мишутка остались дома на хозяйстве. Я их поцеловала и мысленно с ними попрощалась. Глядя на ребёнка, у меня защемило сердце, я уже привыкла за это время к нему, и чувство ответственности за него не покидало меня.
«Но я же не смогу его взять с собой туда, к себе. Опека у меня его отберёт, да и анализ ДНК покажет, что он – не мой сын. И тогда этот славный малыш будет расти в детдоме, а я – сидеть в тюрьме за похищения малыша...», – мысли о возвращении не покидали меня.
Вместе с нами ехало ещё десять телег. И только пару человек – верхом. Телеги были сильно загружены – каждый что-то вёз для торговли в городе.
Как мне объяснила Соня: на рынке можно самому торговать, но тогда нужно заплатить откуп, а можно сдать продукты перекупщикам дешевле и, не теряя время, купить что нужно, вернувшись домой побыстрее – в деревне летом всегда много работы.
Никита сказал, что мы торговать не будем, на это может уйти немало времени, а у него много заказов. Поэтому мы с Соней ехали просто прогуляться по рынку и по городу.
– Там есть торговые домики, Лада! Там такая красота продаётся! Я один раз там была, старшая жена моего мужа только родила и поехать с нами не могла, поэтому торговать он взял меня. Он сказал, что мы не будем сдавать продукты, сами продадим, а откуп – не большой, разберёмся.
– И что же там продаётся? В этих торговых домиках? – спросила я.
– Красивые украшения, красивые платья! А какая там посуда! Она блестит, как солнышко! – Сонька прижимала руки к груди и закатывала глаза от удовольствия.
Ехать до города пришлось три дня, и ночевали мы прямо на природе. Никита спал отдельно на ряднине сверху охапка травы, а нам стелил на половину телеги сено, которое мы застилали покрывалом – так и спали.
Мы везли продавать не только продукты доля еды, но и курей в корзинах, и гусей. По дороге мы их кормили и собирали яйца. Их ведь тоже можно продать.
Я даже не знала, что яйца – если они не повреждённые – можно хранить вовсе не в холодильнике, а так, в лукошке, и они не портятся...
Перед ночёвкой – если мы останавливались на ночлег на краю леса – все телеги ставили рядом и разводили два больших костра. Варили похлёбку и делили на каждого – на меня, Никиту и Соньку.
Потом мы с Сонькой забирались в телегу, прижимались к друг другу, чтобы под утро не замёрзнуть, накрывались покрывалом и смотрели в звёздное небо.
Сонька мне рассказывала про своё детство, как она маленькая собирала травки лечебные, как ходили по болоту за ягодами.
Я её слушала, и меня клонило в сон под её рассказы, у неё очень красивый голос, певучий, им хорошо колыбельные петь и сказки рассказывать. Я проваливалась в глубокий сон, и мне снился Никита – его глаза, его руки и губы. Я опять утопала в его объятьях, этот мужчина стал моим наваждением даже во сне.
Никита спал у костра, завернувшись в покрывало, и слегка храпел. Коней он распрягал, и они паслись рядом с костром.
Предыдущая глава.
Продолжение.